Карпов прочёл бумаги и посмотрел на Алибекова:
— Вы знаете, молодой человек, я предвижу, что вас ждут неприятности.
«Он застал меня врасплох», — вспоминал Алибеков в мемуарах. Он запротестовал — документы подписывали другие.
— Я просто доставил бумаги.
Карпов устало покачал головой.
— Я знаю, кто вы, и знаю, чем вы занимаетесь, — сказал Карпов. — И я знаю, что здесь нет ни слова правды.
Он подписал документ.
Алибеков убедил своего шефа Калинина, что им стоит законсервировать некоторые производства, выпускающие микробов, но сохранить лаборатории. Он вспоминал, что подготовил проект указа на подпись Горбачёву. Он состоял всего из четырёх абзацев. В документе говорилось, что «Биопрепарат» прекращает существование как ведомство, занимающееся наступательным биологическим оружием, и становится самостоятельной организацией. Через несколько недель, 5 мая, указ, по словам Алибекова, вернулся из Кремля. «Он у нас», — сказал ему Калинин. Но когда Алибеков увидел документ, который вернул им Горбачёв, он «онемел»: «Там были все абзацы, что я подготовил, но в конце был приписан ещё один, где “Биопрепарату” предписывалось “организовать необходимую работу по сохранению всех учреждений в состоянии готовности к дальнейшему производству и разработкам”».
Первая часть указа, писал Алибеков, прекращала функционирование «Биопрепарата» как организации, отвечающей за наступательное биологическое оружие, вторая — возрождала его.
Алибеков протестовал, но Калинин отмахнулся от его слов. «Этот документ, — сказал Калинин, — позволяет каждому делать то, что захочется».
Алибеков рассказывал, что, ссылаясь на горбачёвский указ, он приказал руководству фабрики сибирской язвы в Степногорске уничтожить испытательную камеру, на которую сам потратил столько времени и усилий. Он также поговорил с Сандахчиевым из «Вектора» о конверсии некоторых производств. По его словам, он несколько раз ездил в Сибирь, чтобы понаблюдать за конверсией; она была завершена к концу 1990 года. Но в то же самое время Сандахчиев, по словам Алибекова, строил новое предприятие для выращивания вирусов в качестве оружия. «В похожую двойную игру играли по всей системе», — писал он. Пока Алибеков, по его словам, закрывал производственные линии, другой чиновник «Биопрепарата» «выделял средства на покупку новых вагонов — чтобы разместить там мобильные фабрики».[662]
Соединённые Штаты и Великобритания, теперь располагавшие подробной информацией, полученной от Пасечника пытались тихо противодействовать СССР. 14 мая 1990 года британский и американский послы в Москве, сэр Родрик Брейтвейт и Джек Мэтлок-младший, организовали совместный демарш — направили формальную ноту протеста. В тот же день они довели свои протесты до верхушки советского руководства, встретившись по отдельности с помощником Горбачёва Черняевым и с заместителем Шеварднадзе Александром Бессмертных.
Мэтлок говорил, что когда послы направили протест, Черняев «вовсе не стремился полемизировать». «Он тут же сказал, что есть три возможности», — вспоминал Мэтлок. Одна — что информация неверная. «Мы, конечно же, возразили, что убеждены в её достоверности», — говорил Мэтлок. Второй вариант, по словам Черняева, состоял в том, что такая программа существовала и Горбачёв знал о ней, но не говорил самому Черняеву. Третий вариант — что программа существовала, но о ней не знал и Горбачёв. «Ответ Черняева, допускающий возможность существования программы, знал о ней Горбачёв или нет, был первым комментарием такого рода» от советского чиновника, который Мэтлок когда-либо слышал.[663]
Министр иностранных дел Александр Бессмертных сделал подробные заметки. Он записал слова Мэтлока и Брейтвейта о том, что у Запада есть «новая информация» о советских предприятиях по выпуску биологического оружия, их сотрудниках и программах. Согласно его записям, они также сказали: «У нас есть основания предполагать, что в СССР существует крупномасштабная секретная программа в области разработки биологического оружия и значительные запасы такого оружия, заметно превосходящие разумную потребность в нём для исседовательских целей».
Послы настаивали, что не намерены провоцировать «общественное возмущение» по этому вопросу. Брейтвейт призвал Бессмертных разрешить его «без дополнительного шума». Мэтлок сказал, что тема обсуждается только по совершенно секретным каналам и что Соединённые Штаты «абсолютно не заинтересованы в осложнении отношений накануне важнейших переговоров на высшем уровне». До саммита Буша н Горбачёва оставались считанные недели. Бессмертных пообещал проинформировать Шеварднадзе.[664]
Демарш привлёк внимание Кремля. На следующий день, 15 мая 1990 года, Зайков отправил Горбачёву отпечатанное на машинке письмо. Это письмо, обнаруженное в архиве Катаева, — важная веха в истории обмана вокруг «Биопрепарата». Оно показывает: Горбачёв лично потребовал от члена Политбюро доложить ему о работе над биологическим оружием.
Ответ Зайкова был отправлен и Шеварднадзе. «Строго конфиденциально», — предупреждала короткая записка за подписью Зайкова.[665]
«В соответствии с вашим поручением, — писал Зайков Горбачёву, — докладываю по вопросу о биологическом оружии». Слово «биологическое» было аккуратно вписано от руки в оставленные для этого пробелы: вопрос был очень деликатным, и Зайков не хотел, чтобы машинистка что-либо узнала.
Зайков нарисовал избирательную картину прошлого и настоящего программы биологического оружия. Из письма следует, что советские чиновники лгали не только миру, но и друг другу, в том числе и главе СССР. «В нашей стране, — сообщал Зайков Горбачёву, — работы по созданию биологического оружия были начаты в 1950-х в трёх организациях Министерства обороны, дислоцированных в гг. Кирове, Загорске и Свердловске». В действительности работа началась в конце 1920-х.
Зайков обозначил три главных военных предприятия в послевоенный период.
«С 1971 года, — продолжал Зайков, — к этим работам были подключены ещё 12 организаций Министерства медицинской промышленности СССР и бывшего Государственного агропромышленного комитета СССР. До 1985 года отработано 12 рецептур и средства их применения, которые нарабатывались в соответствующих количествах, хранились и уничтожались по истечении срока пригодности (в среднем 6 месяцев)».[666]
Эта характеристика Зайкова едва ли отдавала должное масштабным изысканиям, направленным на создание генетически модифицированных микробов, их производство и превращение в оружие, равно как и сети лабораторий и фабрик, созданных «Биопрепаратом» и военными. Затем Зайков описал историю конвенции, отмечая в ней отсутствие «чёткого механизма контроля над её соблюдением и невозможность разграничения работ в области создания биологического оружия и средств защиты от него».
Зайков был прав в том, что граница между работой над наступательным биологическим оружием и средствами защиты порой была нечёткой. Но советские власти не просто переступили черту, они намеренно пошли на прямое нарушение международного договора. Зайков не информировал Горбачёва об этих нарушениях. Напротив, он заявил, что западные страны также могли нарушать соглашение.
Зайков описал, как на высшем уровне принимались решения в отношении биологического оружия в предыдущие несколько лет. Он сообщил Горбачёву, что советские чиновники заключили: после грядущего глобального запрета химического оружия есть вероятность инспекций, в том числе, возможно, инспекций по проверке соблюдения конвенции 1972 года о биологическом оружии. Он напомнил Горбачёву о постановлении ЦК от 6 октября 1989 года, принятом за несколько недель до бегства Пасечника. Оно, писал Зайков, состояло в том, чтобы «переориентировать весь научно-технический потенциал по разработке биологического оружия и использовать для усиления работ по созданию средств защиты от него, что не противоречит нашим международным обязательствам». Но Зайков почему-то забыл упомянуть: именно в постановлении от 6 октября говорилось, что СССР должен попытаться «сохранить паритет» в области военной биологии.
Зайков писал: «В 1988 году ликвидирован хранившийся запас специальных рецептур, прекращена наработка активных материалов на промышленных объектах, демонтировано специальное снаряжательно-сборочное и технологическое оборудование».[667] Зайков также напомнил Горбачёву о решениях, принятых ранее на высоком уровне: планировалось ускорить очистку отдельных объектов перед возможной инспекцией.[668] «В настоящее время завершаются работы к предъявлению для международного контроля» три лаборатории: Оболенск, где Попов и Домарадский занимались генной инженерией бактерий и где Попов наблюдал за гибелью морских свинок; Кольцово, где Попов впервые экспериментировал с генетически модифицированными вирусами; и институт Пасечника в Ленинграде, где, среди прочего, изучали, как эффективнее производить вещества и сделать их более сильнодействующими. Эти три лаборатории были ключевыми для программы «Биопрепарата».
«Нельзя исключить, что повышенный интерес определённых кругов Запада к соблюдению нашей страной положений Конвенции 1972 года проявляется после невозвращения из командировки во Францию в октябре 1989 года генерального Директора НПО “Фармприбор” Пасечника В.А.», — писал Зайков. Пасечник, по его словам, «был осведомлён о содержании специальных биологических исследований, а также дислокации привлечённых организаций».
«Вместе с тем, — заверял он Горбачёва, — возможная утечка информации через Пасечника, являющегося узким специалистом, не приведёт к значительному ущербу в части раскрытия наших научно-технических достижений в этой области, но может явиться основанием для постановки западными странами перед СССР вопросов о соблюдении Конвенции о биологическом оружии 1972 года». Зайков сообщал, что Советские Союз передал ООН «полный перечень объектов (всего 17 объектов) и их дислокацию, работающих с опасными инфекционными материалами, в том числе в целях выработки средс