Ярынич задумался: а что если две сверхдержавы смогут открыться друг другу и поделиться такими математическими моделями? Что если руководители стран увидят то, что выяснили он и его коллеги? Но реакция военного руководства была не слишком обнадёживающей. Военные и представить себе не могли обмен с Соединёнными Штатами сверхсекретными данными о системах управления. «Старое мышление превалировало над новым», — заключил Ярынич.
В то же время он видел, что гласность и «новое мышление» Горбачёва набирали силу. Барьеры рушились. Однажды эксперты, в том числе и Ярынич, получили перевод книги, опубликованной в США в 1985 году: «Кнопка: американская система предупреждения о ядерном нападении — работает ли она?» Книга, написанная Дэниелом Фордом, ставила вопрос: не было ли качество оперативного управления слабым звеном американской системы сдерживания? Ярынич говорил, что советские эксперты были «потрясены уровнем открытости, подробностей и здоровой критики, на которые автор опирался, описывая американскую систему. И это вовсе не причинило никакого вреда Америке!» Ярынич предложил, чтобы его сотрудники провели аналогичный анализ. И снова его идея ни к чему не привела.[564]
К лету 1987 года прошло уже почти два года с тех пор, как конструкторы и производители ракет положили на стол Горбачёву планы масштабного советского варианта Стратегической оборонной инициативы. Чтобы посмотреть на плоды их труда, 11 мая Горбачёв прилетел на космодром Байконур в Казахстане. На следующий день он осматривал стартовую площадку для запуска гигантской (две ступени, четыре двигателя) ракеты-носителя «Энергия». Горбачёв — в костюме и каске — обошёл колоссальную ракету высотой 59 метров и весом 2400 тонн, которая была полностью заправлена. В течение нескольких недель пусковую установку поддерживали в состоянии двухдневной готовности к запуску. «Энергия» ещё не успела побывать в космосе: её построили, чтобы переносить советский космический челнок «Буран», но он ещё не был готов. Поэтому конструкторы решили при первом запуске «Энергии» отправить в космос загадочный чёрный цилиндр. На нём белыми буквами было написано «Полюс», внутри находился «Скиф-ДМ», демонстрационный образец космического лазерного оружия; пока что это был самый ощутимый результат советских «звёздных войн». «Скиф-ДМ» был одним из проектов, за которые конструкторы агитировали в 1985 году. Но как поспешно ни шла работа, лазерной установки внутри «Скифа-ДМ» не было. Это был муляж, а само оружие ещё предстояло создать. Советские производители пока не освоили эту технологию.
Горбачёв потратил два года, убеждая США в недопустимости применения вооружений в космосе — но именно такова была цель «Скифа-ДМ». 12 мая Горбачёв, обходя огромную ракету-носитель и выслушивая доклады (остальные члены Политбюро плелись позади), вдруг произнёс: «Политбюро не позволит запустить эту ракету». Горбачёв много раз говорил, что не хочет гонки вооружений в космосе — и говорил серьёзно.
Главный конструктор Борис Губанов был обескуражен, но всё же продолжил разговор. Он рассказал Горбачёву об особенностях работы тяжёлой пусковой установки: о топливе, о колоссальном давлении и температурах при запуске. Через час или около того Горбачёв смягчился. Он спросил — могут ли они подождать несколько месяцев? Губанов сказал, что это невозможно: ракета готова, заправлена топливом, люди работают круглые сутки — такой режим невозможно поддерживать постоянно. К обеду, вспоминал Губанов, они получили ответ: разрешение на запуск дано. На следующий день Горбачёв расхваливал работников Байконура. Но он напомнил им: «Мы категорически против переноса гонки вооружений в космос».
Четырнадцатого мая Горбачёв покинул космодром. В 21:30 на следующий день «Энергия» и её груз — «Скиф-ДМ» в чёрном цилиндре с надписью «Полюс» — взлетела.
Системы «Энергии» сработали безупречно. Спустя 460 секунд после запуска «Полюс» отделился от ракеты-носителя. Но потом что-то пошло не так. Вместо того чтобы развернуться на 180° и включить двигатели с целью подняться на более высокую орбиту, «Полюс» повернулся на 360° и полетел назад к Земле — прямо в Тихий океан.
Горбачёву приходилось много — и зачастую очень ловко — маневрировать. Проекту «Скиф» Горбачёв просто позволил рухнуть под собственной тяжестью. Чёрный цилиндр упал в воду, и все работы в рамках проекта были остановлены.[565]
Самое сокрушительное поражение в 1987 году советские военные потерпели не от Горбачёва, хотя он этим провалом умело воспользовался. Им нанёс поражение 19-летний мечтатель из Гамбурга. Матиас Руст был глубоко разочарован тем, что Рейган и Горбачёв так и не смогли договориться в Рейкьявике. Он решил выразить личный протест. Руст арендовал спортивный одномоторный самолёт «Цессна-172Б» и рассказал своей семье, что собирается полетать в Скандинавии. Он вылетел на острова Фаро 13 мая, а затем в исландский Кефлавик — на аэродром, с которого Рейган и Горбачёв улетели после саммита.
После ещё двух недель путешествий, 28 мая, он вылетел из Хельсинки, указав в маршрутном листе пункт назначения — Стокгольм. Через двадцать минут после вылета он выключил коммуникационное оборудование и повернул на восток. Финские авиадиспетчеры испугались, что его самолёт упал, и объявили операцию спасения. Руст исчез в облаках.
В Советском Союзе был праздник — День пограничника.[566] В 14:25 «Цессна» с небольшим немецким флагом у хвоста, держась на небольшой высоте, проникла в советское воздушное пространство. 31 минуту спустя Руст пролетел мимо города Кохтла-Ярве на высоте около 900 метров. Он взял курс на Москву. Советская система ПВО засекла самолёт; батареи получили предупреждение, в воздух поднялся реактивный истребитель. Пилот истребителя приблизился к маленькой «Цессне» — он летел в семь раз быстрее — и доложил, что видит лёгкий самолёт, белый в синюю полосу, на высоте 900 метров.
Руст увидел истребитель, красную звезду, разглядел даже кислородную маску пилота. Он испугался, что его собьют. «Сердце упало в штаны», — вспоминал он позднее. Но истребитель исчез, и Руст продолжил путь к Москве.
Система обороны на земле и в воздухе, которую строили десятилетиями, чтобы предупредить о появлении американских бомбардировщиков, несущих ядерное оружие, дала маху. Операторы радара не попытались определить тип самолёта-нарушителя. Они не доложили о происшествии в штаб ПВО. Неустойчивая погода и помехи на радаре заставили их усомниться: а был ли вообще самолёт? Они подумали: может быть, это стая птиц?[567] У истребителя хватало топлива только на сорок минут полёта на низкой высоте, и он не мог оставаться в воздухе дольше. Тогда в воздух подняли ещё одну группу истребителей; один из них обнаружил Руста, но ничего не предпринял. В 15:58, операторы радара потеряли немца. Больше ничего сделано не было. В 18:38 московская система ПВО переключилась на обычный режим дежурства.
В этот момент Руст приближался к Москве, ошеломлённый её размерами. Он заметил похожее на куб здание гостиницы «Россия», а неподалёку — Красную площадь. Он снизился, чтобы приземлиться там, но на площади были люди, и он, опасаясь жертв, поднялся выше и сделал круг, а потом ещё один. С третьего захода он заметил широкий мост и приземлился на нём в 18:45, вырулив между Красной площадью и Собором Василия Блаженного. Руст — в огромных лётных очках и оранжевом жилете — выбрался наружу и объявил, что прибыл с миссией мира. Собралась толпа. Затем Руста увели сотрудники КГБ.
Полёт Руста привлёк внимание страны и всего мира. Следующие несколько дней по Москве ходили анекдоты, например, такой: группа граждан собралась на Красной площади с чемоданами. Когда милиционер спросил, что они тут делают, они ответили: «Ждём рейса на Гамбург». Однако для военных выходка Руста смешной не показалась. Начиналась эпоха крылатых ракет, способных лететь на низкой высоте и избегать радаров. Если самолёт Руста перепутали со стаей птиц, как защитить страну от ракет? Советским военным было стыдно. После катастрофы корейского авиалайнера в 1983 году правила запрещали стрелять в гражданских нарушителей — их нужно было вынудить к посадке. Но они даже не попытались этого сделать.
Горбачёв был в тот момент в Берлине, где встречался с руководителями стран Варшавского договора — он рассказывал им о новой советской военной доктрине. Он заявил союзникам, что выходка Руста «не даёт никаких оснований усомниться в эффективности наших технологий или надёжности нашей обороны», но сам он был растерян. «Я был ужасно потрясён и был в совершенном недоумении, как такое могло случиться», — вспоминал он.[568] На следующий день, когда Горбачёв сходил с трапа самолёта в Москве, глаза у него были, по словам Черняева, «злющие». Черняев написал Горбачёву перед заседанием Политбюро на следующий день: «Великую военную державу на какой-то момент превратили в анекдот, в посмешище. Случившееся вновь заставляет задуматься о состоянии нашей армии. Ведь произошло это не из-за несовершенства техники. Чтобы засечь такой самолётик, достаточно техники образца 1930-х. “Сработало” разгильдяйство, которое стало уже не чем-то эпизодическим, а признаком серьёзной болезни армии». Черняев просил Горбачёва рассмотреть возможность военной реформы и уволить министра обороны Соколова: «Может, я во власти эмоций, под действием этого позорнейшего случая с самолётом, который в одно мгновение обесценил очень многое во всей нашей военной структуре, а не только в наших ПВО и ПРО, но чувствую, что не может быть перестройки и победы нового мышления без принципиальной перестройки армии».[569]
Заседание Политбюро проходило напряжённо. Горбачёв, насмешливый и грозный, заявил, что вторжение Руста продемонстрировало беспомощность Министерства обороны. Первый замминистра Петр Лушев стал докладывать Политбюро о том, что произошло. Он описал, как самолёт подлетел к Москве незамеченным.