— Уверена, люди б-были бы счастливы, слчись с ними такое, — выговорила дева заплетающимся языком. — А мне… мне нисколько н-не радостно. Я д-должна узнать, что происходит. И я дкопаюсь до правды!
Кружка опустела, и Сайтеми пришлось долить вина из бутылки. Рука её заметно подрагивала, и часть напитка пролилась на стол, намочив краешек бумаги. Не обращая внимания, крылатая воительница жадно приложилась к очередной порции алкоголя.
Алмейтор молчал, неподвижно сидя у ног проводника в собачьем теле. Голема условились не раскрывать. Не то чтобы возможность переноса души в другого механоида была большим секретом, но если люди прознают о смене каркаса, то начнутся вопросы. Как доспех потерял? Где взяли механоида? Ни к чему это.
Дева грохнула полупустой кружкой, чуть не промахнувшись мимо стола, и откинулась на спинку стула.
— Вот я всё руг-гала вас, л-людей, что вы такие трусливые, кор-рыстные, жалкие. А чем мы лучше, Линсон? Летаем по своему Кеварину, рад-дуемся жизни, и плевать хотели, что прсходит вокруг. Почитаем свщенное древо, а между тем, погляди-ка — кто-то уж-же научился испзовать его, как орудие убийства. И украл наш-ши семена, между прочим!
— Да уж. Узнает кто, что ангелы причастны к гибели Турты — тот ещё будет скандал.
— Ангелы. Да как-кие м-мы ангелы? Не н-называй так больше, н-никогда! К-куры общпные, вот мы кто! Так и с-скажу совету, когда вернусь. Вот пр-рямо в лиц-цо!
В свете отсутствия в кабаке упомянутого совета палец девы указывал на сидящего напротив проводника.
— Так… Понесло тебя, дорогая. — Линсон поднялся из-за стола. — Ты комнату уже заказала?
— Д-да. Ещё к-как только пршли.
— Пойдём провожу, пока ты себя в революционеры не записала. Тебе с утра мир спасать, не забыла? Так что отоспись как следует.
Проследив, чтобы пьяная в стельку дева благополучно добралась до кровати, Линсон с Алмейтором вышли на улицу. Стояла глубокая ночь — в такую никто не отличит механоида от живого пса, и голем мог беспрепятственно покинуть город, а кто поставил на пропажу собаки до восхода солнца, тот наградит себя за догадливость лишней кружкой пойла.
Голем вообще не планировал возвращаться в город, если бы не новое тело, уже не способное нести на плече мешок с душами. Пришлось заглянуть к портному и подыскать Алмейтору подходящую вьючную сумку.
Долго прощаться не стали. Как уверял голем (и как боялся проводник), виделись они далеко не в последний раз.
Линсон ещё раз напомнил, где себя искать, а Алмейтор пообещал больше не попадать в неприятности, на чём и разошлись.
Линсон остался один. Тихо. Только из окон таверны доносятся еле слышные обрывки разговоров. Одинокий фонарь у входа освещает входную дверь и небольшой клочок дороги. Сам проводник стоит поодаль, неслышный и невидимый.
Пора домой.
Ноги неслышно ступали по булыжнику. Гид — не вор, прятаться нему незачем и не от кого, но от старых привычек не так-то легко избавиться. Неприметная фигура скользила в тенях, не преследуя никаких коварных планов.
Он не верил в амбиции ангелов и големов. В эти минуты, шагая по спящим улицам родного города, Линсон сам дивился тому, с какой серьёзностью ещё утром рассуждал о международных соглашениях и грядущей победой над загадочным проклятием, что нависло над миром.
Теперь весь трёхдневный поход казался одним затянувшимся сном. Крылатая воительница, душа учёного в механическом теле — неужто всё было взаправду? Ведь его клиенты — это богатеи, охочие до новых ощущений, да обманутые судьбой приключенцы, готовые отдать последнее ради сказок о несметных сокровищах мёртвого города. Откуда бы здесь взяться посланникам волшебных народов с миссиями государственной важности?
Как всегда по возвращении из Турты, находиться здесь было непривычно. Эркон спит, но даже в темноте ясно чувствуется, что он живой. Свет из окна, собачий лай с соседней улицы, дым из трубы, вечерняя беседа супругов на втором этаже.
Город уснул, но не умер. Кому, как не ему, Линсону Марею, знать, сколь велика разница между этими двумя состояниями? Знать, как изменится Эркон, когда и ему придётся узреть эту разницу.
Захотелось напомнить себе. Прямо сейчас.
Молниеносное движение, и два окуляра поменялись местами. Бояться было нечего. Мало ли, кто караулит запоздалого путника в тёмных подворотнях — Линсон Марей сам к кому хочешь подкрадётся. Похлопает по плечу и исчезнет раньше, чем доходяга успеет испуганно обернуться.
Лёгкий треск шестерёнок, линза на глаз — и истина предстала перед глазами. Погас огонь в окнах, но темнее не стало. На той стороне ночь не опускалась на землю непроглядной тьмой, а дневное солнце не слепило глаза. Опустевшие дома нависали над тусклым сумраком тесного переулка. Не было дыма над головой, и ничто не застилало чистого звёздного неба. Казалось, даже звуки притупились, погрузив улицу в мертвенную тишину.
Тихо и пустынно. Теперь он один во всём городе, больше никого. В городе, в стране, в целом мире. Эта реальность казалась куда правдоподобнее той, что осталась в правом глазу. Имитация жизни, которой рано или поздно суждено прерваться.
Лишь одна вещь казалась лишней в этом царстве праха и тишины. Одна деталь выбивалась из общей картины, ломала собой идиллию покоя. Это деталью был он — проводник Линсон Марей. Жизнь среди смерти, человек среди призраков.
Останется ли он здесь, когда придёт конец? Будет ли так же бродить среди развалин, продолжая бесконечный поиск своего места в этом мире?
Нет, конечно же нет. Бывший воришка из пристоличного городка встретит свою смерть уже через десяток-другой лет, и в тот день, когда наступит Конец, его прах будет мирно покоиться под мраморной плитой с позолоченной оградкой. Хочется верить, что так, а не в безымянной могиле в глухом лесу.
Всё рождается и умирает, будь то мелкий человечек или целый мир. Можно подружиться со смертью, но нельзя её обмануть.
Как у всего есть начало, так всему придёт и конец.
В такое будущее верил проводник из Эркона.
Линсон Марей устало брёл домой, и его удаляющийся силуэт провожала взглядом тёмная фигура, ещё более незаметная в тенях, чем он сам.
За окном властвовала ночь; чёрное полотно домов вонзалось в горизонт острыми шпилями и треугольниками крыш. В комнате было тихо, если не считать далёкого гула голосов, долетавшего с первого этажа таверны.
На тумбе догорала свеча. Огонёк тускнел, с трудом выхватывая из темноты напряжённое лицо спящей девушки. Лежала она, как пришла, в запылённом кожаном одеянии; разве что сапоги и пояс с ножнами валялись возле кровати — кто-то заботливо потрудился их снять.
Несмотря на изрядное количество выпитого алкоголя, сон посланницы был неспокоен: девушка ворочалась, морщила лицо и обрывисто дышала, даже в царстве грёз преследуемая страшной правдой.
Огонёк свечи доживал свои последние секунды, света у него осталось лишь на блюдце с натёкшим воском да лежащий рядом клочок бумаги. Косые буквы на мятом пергаменте складывались в четыре неровных строки. Они гласили:
«ВСЁ — ЛОЖЬ.
ЛЮДИ НИ ПРИ ЧЁМ.
ПОРЧУ НЕСЁТ НАР'СИЛЕН.
МА'ААРИ ВИНОВНЫ».
Свеча погасла, в комнату ворвалась темнота.
Часть вторая. Небесный край
Глава 12
Утро не встретило ничем. Хотя… так ли уместно это определение? Новый знакомый Линсона, чьё собачье тело, должно быть, уже добралось до Сат-Харима, весьма красочно расписал истинное значение слова «ничто».
Здесь же не было ни тьмы, ни пустоты. Обшарпанные стены, развалившаяся мебель, упавшая на пол люстра, вездесущая пыль — какой-никакой, но антураж. Разве что ничей скелет не согрел этой ночью ложе проводника. Да и длилось это наваждение не семьдесят лет, а всего лишь несколько минут.
С окончания последней вылазки прошла неделя. Ангел и голем убрались восвояси, избавив Линсона от своей компании, а заодно и от безумных амбиций по спасению мира. Больше никаких обещаний победить Порчу, никаких планов по воссозданию Окуляра. Жизнь вернулась на круги своя, оставив бывшего вора наедине с весьма приличным денежным состоянием, которое надлежало рационально потратить. Дождаться весточки от злополучных союзников, продать им артефакт, забрать деньги и оказаться как можно дальше от всей этой истории с ангельскими деревьями, уничтожающими мир.
Спина болела, словно матрас под ней и впрямь сгнил, обнажив голые деревянные доски. Рука сжимала тёплый металл Окуляра. После договорённости о продаже артефакта Линсон чувствовал на себе ответственность за магическое устройство. Глупо выйдет, если грандиозные планы сразу двух народов сорвутся из-за пролезшего в окно ночного воришки.
Попытавшись сесть, проводник закашлялся от пыли, словно от настоящей. Осмотрел комнату. Приступы в последнюю неделю наваливались ежедневно и уже не проходили за пару минут, как раньше. Если не бить себя по щекам, не мотать головой и не слышать озабоченного голоса подружки, то можно просидеть вот так добрых четверть часа, тупо пялясь на картины мрачного будущего, уготованного его скромному жилищу.
Если так пойдёт и дальше, то недолго и с катушек слететь, и свои дни ты, Линсон Марей, окончишь не в поместье на берегу моря, а в мрачных стенах богадельни для умалишённых. Нужно поскорее собирать манатки и катить прочь, как можно дальше от мёртвой столицы. И больше никогда — никогда! — не надевать на лицо проклятый артефакт. Спасибо, конечно, за те деньги, что ты мне принёс, но не собираюсь я расплачиваться за это собственным рассудком.
Проводник осмотрел комнату. Что-то было не так. Нет, не пыль, не затвердевшая кровать и не затянувшаяся иллюзия. Что-то ещё.
Вот тумба. Линсон видел её участь достаточно раз, чтобы выучить каждую деталь. Правые ножки подломятся, тумба осядет. Стакан с бутылкой рассыплются грудой осколков возле двери. Так было всегда.
Но не сегодня.