Толик застыл, не в силах отвести взгляд. Эту дьявольскую подготовку к колдовству надо было как-то остановить. Хватит рубахи рвать.
Остролицый прервал свою сумасшедшую работу, глянул Толику в глаза и вдруг блеющим голосом произнёс:
– А ты плесни и плыви.
Толик не заметил, откуда взялся стакан. Соткался из воздуха и тут же стал падать, освобождаясь от содержимого. Вода выплеснулась на порванные рубахи. Если сейчас поднимется волна, все эти половинки уплывут в Онегу. «Вода мощный проводник» – так, кажется, сказала Сонька. Надо не дать им оказаться в воде.
Толик сначала нырнул навстречу падающему стакану и только потом сообразил, что делает. Стакан ребром вошёл ему в лоб, плеснувшая в глаза вода ослепила. Через мгновение он лежал на полу, отбив себе при падении бок. Над головой мерзко захихикали.
– А лодочку-то забыл, – с противным хрипом сообщил узколицый. – Куда же без лодочки?
Толик вздёрнулся, чтобы врезать узколицему, но он исчез. И только на кровати кто-то опять захрипел.
– Нет, это не то, – сообщила Сонька. – Не их дом. Вы куда залезли-то?
Она стояла на пороге комнаты и недовольно оглядывалась.
– Не было у бабы Светы столько кроватей, – перечисляла она. – И зеркала не было. Тут была люстра и большой круглый стол. И горка. И ковёр. А это вообще непонятно где…
Сонька говорила, показывая в разные углы. Толик следил за её рукой и сам начинал видеть, что они ошиблись. Баба Света не тут живёт. Зачем ей столько кроватей? Откуда фотографии, если она всё время одна? Что за высокие перины, на которые и забраться невозможно?
– Пошли отсюда, – позвала его Сонька.
Комната вдруг дёрнулась. Пол накренился. Толик еле удержался, чтобы не упасть. Кровать с высокими перинами сползала со своего места. Стены повело, свернуло. Комод вытянулся, превращаясь в шкаф, длинные ножки подломились.
«Бежать! – билось в голове. – Мать говорила, дом не пустит».
Толика задержало зеркало. Он видел там своё отражение. Что-то было не так. Словно отражаться не должен – а вот он. На него смотрит. Но это же не он. У Толика не такие узкие плечи и не тёмные прямые волосы.
Он рванул за Сонькой, испугавшись, что, если ещё немного промедлит, узколицый утащит за зеркало, оставив навсегда в этой страшной комнате. Сделает её экспонатом. Как бабу Свету.
Сонька уходила, Толик бежал. Они уже давно должны были пройти и комнату, и кухню, и даже сени, но Сонина спина всё маячила на фоне дверных занавесок. Она отодвигала их, переступала порог, проходила немного и снова отодвигала занавески.
Толик хотел крикнуть, но Сонька как раз в этот момент скрылась в очередной комнате. Кровать, комод, зеркало. Отражение. Как будто приклеенное к стеклу, чтобы навсегда тут остаться. Во рту скопилась слюна. Толик плюнул через левое плечо, прошептал материнское: «Нога за ногою, пусть проклятье пройдёт стороною!»
Морок заволокся дымкой.
«Ага! Работает!» – Толик сам от себя не ожидал, что так обрадуется. Никогда не верил в материнские шепоты. Главное, все их теперь вспомнить.
Справа хлопнула дверь.
– Ну, где ты? – крикнула Сонька.
Толик побежал на голос. Проскочил и кухню, и сени, выпал на крыльцо. Тут он сразу увидел Ритку. Она с яростью ударяла по ручке коляски, так что та подпрыгивала. В такт ударам из-под розового козырька слышалось кряканье.
– Я сейчас, – отдувалась Ритка. – Она уже засыпает.
– Ты не так делаешь, – полезла к ней деловая Сонька. Но стоило её голове загородить свет, мелкая изменила тон нытья, заорав в полный голос. Ритка отпихнула Соньку и начала показывать, как укачивать правильно. Девчонки занялись делом.
Толик бухнулся на крыльцо и расплылся в самой своей идиотской улыбке. Как же он был рад всех видеть. Прям до слёз. Ребят гнали, но они всё равно пришли на помощь. Им всё рассказали родители, запретили приходить, потому что опасно, а они сбежали, чтобы вместе всё исправить. Настоящие друзья.
– Дом-то тот, – пробормотал Колян, задумчиво поправляя кепку. – Чего мы, не знаем, где Кутенковы живут?
– Проклятие на доме, – Игорёк присел на крыльце рядом с Толиком. Тот устало привалился к столбику перил, свесив руки между колен. – Оно нас не пускает.
– Ой, да на это проклятие тьфу и растереть! – бодро начала Сонька. – Водой святой плеснул, и всё. Мне мать говорила, что сразу после свадьбы они весь дом бабы Светы святой водой облили, на неё постоянно воду лили, когда она на улице появлялась, вот и убереглись.
– Работать перестало. На время, – фыркнула Ритка, гоняя коляску туда-сюда. Под колпаком было подозрительно тихо.
– Сейчас придумаем что-нибудь, – бодрился Толик. – Баба Света половину рубахи в фартук переделала и подарила его Ирке. Та надела и заколдовалась. Нам бы этот фартук с неё снять… Только она в нём на улицу, конечно, не выходит.
– Так давайте мы этот дом снова святой водой зальём, – предложил Игорёк.
– Не святой. Онежской, – поднялся Толик. – Проклятие через Онегу прошло. Озеро проклятие и снимет.
Это было мгновение триумфа. Все на него смотрели с удивлением, а Сонька так даже с восторгом. Она бросилась ему на шею.
– Круто! – крикнула она ему в ухо и звонко чмокнула в щёку.
Толик оглох и от первого, и от второго. А потом раздался жуткий рык, Толика чем-то стукнули, и он ослеп и оглох уже от удара.
– Он будет моим! – рявкнули.
Самым приятным во всём этом было упасть. Лежать на мягкой после дождя земле и ни о чём не думать. Жаль, продлилось это недолго. Над головой закричали, мимо него пронеслись ноги.
– Держи!
Иринка в чём-то белом бежала через участок. Спотыкалась. На ней был фартук. Он тёмным пятном выделялся на её белой юбке.
– За ней! – следом неслась Сонька. Колян брал наперерез.
– Стойте, – приподнялся Толик.
– Подождите меня, – кричала Ритка. Мелкая в коляске в тон ей тоже заорала.
– Игорь! – позвали от крыльца.
Игорёк тоже побежал за остальными, но голос его остановил. Маринка смотрела на него нехорошо. По-совиному.
– Где ты был? Я тебя ждала.
Григорьев потерялся, он глянул на Толика, на Маринку и вдруг покорно подошёл к городской.
Толик сел. Болела голова, его ударили чем-то тяжёлым. Передёрнуло. Горизонт качнулся туда-сюда и, наконец, укрепился на своём месте. Толик с трудом встал. Маринка что-то выговаривала Игорьку, стоя на крыльце. Толик похромал за убежавшей старшей. Что стало с ногой, он не понял, может, отдавили, но ставить её ровно не получалось.
Он уже прилично проковылял, когда заметил, что возвращается к дому. И что на крыльце уже нет Маринки с Игорьком, зато там сидит Иринка, изящно сложив ноги и красиво расправив на коленях фартук.
– Что же ты один не пришёл, милый? – прощебетала она. – Я тебя одного ждала.
– Какая же свадьба без гостей? – прошептал Толик, а в голове билось: «Поймала, поймала, она меня поймала!»
– Рано для гостей. Давай сначала договоримся. Что ты хочешь?
Иринка была само совершенство: улыбка, взгляд, на шее переливаются стеклянные бусики.
– Подарок, – отозвался Толик.
Он перевёл взгляд на фартук. Мать и правда сделала красивый фартук. Она дополнила его тесьмой, прострочила узор из петухов, ёлочек и фигурок «матери урожая» Макоши. Но защита не помогла. Фартук остался заколдованным.
– Какой? – Иринка коснулась бусиков на шее, делая вид, что не поняла.
– А фартук, – он показал. – Его мать моя шила.
– Красивый, – Иринка стала разглаживать на коленях ткань. – Я в нём и на свадьбу пойду.
– Так всё уже отменилось.
Толик осмотрелся. Крыльцо. Простое неширокое крыльцо с перильцами, три ступеньки. В углу стоит бочка с водой, по жёлобу с козырька крыши стекает вода.
Иринка томно закатила глаза.
– Что предначертано, отмениться не может.
– Ну да, первое сентября грядёт. А бабка твоя где?
Иринка резко встала.
– Что ты всё вопросы задаёшь?
Она собиралась схватить Толика за руку, но он не дался. Вот ещё, будут его всякие полоумные за руки цапать.
– Нам время на Онегу идти.
Иринка сделала шаг ближе.
– Так были уже, – попытался отступить Толик, но в нём вдруг проснулась вся бывшая боль.
Иринка оказалась совсем близко. Глаза у неё были кошачьи, с красной радужкой.
– Ещё раз сходишь! – прошипела она.
– Мать не велит, – попытался оттолкнуться от неё Толик.
– Маменькин сынок?
Толик обиделся.
– Бабкина внучка! – бросил он.
И тут он его заметил. Слабый образ еле угадывался на стене дома. Узколицый стоял, наклонив голову. Он ждал. Что же он насоветовал Маринке такого бросить в Онегу?
– Бабка мне свой дар передала, дар любви и ненависти. Она нам больше не нужна. А ты…
Она опять попыталась его схватить. Толик помнил железные пальцы, странный морок, из-за которого потом от Иринки отцепиться будет невозможно. Он вскинул руки, отпрыгивая за бочку.
– А иди ты на своё озеро… – начал он и услышал смех. Мерзкий узколицый. Его всё это веселит.
– С тобой! – Иринка подбежала к бочке, схватилась за неё обеими руками, склонилась, опуская волосы в воду.
Толик глянул на воду. Дождевая. Чистая.
«А ты плесни и плыви…» «Дом наш корабль…»
Толик навалился со всей силой на бок бочки, заорал от боли и усилия. Иринка завизжала, наваливаясь на бочку со своей стороны.
Сзади накатил неожиданный крик:
– Толя!
Оборачиваться и прятаться было некогда. Если сейчас кто-то прибежит и начнёт бить, он не справится.
Рядом с его руками появились ещё две. А потом ещё и ещё. Бочка накренилась.
– На стену! – крикнул Толик. Он уже выделил взглядом глубокую трещину в бревне – дно, поднятые борта. Узколицый успел только выставить ладони.
– Проклятие! – проблеял он.
– Плыви отсюда! «Твоя печь, но моя речь, твоя труба, но моя рука», – что там было дальше, Толик не помнил и просто плюнул. – Сам меня этому научил.
Бочка опрокинулась, вода плеснула на стену, подхватила лодку и унесла узколицего прочь.