– Все будет хорошо, – пробормотал Захар, не зная, что сказать.
– Я возвращаюсь, – сообщил Грац и зачем-то добавил: – «Либра» исправна, она найдет дорогу домой.
Захар до прибытия Граца так и оставался в скафандре, надетом наполовину. Пол под ногами вздрогнул, когда «Либра», повинуясь четким командам «Зодиака», примкнула к стыковочному узлу, располагающемуся под ангаром.
– Как вы, Станислав?
Болтающиеся внизу и сзади рукава скафандра норовили за что-нибудь зацепиться и путались под ногами, поэтому кибертехник то и дело хватался за мощную фигуру Граца, чтобы не врезаться во что-нибудь на пути. Каждый раз доктор нервно сбрасывал руки Захара резким движением плеч и, недовольно морщась, двигался дальше.
– Что там было, что вы делали там, Станислав?
Захар повторял свои вопросы снова и снова – с тем же успехом можно разговаривать со стеной. Грац молчал. Он вообще, казалось, не замечал, что к нему обращаются. Лишь один раз, перед тем как исчезнуть за раздвижными дверьми носового отсека, остановился на секунду и пристально посмотрел в глаза кибертехника. Тяжелый, полный безнадежности и ненависти взгляд вынудил Захара оставить доктора в покое.
Неясно, кому была адресована та ненависть, что морозным бризом веяла из потаенных глубин души нового капитана. Захар ничего не понял, но произошедшие с доктором перемены ему не понравились. Сильно не понравились. И взгляд Граца казался смутно знакомым, он вызывал в памяти то гнетущее ощущение, будто тебя пристально изучают, препарируют невидимым микротомом[29], снимают слой за слоем, и будут продолжать, пока не доберутся до самой сути.
– Они… там… – нечленораздельно пробормотал Грац, а потом резко махнул рукой, отчего его перевернуло поперек, и, не меняя положения тела, исчез в темном колодце уходящего косо вверх переходного коридора.
32. В ожидании апокалипсиса
Палец медленно парил в пустоте, цепляя виртуальную надпись то за одну букву, то за другую. На самом деле там ничего не было, но обманутый электрическими импульсами виртуальности разум человека легко принимал вымысел за правду. Виртуальная реальность под чутким руководством искусственного мозга «Зодиака» генерировалась процессором прямо внутри черепа, выверенные электрические и химические сигналы разбегались по биоткани щупалец нейроконтакта ко всем областям мозга, заставляя нейроны делать то, чего не удалось добиться от них органам чувств.
Надпись барахталась, словно кусок пенопласта в волнах, переворачиваясь из стороны в сторону. «Власть проявляется в специфических отношениях между социальными субъектами». Именно эти слова и плясали в полумраке каюты, повинуясь движениям пальца Захара. Зачем он запустил поиск на слово «власть»? Наверное, от нечего делать. Изнутри рвалось какое-то совершенно иррациональное желание куда-то бежать, действовать, перевернуть мир, в конце концов. Да хоть просто в носу поковырять с чувством, сделать хоть что-то, лишь бы не сидеть в ожидании неизвестно чего.
Только дел не придумывалось. Даже в носу ковырять нужды не было – климатический контроль «Зодиака» пока что работал отлично, и в носу ничего не насохло.
Гертруда сказала, что Станислав теперь во власти Хозяина Тьмы. Точнее, не сказала – она тихо, но отчетливо истерически шептала, вытаращив красные от слез глаза и для убедительности дергая себя сжатыми в когтистую лапу пальцами за ворот бесформенной кофты.
Именно после ее слов он и отправил «Зодиаку» запрос о природе власти. Выходило, что Гертруда ошибалась. Власть зиждилась на отношениях. Тут предлагали не только социальные трактовки. Теологи что-то намекали на окружающий мир и высший Абсолют, но и у них тоже фигурировали отношения.
А с Хозяином Тьмы отношений не получалось. Никакой взаимности, только упреки и подозрения. Люди над ним не властны, он над людьми, похоже, тоже. Они не могли решить, чего хотят друг от друга.
А Грац и в самом деле вернулся оттуда сам не свой. Захара пугали его потерянный вид, какая-то неуместная глубокая скорбь, легшая тяжелым отпечатком поперек взгляда темных, глубоко посаженных глаз. Такими были сначала Клюгштайн, потом Лившиц. Их неадекватность проявлялась по-разному, но что-то общее, связывающее их в одну цепочку, прослеживалось именно во взгляде.
Захар еще там, в коридоре между носовым отсеком и лабораторным блоком, путаясь в болтающихся рукавах не надетого до конца скафандра, отдал «Зодиаку» приказ отслеживать поведение капитана и бить тревогу при малейших подозрениях на неадекватное поведение. Собственно, постоянный критический анализ действий капитана и так входил в повседневные обязанности «Зодиака», но здесь был вопрос не о легитимности власти, а о самой жизни капитана.
– Ты не желаешь поверить, – продолжала проникновенно шипеть Герти. Теперь она оставила в покое растянутый воротник и отчаянно трепала торчащие во все стороны волосы. – Мы все в его власти, он нас подмял под себя. Все. Но Грац – он сдался, Грац теперь на его стороне. Этому камню не нужны мы, ему не нужны никакие научные данные. Он хочет забрать наши души. Это же исчадие ада, как ты не понимаешь?!
– Ты никогда не казалась мне религиозной, – заметил Захар.
Гертруда усмехнулась. Зло и надменно.
– Ну давай, отведи меня к Грацу. Поможешь ему обработать мои мозги. Разумеется, он же врач, он знает, что нужно делать. Он уже довольно поэкспериментировал на остальных, так что после меня – когда наш доктор доведет до совершенства методику превращения людей в послушные игрушки космического камня – можешь довериться его рукам и сам. Вдруг тогда до тебя хоть что-нибудь дойдет!
– Перестань, – Захар отвернулся, сжав зубы. Ему надоела бестолковая болтовня Гертруды. Может, и в самом деле отвести ее к Грацу? Хотя на что он теперь способен – доктору и самому не помешала бы помощь. Вот только врач на корабле один. Есть еще «Зодиак», который…
– Мы можем свергнуть его! – замогильным шепотом прошипела женщина, ее глаза вдруг загорелись, в них, казалось, засветился огонек жизни. Одна беда, от этого огонька отчетливо веяло безумием.
Захар нахмурил лоб, пытаясь понять, о чем говорит Гертруда. Она перебила мысль, решение было совсем рядом, оно почти сформировалось, а теперь никак не получается вспомнить, о чем же он только что думал. Что-то о возможностях «Зодиака». Но чего он хотел добиться от псевдоразума? Нет, теперь не вспомнить.
Кибертехник тряхнул головой, пытаясь избавиться от бесплодных навязчивых мыслей, и повернулся к Герти.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы можем свергнуть его! – повторила женщина. Она улыбалась, в ее состоянии хватило бы маленького толчка, чтобы начать хохотать до тех пор, пока не закончится дыхание, без всякого смысла и повода. Герти пребывала на волосок от истерики. – Мы имеем право переизбрать капитана. Я и ты. Мы большинство, «Зодиак» обязан нас послушать.
Ах вот о чем она! Да, переизбрать капитана команда всегда имеет право. Но нужен повод для переизбрания, иначе любой конфликт на корабле будет заканчиваться анархией, рано или поздно ведущей к хаосу. А хаос в открытом космосе – стопроцентная смерть. Власть должна быть сильной, а сильной власти частенько приходится принимать не самые популярные решения. Конфликты неизбежны, и мозг корабля – в любом случае подчиняющийся человеку – не должен стать причиной раздора. Наоборот – правильно обученный нейрокибернетиками псевдоразум будет изо всех сил стараться удержать стабильность на борту.
– «Зодиаку» нужна причина, – напомнил Гертруде Захар.
– Команда не доверяет капитану!
– Этого мало. Если Зодиак оценит действия капитана как рациональные, субъективные мнения он учитывать не станет.
– Это Грац-то рационален? Его вояж к Хозяину Тьмы, разумеется, был верхом рациональности, тут уж ничего не скажешь!
В этом она права. Захар уже несколько раз смотрел выкладки «Зодиака» по психологическим данным Граца, но до конца в них не разобрался. В психологии не могло быть ничего однозначного, многие действия можно трактовать с разных позиций, и мозг корабля сомневался. Не исключено, что сомнений окажется вполне достаточно для низложения капитана.
Но нужно ли что-то менять, есть ли в этом смысл? Да и получится ли – ведь «Зодиак» будет оценивать рациональность действия не только капитана, психологические портреты тех, кто собирается голосовать, мозг корабля тоже изучит вдоль и поперек. И никакой уверенности, что Герти пройдет проверку.
Что уж греха таить, в собственной надежности он тоже не особенно убежден.
– Не нужно, Герти, – Захар попытался обнять ее, но женщина резко сбросила его руки с плеч и, вскочив на ноги, отошла в противоположный угол каюты.
– У меня впечатление, что ты живешь в каком-то ином мире, Орешкин. Ты всегда таким был. Ты и раньше плыл по течению, не пытаясь что-то изменить.
– Откуда тебе…
– Ты прав. Мне нет дела до твоих закидонов.
Последняя фраза покоробила Захара. Он считал, что они с Герти теперь… А что они теперь? Даже смешно, их и любовниками-то сложно назвать, так – переспали по случаю, от безысходности и безделья.
– Сейчас не время что-то менять, – сменив тон на официальный, сказал Захар. – Нам необходимо узнать…
– И ты тоже?! – в глазах Гертруды читался откровенный, ничем не прикрытый страх. – Тебе тоже нужно что-то узнавать? Вы еще не достаточно наузнавались, вам мало?!
– Но послушай…
– Нет, это ты послушай! Тебе, похоже, он мозги вправить еще не успел. Просто ты сам дурак, от природы.
Обижаться на нее нет смысла. Ясно же, что Гертруда городит полную околесицу. Вот только кто в ее представлении этот самый он – Хозяин Тьмы или Грац? Захар окончательно запутался в хитросплетениях мыслей женщины.
– Ты же ничего не знаешь, тебе ни до чего нет дела. Ты не замечал того, что Люциан пытался остановить Граца, не видел, что Грац намеренно делает с ним что-то, чтобы он не мог сопротивляться. Станислав обрабатывал его своими…