28. Психиатрия
Захар совершенно точно знал, что он делал те семь с небольшим часов, в течение которых люди пребывали в странном, каком-то сказочно-блаженном состоянии. Точно знал, но не мог ничего рассказать. Так же, как и остальные.
Единственное, что для Захара было понятным, это то, что он, наконец, выспался. Да, он спал некоторое время. Просто ему захотелось, и он уснул.
Люди не испытывали никаких бытовых проблем. Они были сыты, неплохо отдохнули и в глубине души ощущали странное, неизвестное доселе блаженство. Все, кроме Люциана.
Лившица нашли в его каюте. Он был еще жив, но его организм агонизировал. Несмотря на все усилия Граца, спасти внеземельца не удалось.
Перед самым концом он ненадолго пришел в себя. Герти рыдала, глядя в его полные боли и душевной муки глаза. Люциан, улыбнувшись уголками губ – на большее у него, наверное, просто не хватило сил, – подмигнул ей и сказал, обращаясь ко всем:
– Сохраните себя. Так трудно…
Глаза его закрылись, но по вирт-связи донеслись слабо различимые, но понятые всеми слова: «…оставаться собой».
В следующее мгновение его не стало. Он умер, но остался собой. Он смог сохранить свое «я» и пройти с ним до самого конца.
Все исследовательское оборудование, отправленное Гертрудой к Хозяину Тьмы, включая киберов, не отвечало на запросы «Зодиака». Каменный исполин, не проявляя оригинальности, в очередной раз уничтожил посланников землян, зачем-то позволив им какое-то время функционировать.
Атмосфера в рубке царила натянутая. Все были мрачны, но имели намерение продолжать бороться. У всех появились свои объяснения происходящего, у каждого были свои теории, ни одна из которых, скорее всего, не соответствовала действительности.
– Что вы с ним сделали? – с отвращением смотря на Граца, прошипела Гертруда. Она окончательно убедила себя, что доктор проводил над всеми членами экипажа бесчеловечные эксперименты, которые и стали причиной всему произошедшему.
– Действительно, Станислав, – более мягко сказал Захар, – по-моему, стоит раскрыть карты. Все-таки мы здесь вроде как на одной стороне.
Грац вздохнул и поиграл желваками. Было слышно, как за плотно сомкнутыми губами скрипнули зубы.
– А с чего вы взяли, что я играю против вас? – наконец заговорил он.
– Потому что… – начала было Гертруда, но осеклась.
Видимо, она, так же как и Захар, не смогла найти конкретной причины, почему так думала. Просто они решили, что Грац что-то задумал, что у него есть какая-то цель, перед которой он не остановится. Но доказательств никаких не было.
– Вот именно – «потому что», – повторил слова Гертруды Грац.
– И все-таки, что вы сделали с Люцианом? – спросил Захар.
– Хорошо. Я вам расскажу. Поймите, Лившиц участвовал в эксперименте сознательно и добровольно. Он полностью отдавал себе отчет в том, что происходит и каким изменениям я его подверг.
– Так, значит, это вы! – выкрикнула Герти.
– Я и не отрицаю. Я же сказал – все воздействия проводились с полного согласия испытуемого. Кто же мог знать, что случится такое? Три дня все шло по плану, и вот…
– Что вы с ним сделали? И зачем? – повторил вопрос Захар. – Не уклоняйтесь от ответа.
– Хорошо, – согласился Грац и опустился в кресло. Похоже, он готовился к долгой беседе. – Давайте начну я, потом вы выкладываете свои данные. Нам нужно его одолеть.
– Согласен, – сказал Захар. И подумал, что не понимает, зачем одолевать Хозяина Тьмы. Но при этом Захар чувствовал, что готов биться с инопланетянами до конца. Не видя конкретной цели, не зная, чего хочет. Только чтобы доказать: он есть, и он ничем не хуже. Это чувство вызывало протест, но отказаться от него было совершенно невозможно.
Герти промолчала, но тоже села. Во вращающееся кресло возле консоли пульта ручного управления. Значит, приготовилась слушать.
– Итак, началось все с того случая, – начал Грац. – Помните, Захар, когда вы пришли ко мне, сославшись на усталость и проблемы с восприятием. Вы утверждали, что вам что-то мерещится.
– Да, конечно. Мне и сейчас бывает… ну, такие…
Захар не мог найти слов. Казалось, с ощущениями все ясно и понятно, но слов, чтобы описать их, чтобы рассказать о них Грацу, не находилось. Он по-прежнему не мог произнести этого вслух. Все знают, как сказала Герти. Только отчего-то все скрывают. Все, включая его самого. Он ничего не собирался скрывать, но никак не мог заставить себя поделиться страхами с другими.
– Не напрягайтесь, – снисходительно сказал Грац. – Все равно не получится. Это стало ясно после того, как я выполнил вам ПЭТ[26] головы. Точнее – мозга. Оказалось, что в моменты наплыва галлюцинаций происходят резкие, скачкообразные изменения в вашем левом полушарии. Внезапное падение утилизации кислорода нервной тканью с уменьшением количества усвоенной глюкозы почти до нуля. То есть практически полное выключение участка из функции. Если бы феномен продолжался дольше, инсульта не миновать. Потом так же быстро и совершенно спонтанно появлялись совершенно бешеные, хаотичные всплески активности. В обычных условиях это привело бы к немедленному эпилептическому припадку, скорее даже – к эпилептическому статусу[27], который вряд ли удалось бы запросто купировать. Но с вами ничего подобного не происходило! Вы бредили, считали, что проваливаетесь в какую-то белизну, срывались на нечленораздельное мычание, но ничего похожего на эпилепсию. Похоже, так происходило из-за того, что активные очаги, были четко отграничены теми, отключенными зонами. И знаете, что еще было необычного? Весь процесс явно управлялся изнутри, самим мозгом. Активность сосудодвигательного центра зашкаливала – бедный продолговатый мозг из кожи вон лез, чтобы столь прицельно спазмировать сосуды. А теперь скажите: вам помогла моя терапия?
– Да, ненадолго.
Грац кивнул.
– Так и должно быть. Я всего лишь произвел импульс ТМС[28], вернув к норме активность сосудодвигательного центра. Реакция была мгновенной – ваша когнитивная функция тут же пришла в норму. Дальше вы просто спали – я ввел снотворное, организму требовался отдых.
На полминуты в рубке воцарилось молчание. Гертруда и Захар переваривали услышанное. Неизвестно, что поняла из объяснений Граца планетолог, но Захару, немного знакомому с особенностями работы нервной ткани, картина в общих чертах стала ясна.
– И что все это значит? – нарушила тишину Герти. – При чем здесь Люциан?
– Дело в том, – начал Грац, – что левое полушарие отвечает за сознательные функции. Оно – родной дом сознания, того, что мы воспринимаем как себя. Левое полушарие постоянно говорит, бормочет, обрабатывая собственные входящие импульсы и все, что присылает ему правая половина мозга. Именно слева формируются мысли в том виде, в каком мы к ним привыкли, – в виде слов. И именно поэтому вы, Захар, не можете описать то, что ощущаете во время приступов – у вас нет слов, потому что приступы случаются в правом полушарии, которое слов не знает. А левое в это время занято тем непонятным процессом, о котором я только что рассказывал. Вы чувствуете, что происходит, но не осознаете происходящее.
– Как же не осознаю? Я вполне понимаю, что со мной происходит. Это очень просто – обычное ощущение…
Ну вот опять. Обычное ощущение, а сказать нечего. Куда делись те эпитеты и метафоры, которыми он украшал этот взгляд внутри себя? А украшал ли?
– Я же сказал вам: не пытайтесь. Все равно не получится. Да, вы чувствуете это. Шестым чувством, нутром. Но не сознанием.
– А Люциан? – напомнила Герти.
– Давайте пойдем по порядку. Очаги у вас в голове замыкались как бы сами на себя. Я не знаю, что там в них происходило, с них невозможно считать информацию в чистом виде – вы, Захар, это знаете лучше меня. Но то, что мозг формировал их для каких-то личных нужд, не подлежит сомнению. Как будто разум внутри разума. Может быть, не столь эффективный, как мозг в целом, но вполне автономный.
– Виртуальная машина, – вставил Захар.
– Возможно, – машинально согласился Грац и продолжил: – Тогда я решил, что это какая-то неизвестная мне особенность вашего организма. Но теперь я знаю, что это не так. В тот день, когда все мы пробыли два часа без сознания, когда мы нашли Лившица, пребывающего в кататонии, я понял, что мое предположение относительно вас было ошибочным. Я обследовал Люциана и обнаружил, что почти все его левое полушарие пребывает в плену подобных вашему очагов. Настолько мощных, что они попросту задавили правое полушарие, вызвав почти бессознательное состояние.
– Я не совсем понимаю причину отключки Люциана, – сказала Гертруда, – если его левое полушарие было активно…
– Но оно было аномально активно. Эта активность к его сознанию не имела никакого отношения. Это был не Лившиц, то было сознание в сознании. Что-то, что работало на базе его мозга. Как если в компьютер… Как вы это назвали, Захар, виртуальная машина? Вот именно. Только в данном случае виртуальная машина стала управлять породившей ее реальной. Внешний оператор не сможет пользоваться заблокированной изначальной системой, но и новая ему будет недоступна в силу отсутствия пароля от нее. Я понятно объясняю?
– Относительно.
– Мне удалось нормализовать работу его мозга примерно таким же образом, как и у Захара. Но именно тогда у меня возникла идея. Я поделился ею с Люцианом, и он согласился участвовать в эксперименте.
– Эксперименты на людях запрещены, – сказала Гертруда.
– А на инопланетянах? Или вы уже забыли ваш импакт-зонд?
Герти промолчала. Станислав прав – им нужна информация, и детские игры в мораль были помехой.
– После случая с Лившицем стало абсолютно ясно, что аномальная активность левого полушария не является какой-то экзотической болезнью Захара, а формируется до сих пор непонятным для меня образом существами с Хозяина Тьмы. Нет необходимости усложнять ситуацию – кроме них, здесь это делать некому. Не знаю, для чего им это нужно. Скорее всего, изучают работу нашего мозга, принцип формирования мыслей. На основе полученных данных вполне можно разработать проект контакта. Если, конечно, в устройстве разума иного существа вообще возможно разобраться.