ут размножаться, не причиняя вреда организму, в котором находятся, и могут быть перенесены в другие бактерии (даже в бактерии другого вида). Одной из своих побед Домарадский считал разработку устойчивого к антибиотикам штамма чумы, который можно было использовать в вакцинах. Он говорил себе, что исследования ведутся ради защиты гражданского населения; ростовский институт никогда непосредственно не занимался разработкой оружия. «У этой работы была оборотная сторона, — признавался позднее Домарадский, — хотя тогда я этого не понимал». Она заключалась в том, что открытие Домарадского столь же легко было применить к бактерии Yersinia pestis и получить новый штамм чумы.
Многие столетия люди пытались использовать токсины и токсичные агенты в военных целях. Сами термины «токсин» и «токсичный» происходят от древнегреческого toxicon phamakon — яда, которым смазывали наконечники стрел. Первым способом ведения биологической войны было простое использование в качестве оружия нечистот, падали, вещей больных людей и т. д. С помощью всего этого с античных времен отравляли колодцы, резервуары и другие источники воды.[206]
Во время Первой мировой войны успехи науки привели к распространению химического оружия. Эпоху ужаса открыло применение немцами хлора под Ипром 22 апреля 1915 года. В следующие три года на поле боя было использовано 113000 тонн химических реагентов; было убито больше 91000 человек, пострадало 1,2 млн.[207] 17 июня 1925 года 128 стран подписали международное соглашение — Женевский протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств. Соединённые Штаты, хотя и поддерживали этот договор, в то время не стали его ратифицировать. А многие страны подписали, но заявили, что оставляют за собой право наносить химическим оружием удар возмездия, то есть использовать его как средство сдерживания.[208]
Женевский протокол, в сущности, был соглашением о неприменении химического оружия первым. Он не запрещал фундаментальные исследования, производство химического и биологического оружия и владение им, и в нём не было положений о проведении инспекций.
Химическое оружие состоит из инертных субстанций, таких как мышьяк, тогда как биологическое — из живых организмов, таких как бактерии и вирусы. Отдельная категория — токсины, которые не относят к живым организмам; в отличие от бактерий и вирусов, они не могут воспроизводиться.
После подписания Женевского протокола гонка изобретений в области биологического оружия не закончилась. Особенно ужасающей была японская программа. Узнав о соглашении, японский учёный, генерал-лейтенант Сиро Исии объехал мир и заключил, что Японии следует обзавестись оружием, от которого отказывались. Японская программа по разработке биологического оружия включала четыре подразделения, работавших в Китае с 1936 по 1945 год. Самое крупное из них («Отряд 731») находилось в Пинфане, предместье Харбина, в оккупированной Маньчжурии. Япония выращивала смертоносные бактерии и проводила масштабные испытания живых патогенов — в том числе сибирской язвы, — ставшими начинкой для бомб, — на открытом воздухе. Япония испытывала патогенные микроорганизмы и на военнопленных. Точное число жертв этих испытаний неизвестно, но измерялось оно тысячами. В 1940 году в ходе других испытаний японские самолёты сбросили керамические бомбы с инфицированными чумой блохами и зерном (чтобы привлечь крыс) на одиннадцать китайских городов. Действенность японского оружия точно определить нельзя, но число пострадавших было велико.[209]
В войнах начала XX века — Русско-японской, Первой мировой, Гражданской войне 1918-21 годов — гораздо больше русских солдат погибло от инфекционных заболеваний, передававшихся естественным путём, чем от ран, полученных на поле боя. Самой страшной из этих болезней был тиф. Эпидемии времён Гражданской войны произвели глубокое впечатление на командующих — болезнь оказалась опаснее пуль. Красная Армия искала способы уберечься от болезней, а также экспериментировала с биологическим оружием.[210] Британский шпион в своём донесении, отправленном в Лондон, описывал испытания примитивной авиационной бомбы на открытом воздухе, проведённые в октябре 1926 года на острове Кулалы в Каспийском море. Ампулы с бациллами столбняка были помещены в стальной цилиндр с лопатками, обеспечивающими вращение во время падения. В нужный момент бомба взрывалась, разбрасывая микроорганизмы; испытания показали, что они могли разлетаться на пятьсот метров.[211]
В 1928 году Совет народных комиссаров РСФСР распорядился о создании полномасштабной программы подготовки к биологической войне. Декрет предписывал учёным превратить тиф в оружие. Главная лаборатория биологического оружия находилась в Ленинграде. В 600 км к северу, в лагере на одном из Соловецких островов в Белом море, в 1930-е годы были проведены дополнительные испытания возбудителя тифа, лихорадки Ку, сапа и ложного сапа.
В начале Второй мировой войны, после нападения Германии, все советские учреждения, разрабатывавшие бактериологическое оружие, были эвакуированы в Киров. Там программу воссоздали на базе местной больницы.
К концу войны Советский Союз заполучил и превратил в оружие группу возбудителей чумы, сибирской язвы и холеры, которые называли «золотым треугольником». Советские войска в 1945 году захватили в Маньчжурии штаб-квартиру японской программы по разработке биологического оружия. Отступавшие японцы уничтожили здания, но русским достались пленные и документация. В 1949 году советские власти отдали под суд больше десятка японских военнопленных, допрошенных об экспериментах с бактериологическим оружием. Москва получила подробное описание японской программы, в том числе планы «гораздо более крупных и сложных» заводов биологического оружия, чем были в СССР прежде. Сталин приказал построить по японским чертежам военное исследовательское учреждение в Свердловске. Ещё одна военная лаборатория открылась в 1953 году в Загорске, к северу от Москвы; она занималась исследованием вирусов. А удалённая база в Аральском море, где проводились испытания бактериологического оружия в 1937-38 годах, была вновь задействована в начале 1950-х.[212]
В 1950-е и 1960-е годы американские спецслужбы пытались узнать как можно больше о советском биологическом оружии, но безуспешно. В связи с этим разведчиков очень интересовал один остров в Аральском море. Впервые на него указал как на возможную площадку испытаний биологического оружия Вальтер Хирш — пленный немецкий специалист по химическому оружию; он упомянул это место в отчёте, написанном в 1951 году для правительства США.[213] Американская разведка изучила всю информацию об Аральском море, какую могла найти, но ничего не выяснила. В докладе ЦРУ 1954 года говорилось:
«У Советов есть технические знания, кадры и производственные мощности, необходимые для программы исследований и разработки средств биологической войны, и мы уверены, что такая программа почти наверняка находится в работе. Однозначных свидетельств по этому вопросу, впрочем, чрезвычайно мало и вероятно, так и будет, поскольку подобную программу легко скрыть. В наших оценках мы вынуждены исходить главным образом из представления о том, чего Советский Союз может добиться в этой области, а не о том, чего он уже добился».[214]
В 1957 году аэрофотографии острова в Аральском море, полученные с самолёта-разведчика U2, показали, что там находится больше 150 зданий, составляющих два поселения на расстоянии примерно четырёх километров друг от друга. Тем не менее аналитики решили, что по этим фотографиям невозможно делать выводы. Ещё одна фотосъёмка U2 быта произведена в 1959 году. Никаких новых подсказок на фото не было видно, и аналитики сомневались. По их словам, здания казались слишком примитивными для испытаний биологического оружия. В 1965 году существование советской программы всё ещё оставалось загадкой. Анализ ЦРУ, проведённый тогда, содержал вывод: «Несмотря на существенные затраты времени и ресурсов, поиски разведданных о деятельности СССР в области бактериологической войны ни к чему не привели. Однозначного подтверждения существования наступательной советской программы БО нет». Аналитики ЦРУ были озадачены: они ничего не нашли. Они озаглавили свой доклад «Загадка советского БО».[215]
Соединённые Штаты приступили к исследованиям в области биологического оружия в начале Второй мировой войны, вслед за Великобританией, боявшейся, что державы «Оси» используют такое оружие. В октябре 1941 года американский военный министр Генри Стимсон обратился в Национальную академию наук за советом. В феврале 1942 года он получил ответ: биологическая война вполне вероятна.[216] В мае под руководством Джорджа Мерка, главы фармацевтической компании «Merck amp; Company», было организовано небольшое гражданское ведомство — служба военного резерва, которая должна была начать разработку программы биологического оружия. В декабре ведомство перешло под контроль армейской военно-химической службы, где была подготовлена крупномасштабная программа исследований и прикладных разработок. В апреле 1943 года началась работа исследовательского учреждения на базе «Форт-Детрик», штат Мэриленд, в семидесяти километрах от Вашингтона — там располагалась небольшая учебная площадка национальной гвардии.