Грац доковылял до Гертруды, пощупал пульс, приподнял ей веки и, удовлетворенно махнув рукой, сказал:
– Ничего страшного. Простой обморок. Очухается минут через пять-десять. Что там с Фрицем?
Захар пожал плечами. Клюгштайн продолжал таращиться в пустоту и тереть предплечье левой руки. Кожа в том месте сделалась красная.
– Опять абсанс[23]. – Станислав подошел к биологу и, не останавливаясь, наотмашь отвесил ему пощечину.
Захар от неожиданности вздрогнул. Клюгштайн перестал тереть руку, на мгновение замер, вытянувшись в струну – казалось, еще чуть-чуть, и он рухнет, словно взорванная у основания башня, – и его глаза приобрели осмысленное выражение.
– Вы что делаете?! – удивленно проговорил он, потирая щеку.
Потом он рассмотрел оплывшее, с красными слезящимися глазами лицо Граца, его неуверенную позу, распростертую на полу Герти и спросил более мягко:
– Что-то опять случилось?
– Вот именно, что опять, – ответил Грац. И добавил, обращаясь к Захару: – Что там с нашим ремонтником?
Захар встрепенулся – действительно, он совсем забыл о роботе. Что происходит у корабля чужих?
Кибертехник повернулся к голоэкрану. Ну, конечно же, темнота. Так и есть, не зря у Граца ощущение, что его током ударило – видимо, кибера все-таки перемкнуло. Только вот чем? От Хозяина Тьмы не исходило никаких сигналов, Захар на всякий случай проверил показания датчиков «Зодиака».
Он уже хотел рассказать об этом остальным, как его взгляд что-то зацепило. Он никак не мог понять, что не так, пока на глаза не попалась самая нижняя строчка, отображающая время.
– За-глох, – по слогам произнес Захар, медленно осознавая, что же все-таки произошло. – Все, что было с кибером, случилось больше двух часов назад.
– Я что же, два часа без сознания была? – послышался тихий голос Гертруды.
– Не только вы, милочка, – ответил Грац. – Все мы там были.
Захар повернулся к остальным. Немой вопрос застыл в глазах всех четверых: «Куда делись эти два часа?»
– Давайте разыщем Люциана, – предложил Грац.
17. Пришествие
Длинные узкие коридоры, тянувшиеся в хвостовую часть «Зодиака», уходили вдаль, будто два бездонных колодца – один по левому борту, другой по правому. Хотя, может, они уходили не вдаль, а вверх или вниз – в невесомости не было направлений. Тогда они еще больше напоминали колодцы.
Захар представил, что спускается в бездонное жерло, в саму Преисподнюю. Он перебирал руками по скобам, закрепленным на стенах, и плыл вниз, лавируя в невесомости, будто в подводной пещере. Иллюзию мистического колодца нарушали только ярко светящиеся справа и слева лампы, которые напрочь разгоняли таинственный полумрак.
Они искали Лившица. В обитаемой части корабля его не удалось найти. В каюту он, судя по всему, даже не заходил. Не было его ни в кухне, ни в лабораториях, ни в лазарете. Не обнаружился он и в многочисленных запутанных коридорах жилого отсека. Попытки связаться с внеземельцем по вирт-связи оказались тщетными – то ли он не мог ответить, то ли не хотел.
Захар миновал несколько люков, ведущих в технологические коридоры. К реактору, к системе охлаждения, к системе, нагнетающей топливо в ионно-плазменные двигатели. Все они были закрыты. Кибертехник не притормаживал возле них – без специального костюма там делать было нечего: слишком опасно. А все костюмы висят на своих местах.
Колодец, казавшийся из передней части «Зодиака» бездонным, неожиданно закончился, открывшись в просторные стойла, где роботы аккуратными рядами лежали, прижавшись, будто к родной матери, к кормушке. У каждой кормушки пасся только определенный вид киберов – у каждого свое питание и своя ремонтная база.
Дальше располагался инкубатор – автоматизированная система по выращиванию и настройке новых киберов. Все Захарово хозяйство возвышалось горбом над разгонными камерами трех ионно-плазменных двигателей. Оно и было той самой преисподней. За переборкой инкубатора простирался в бесконечность открытый космос – черная пустота. Чем не преисподняя?
Здесь внеземельца тоже не было. Ни в стойлах, ни в инкубаторе. Странно, но «Зодиак» отказывался локализовать одного из членов команды. Такое было возможно, но только в случае, если сам человек запретил мозгу корабля определять сигналы его нейроконтакта. Зачем бы это могло понадобиться Лившицу? Хотя, после того как их головы основательно тряхнуло… тряхнули, похоже, инопланетяне, – Люциан вполне мог повести себя, мягко говоря, не совсем адекватно.
Захар вернулся в стойла. К киберам. Те безмолвно покоились у кормушек. Тушки роботов то и дело подрагивали – система тренировала псевдомышцы и проверяла моторные навыки биомеханизмов. Киберы должны всегда быть готовы к выполнению любого задания.
Кибертехник медленно плыл над ровными рядами роботов. Ремонтники – тут не хватало двоих, – геологи, разведчики, стационарные станции наблюдения, пространственные зонды, три боевых кибера – «горгоны», именно такое название закрепилось за ними в обиходе из-за веера сверхчувствительных щупалец, венцом торчавших вокруг головного отдела. В зоне мелких киберов внутреннего обслуживания корабля было не так спокойно – многочисленная мелочь вроде уборщиков сновала туда-сюда, занятая своими повседневными заботами. Здесь все работало как часы.
На всякий случай Захар открыл окно с отчетом системы о работе кибернетических стойл. Открыл на экране, он не хотел лишний раз пользоваться виртуальностью. Что-то подтолкнуло его сделать это. Какое-то подсознательное чувство шептало, что киберы – самое слабое звено.
Вирт-связь функционировала непрерывно. Все системы корабля, все киберы и члены экипажа в любой момент времени находились одновременно в двух реальностях – настоящей, самой что ни на есть реальной и виртуальной. Системы «Зодиака» работали относительно автономно; нейропроцессор решал самостоятельно, когда запустить маневровый двигатель, чтобы выровнять пространственное расположение корпуса по заданному ему эталону. Он сам поддерживал микроклимат и состав атмосферы, если эти параметры отклонялись от эталонных больше, чем того допускала программа. Но на совершение любого сложного, выходящего за рамки рутинного действия «Зодиаку» требовалось разрешение человека. Он не мог самостоятельно изменить состав атмосферы внутри, заменив азот, скажем, на метан, у него не имелось для того полномочий.
Люди были защищены от внешних вторжений еще лучше: специальная программа-контроллер – искусственный интеллект, сопряженный с сознанием человека, – отключала восприятие виртуальности, если не получала разрешения хозяина. Никто не мог вторгнуться в человеческую голову без согласия ее владельца. Программа-контроллер работала таким образом, что могла выполнять команды, исходящие только изнутри. Внешние распоряжения ей были попросту непонятны.
Но киберы оставались незащищенными. Да, конечно, в их программной среде тоже немало антивирусов, фильтров и прочих виртуальных защитных систем. Но все их можно взломать, разрушить или обойти. Все. Захар знал нескольких опытных специалистов-виртуалов, способных в два счета «вскрыть» мозги любого кибера. Разумеется, все они в былые годы промышляли хакерством.
Захар внимательно просмотрел информацию, прошедшую через мозги киберов за минувшие два часа. За те два часа, что исчезли. Все в порядке – только стандартный обмен данными с системой «Зодиака». Но почему-то спокойней на душе не стало.
И куда подевался Лившиц? Самое странное, что, судя по всему, на внеземельца не подействовало… как бы это назвать? В общем, то, что подействовало на остальных. Ведь Люциан куда-то ушел, когда остальные валялись в беспамятстве.
А что, собственно, он, Захар Орешкин, знает о них? О людях, с которыми ему предстоит встретить последний час. Как бы высокопарно это ни звучало. Кто такой этот Лившиц, что его связывает с Герти, почему на него не подействовало излучение (или черт его знает, что это еще может быть) Хозяина Тьмы – вот вопросы, на которые он не знал ответа. Но нужен ли ему этот ответ? Любопытно? Да нет, не особенно. И почему тогда он об этом думает?
А Герти – она оказалась совсем другая. Из всей команды «Зодиака» только ее Захар знал раньше. Знал, как считал, довольно хорошо. А оказалось, это не так, Гертруда Хартс совсем иная. Но что, если эта Герти – не та Герти, с которой он был знаком раньше? Та была замкнутой, ироничной, полной сарказма. Хотя в рубке она и сейчас такая. Другой она становилась, когда они оставались вдвоем.
Захар улыбнулся одними уголками рта. Он подумал, что его мнение о Герти изменилось в лучшую сторону. Она, женщина-мальчишка, неприступная стерва, плюющаяся ядом, выжигая зону отчуждения вокруг себя, вдруг оказалась нежной, милой и чувственной особой. Наверное, она всегда была такой. Только тщательно это скрывала.
За спиной Захар услышал непонятные звуки. Кто-то пыхтел и, шурша, быстро перемещался в невесомости внутри стойл.
Захар резко развернулся. Он не успел ничего увидеть, только нечто серое и бесплотное, словно призрак, несущееся ему в лицо на большой скорости. Машинально он дернулся вправо, серый призрак просвистел над его левым ухом и с грохотом вдребезги разбил монитор. Острые куски пластика больно полоснули по щеке, оставляя неглубокие, но тут же наполнившиеся кровью царапины. Черт возьми, на него уже кто-то начал охоту!
Захар, не помня себя, барахтался, стараясь вернуть телу устойчивое положение. Удавалось плохо. В конце концов он со всего размаха врезался в отороченный стальной пластиной по периметру иллюминатор, добавив к числу полученных травм шишку на затылке и синяк, медленно расползающийся по ребрам. Хорошо, если обошлось без переломов.
Из-за массивной перемычки, на которой висели остатки раскуроченного монитора, раздавались нечеловеческие вопли и стенания. Что-то смутно знакомое чудилось Захару в этом голосе, но страх и желание укрыться от настигающего агрессора мешали понять – что.