Одна из самых изощрённых попыток обмана касалась эпидемии сибирской язвы в Свердловске в 1979 году. Советские власти придумывали новые подробности об этой вспышке болезни, позволяющие объяснить её естественными причинами — вроде заражённого мяса. Советские чиновники распространяли эту ложь по всему миру. Они лгали на международных мероприятиях, лгали учёным и самим себе. Они смогли ввести в заблуждение известного молекулярного биолога из Гарварда Мэттью Мезельсона, которого ЦРУ попросило изучить первые сообщения о свердловском инциденте.
В 1980-х Мезельсон пытался ответить на вопросы, возникшие у него при изучении сообщений разведки. В 1983 году была предпринята попытка организовать экспедицию в Свердловск, но после того, как сбили корейский лайнер, всё сорвалось. В 1986 году Мезельсона пригласили в Москву чиновники Министерства здравоохранения СССР. Тогда он встретился с несколькими высокопоставленными руководителями Минздрава, в том числе с заместителем министра Петром Бургасовым, который во время эпидемии распространял рассказы, что виной всему заражённое мясо. Бургасов, вероятно, знал больше других: он участвовал в советской программе биологического оружия с 1950-х и работал на свердловской фабрике с 1958 по 1963 год. Но на встречах с Мезельсоном 27–30 августа 1986 года Бургасов повторял, что причиной эпидемии было заражённое мясо, добавляя, что скоту скормили заражённую костную муку, что и стало причиной эпидемии. Мезельсон встречался также с Владимиром Никифоровым, начальником отделения инфекционных заболеваний Центрального института усовершенствования врачей при больнице им. Боткина, и специалистом этого же отделения Ольгой Ямпольской; они были в Свердловске во время эпидемии. Никифоров — учёный, приказавший патологоанатомам сохранить результаты вскрытий в 1979 году, — теперь придерживался официальной линии. Никифоров показал Мезельсону четырнадцать фотографий, сделанных во время вскрытий; они, по его утверждению, подкрепляли аргумент, что пострадавшие проглотили бактерии сибирской язвы, съев заражённое мясо. Лёгкие жертв, утверждал он, «не были повреждены и не кровоточили». Перед отъездом из Москвы 29 августа Мезельсон сообщил поверенному в делах в посольстве США о том, что выяснил во время этих обсуждений. Советские чиновники настаивали, что люди умерли от кишечной формы чумы; Мезельсон сказал, что у него нет способа выяснить, правда ли это, но «вроде бы всё сходится».[584]
В сентябре 1986 года советские власти повторили всё то же ложное объяснение в Женеве на Второй конференции по соблюдению конвенции о биологическом оружии. Чиновники проинструктировали Горбачёва: на Западе усугубляются подозрения, что Советскому Союзу есть что скрывать. Тем не менее, легенда о заражённом мясе звучала и на конференции, и после неё.[585] 10–12 октября 1986 года в Москве побывал Джошуа Ледерберг, президент Рокфеллеровского университета, а также председатель комитета по международной безопасности и контролю над вооружениями Национальной академии наук США. Ледерберг был микробиологом и в 1958 году получил Нобелевскую премию за открытие, что у бактерий есть половой процесс и, таким образом, они обладают генетическим механизмом, который присущ высшим формам жизни. Ледербергу рассказали, что бактерии сибирской язвы распространились через заражённое мясо скота, который кормили недостаточно хорошо стерилизованной пищевой добавкой из костной муки; а источником добавки, в свою очередь, были туши животных, заражённых естественным путём. Ледерберга, как и Мезельсона, удалось обмануть. «Моё заключение, — писал Ледерберг позднее, — таково: представленное СССР объяснение эпидемии, на первый взгляд, правдоподобно и внутренне непротиворечиво».[586]
Восемнадцатого ноября 1986 года ЦК партии и Совет Министров одобрили предложенные Минобороны меры: изъять секретные рецептуры биологического оружия с военных объектов и прекратить его производство. Документ предписывал к 1992 году ликвидировать «запасы биологических рецептур и промышленные мощности по производству биологического оружия, размещённые на объектах данного министерства». Вероятно, это означало, что в течение шести лет Министерство обороны должно было передать рецептуры и производственные линии «Биопрепарату», поскольку они были лучше замаскированы. Так уже поступили с фабрикой сибирской язвы в Свердловске — её перебазировали в Степногорск. Причиной перемещения, согласно документам, было «обеспечение гласности работы в условиях международной верификации». Это означало, что советские лидеры хотят сохранить программу и хорошенько её замаскировать к моменту, когда появятся инспекторы и начнут всюду совать свой нос. Весьма вероятно, что Горбачёв был в курсе этих решений ЦК.[587]
В 1987 году у армейской верхушки и руководителей «Биопрепарата» возник новый повод для беспокойства. Несмотря на стремление к секретности, выступление министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе о верификации договора о химическом оружии угрожало впустить в их вотчину чужаков. Следуя горбачёвской политике гласности, советские дипломаты на переговорах выражали готовность к интрузивному контролю над выполнением соглашений, касающихся оружия. Об открытости упомянул и Шеварднадзе в речи, произнесённой на конференции по разоружению в Женеве 6 августа 1987 года. Весной Горбачёв объявил, что Советский Союз прекратит производство химического оружия. Теперь Шеварднадзе пошёл дальше и пообещал поддержать «принцип инспекций по запросу без права отказа». Это было яркое проявление советской приверженности «настоящей и эффективной верификации», заявил он. Многие годы США обвиняли Сотский Союз в нарушении договоров. Это было сутью любимой Рейганом русской поговорки: доверяй, но проверяй. Хотя Шеварднадзе выдвинул эту инициативу только в отношении химических вооружений, советских экспертов по бактериологическому оружию в Москве осенило: это может коснуться и их. Инспекции могут принять неожиданный оборот. Если западные эксперты пожелают приехать на подозрительный объект — скажем, в Оболенск, Кольцово или Степногорск, как СССР сможет отказаться? Помощник Шеварднадзе Никита Смидович, сочинивший женевскую речь, говорил, что руководители программы биологического оружия осознали: инспекции в отношении химического оружия угрожали и их закрытому мирку. Они заключили, говорил он, что если инспекторы «смогут отправиться куда угодно, они, вероятно, доберутся и до нас. Так что нам надо подготовиться».[588]
Второго октября 1987 года, после выступления Шеварднадзе, ЦК и Совет Министров издали указ об ускоренной подготовке к возможным инспекциям. И его целью была не открытость, а продолжение подготовки к бактериологической войне и перемещение военных заводов и лабораторий в защищённые места, причём как можно скорее.[589]
Обман вокруг событий в Свердловске достиг новых высот 10–17 апреля 1988 года, когда Бургасов, Никифоров и ещё один чиновник из системы здравоохранения, Владимир Сергиев, прибыли в Соединённые Штаты с презентацией своей гипотезы по поводу заражённого мяса и костной муки. Мезельсон говорил, что подготовил этот визит в надежде подвергнуть советских чиновников экспертному опросу. Советские власти трижды преподнесли учёной аудитории свою липовую историю: в Национальной академии наук в Вашингтоне, в Школе гигиены и общественного здоровья Университета Джонса Хопкинса в Балтиморе и в Американской академии наук и искусств в Кембридже, штат Массачусетс. «Нам было ясно, что причиной стало инфицированное мясо, — утверждал Бургасов. — Идея о каком-то аэрозоле просто немыслима». Бургасов отверг возможность утечки сибирской язвы из военного городка № 19. «Я и представить себе не могу, что посреди густонаселённой зоны может вестись какая-то работа над крайне опасными патогенами», — говорил он, хотя знал, что именно это, вероятно, и произошло. Никифоров, также знавший правду, рассказал о фотографиях вскрытий, демонстрировавших большие чёрные нарывы в кишечнике: они также указывали на заражение через потребление мяса, а не путём вдыхания бактерий. Советские чиновники выступили со своей ложью перед более чем двумя сотнями медиков и специалистов по контролю над вооружениями. Мезельсон, подытоживая эти выступления, написал, что находит советское объяснение «правдоподобным и соответствующим тому, что известно о предыдущих вспышках сибирской язвы среди людей и животных в СССР и других странах, включая США». Мезельсон всё ещё надеялся отправить группу американских учёных в Свердловск.[590]
Алибеков, создававший конвейер сибирской язвы в Степногорске и теперь работавший в Москве, в штаб-квартире «Биопрепарата», чувствовал, как растёт напряжённость в связи с грядущими международными инспекциями. «Как только сведущие американские учёные ступят на территорию одного из наших учреждений, наш секрет будет раскрыт», — писал он в своих мемуарах. Когда в 1988 году Алибеков стал первым заместителем директора «Биопрепарата», его назначили ответственным за сокрытие доказательств. И эта задача скоро затмила все остальные его обязанности. В Москве, в Институте прикладной биохимии и машиностроения была создана специальная рабочая группа по дезинформации. Ложь присутствовала даже в названии этой организации. «Институт не имел никакого отношения к биохимии: в нём разрабатывали и производили оборудование для наших лабораторий», — отмечал Алибеков. Рабочей группе выделили сумму, эквивалентную 400000 долларов, чтобы разработать «легенду» для «Биопрепарата» и продемонстрировать якобы мирный характер его работы. «Тем не менее некоторые из нас беспокоились, что иностранные инспекторы увидят наши схемы