– Настоящее имя этого типа не Игорь, а Антон, и фамилия по документу, впрочем сомнительному, Шерстинкий. Писал стихи, все больше о смерти. Кокаинист. Баночки из-под кокаина выбрасывал через окно, на крышу соседнего дома. Там у водосточной трубы их не сосчитать.
Я так думаю: у него была мания преследования, и притом галлюцинации. Вышел на площадку, что-то увидел и в припадке ужаса бросился… Никаких записок. Одни стихи.
Вот…
Якушев прочитал:
Нет, я не сумасшедший, нет!
Я вижу то, чего не видят люди, –
Зовёт меня мохнатое,
Зовёт проклятое…
Он перелистал тетрадку. Все в этом роде. Вернул Старову.
– Сегодня вечером я увижу Зою, – сказал Якушев. –
Представляю себе ужас этой девочки.
Зоя пришла к Якушеву. Она ничего не знала. Он посадил её и ласково сказал:
– Как живёте, Зоя? Я вас не видел с того самого вечера.
– Живу. Мне очень тяжело… Я теперь понимаю, это было глупо. И этот браунинг… Его надо отдать Игорю. Это его.
– Он ему больше не нужен.
Она подняла на Якушева большие серые глаза:
– Разве? Он поцеловал его, когда дал мне.
– Зоя, Игорь умер, покончил с собой. Бросился с пятого этажа.
Она побледнела, задрожала, схватилась за голову:
– Нет… Нет!
– Это произошло вчера в девятом часу. Вы были близки с ним?
– Что вы? Нет! Совсем не то!
– Он был кокаинист. Вы это знали?
– Сначала не знала. Он заставил меня тоже это пробовать. Но я не могла. Он всегда боялся чего-то. Говорил, что за ним ходят, следят… Он имел страшное влияние на меня, теперь я понимаю. Говорил, что он гипнотизёр. Таращил глаза. Это он сказал, чтобы я с револьвером ходила у дома
Чека и стреляла в первого, кто выйдет. Он говорил: «Я бы сам, но у меня дрожат руки». Он был совсем больной, теперь мне понятно…
– Вы одна живёте или с родителями?
– Я живу у родственницы. Она почти неграмотная, старенькая, но добрая. Говорить мне с ней не о чем. Я ведь учусь в консерватории. Мой профессор сказал, что у меня способности.
– Вот видите, перед вами будущее. Вам только семнадцать лет. Милая девушка, уезжайте из Москвы. Скажем, в
Киев. Там тоже консерватория. Я дам вам письмо, и вас устроят, словом, вас не оставят. А с «семёркой», которая уже не «семёрка», а «пятёрка», я все улажу. Но помните, все, что было там, в этом «болоте», остаётся глубокой тайной. Вы погубите себя и других, если…
– Клянусь вам… памятью мамы! Она умерла от тифа три года назад, я вижу её во сне и плачу, я так плачу…
Когда Якушев рассказал Артузову об этом разговоре, тот сказал:
– Мне кажется, что можно спасти человека. Дадим немного денег, отправим в Киев, пусть учится. Она любила его… этого Игоря?
– Не думаю. Да он и не хотел её любви. В нем все убил кокаин. И его самого заодно.
– Стауница после этого случая вы приберите к рукам. У
вас есть основание держать его в руках.
Они перешли к разговору о текущих делах «Треста».
– Ртищев поговаривает о каком-то своём питерском приятеле, камергере… Считает его знающим военное дело.
– Возражайте категорически. Нужен действительно военный, генштабист. Настаивайте на этом. Вообще реорганизацию штаба МОЦР надо провести после вашего возвращения из Берлина.
Якушев с удивлением посмотрел на Артузова.
– Да, вы командируетесь в Берлин. Официально поедете на Кенигсбергскую ярмарку по делу восстановления
Волжского пароходства. На самом деле цель вашей поездки – проникновение в Высший монархический совет и в окружение бывшего великого князя Николая Николаевича.
Постарайтесь добиться у него аудиенции. Это очень подымет ваше влияние здесь, среди заговорщиков. А затем
– Врангель! Вы видите, как далеко идут наши планы.
Ещё до того, как решилась поездка Якушева за границу,
«Трест» через Романа Бирка получил важное сообщение из
Ревеля от представителя Врангеля – Щелгачева.
«Сегодня ко мне явился прямо из Сербии жандармский полковник Самохвалов, направленный представителем
ОРА (Объединения русской армии) из Парижа. Работа этой организации заслужила полное одобрение Врангеля.
Врангель заинтересовался деятельностью „Треста“ и направил ко мне, как своему представителю в Эстонии, Самохвалова. Последний сообщил мне, что у ОРА имеются свои резиденты на советской территории. По мысли
Врангеля, допускается возможность подчинения резидентов „Тресту“, однако „Трест“ должен принять представителя Врангеля, назначенного по соглашению с „Трестом“.
– Речь идёт о «совместной» работе «Треста» с организацией белогвардейцев, – сказал Артузов, – дело серьёзное.
Мы тем самым подходим к Врангелю. Но принять представителя Врангеля опасно. Господа из МОЦР поднимут вокруг него шум и возню, могут проболтаться. И, чего доброго, придётся арестовать его, это их спугнёт. А с другой стороны, соблазнительно подойти к Врангелю и его силам.
Решили, что упускать эту возможность нельзя. Ответили, что «Трест» согласен оказывать некоторую помощь
ОРА, но окончательное решение по этому вопросу будет вынесено после личною свидания представителей белогвардейцев с представителями «Треста» в Париже. Желательно, чтобы ОРА частично взяло на себя расходы по содержанию Щелгачева в Ревеле.
Это добавили для правдоподобия.
У Якушева было немало дел перед отъездом. Стауницу он сказал, что командировка весьма кстати, она продлится месяц. За это время надо установить прочную связь «Треста» с Высшим монархическим советом, с ОРА, то есть с
Врангелем, и возможно, даже удастся добиться аудиенции у великого князя Николая Николаевича.
Стауниц был поражён:
– Какой, однако, размах!
– Вы остаётесь в своей группе один. Ртищев в Петрограде. Будьте осторожны, после этой истории с Игорем надо быть вдвойне осторожным. На всякий случай подготовим всеподданнейший адрес великому князю, – если удастся, вручу сам или перешлём… Ещё одно: эту несчастную Зою отправим куда-нибудь в провинцию. Где она живёт? Я должен её увидеть. Девчонка напугана – будет молчать. А вам – впредь урок.
Накануне отъезда Якушев отправился на Большую
Бронную, там он разыскал дом, квартиру, где жила Зоя.
Ему открыли, и ещё в коридоре он услышал звуки фортепьяно. «Что-то знакомое… Шопен», – подумал он, прислушался и постучал. Его не услышали. Он отворил дверь и увидел узкую комнату с одним окном, пианино, тахту и стол. В углу сидела старая женщина и что-то вязала. Все правда, как рассказывала Зоя. Увидев его, Зоя перестала играть.
– Играйте, – сказал Якушев, – я люблю эту вещь. Этюд си бемоль Шопена, не правда ли?. Играйте…
– Да, вы это любите? – Она продолжала играть и сыграла до конца. Старая женщина, видимо смущённая приходом незнакомого человека, вышла в коридор.
– Прекрасно, сколько в этом мечтательности, чистоты, поэзии. Музыка – вот ваш путь, милая девушка… Прямой и единственный. Теперь вот что… Я уезжаю. На месяц.
Он положил на стол пакет:
– Здесь рекомендательное письмо директору консерватории из Комиссариата просвещения и немного денег.
Все будет хорошо. До свидания. Желаю вам счастья.
Она проводила его и сказала:
– Все было сои… Страшный сон. Игорь… И все, что он мне внушил… Я проснулась…
И впервые на лице девушки мелькнула улыбка.
22
Бирк оправдывал доверие ГПУ. Переписка между Артамоновым, Щелгачевым и Якушевым наладилась. Колёсников получал от Бирка пакеты, приходившие с дипломатической почтой, и передавал Якушеву. Внешний вид пакетов и шифровок показывал, что они побывали в руках чиновников эстонского министерства иностранных дел и в штабе эстонской армии. Видимо, там не очень доверяли эмигрантским организациям, да и трудно было верить русским монархистам, которые все ещё считали Эстонию Эстляндской губернией.
Из переписки «Треста» с Высшим монархическим
советом
Ответ Артамонова (Липского) Якушеву(Фёдорову)
на письмо Политического совета
«Сообщение о деятельности „Треста“ встречено в
Берлине с восторгом. Тактика Ваша нам нравится (не
всем, разумеется) – Вам на месте виднее, как действо-
вать. Вооружённые силы, которыми можно располагать
за границей: полторы тысячи сабель бывшей русской
конницы, в данное время она на сербской пограничной
службе, несколько военных училищ и три кадетских кор-
пуса. В Болгарии корпуса Кутепова и донцов. Мы просим
Вас приехать, ждём Вас, и только Вас, чтобы решить все
вопросы. Состоялся ли ваш съезд и какие вынес поста-
новления?»
Ответ Якушева (Фёдорова)Артамонову (Липскому)
«Из прилагаемого постановления вы убедитесь в том, что съезд состоялся, и велико было наше огорчение, когда
мы так и не дождались вашего представителя. Что ка-
сается моего приезда, то я счастлив буду, если позволят
обстоятельства, повидать вас всех, дорогие собратья.
Теперь текст постановления нашего съезда – приведу
только начало, которое глубоко волнует: „Горестно было
русскому сердцу пережить горькую весть о том, что ве-
ликий князь Кирилл объявил о своих притязаниях на импе-
раторский Российский престол… Болит сердце за наше
общее дело. Мы здесь, пребывая в смертельной опасности, каждодневно готовы отдать наши жизни, сознавая, что
только его высочество великий князь Николай Николаевич, местоблюститель престола, может спасти стражду-
щую отчизну, став во главе белой рати, как её верховный
главнокомандующий…“
Постановление по уполномочию нашего съезда подпи-
сали: Боярин Василий, полковник Невзоров, полковник Се-
мёнов. Протоколы съезда полностью будут доставлены