– Не здесь! Только не здесь! – Путилов стал перед дверью.
– Не надо было выпускать! Таких надо на месте!
– Он же дал слово молчать. Слово офицера!
– «Слово»… Ну, знаете…
Якушев поднялся, и потому, что он начал тихо, и притом внушительно, все замолчали.
– Вижу, дорогие собратья, что нам сегодня не удастся поговорить серьёзно о нашем святом общем деле. То, что здесь произошло, будет уроком для всех нас. Прискорбный случай, надеюсь, он не повредит вашей организации, –
вздыхая, сказал Якушев и подумал: «Этого славного морячка они, пожалуй, убьют».
45
Владимир Забелин, который так неожиданно возмутился тем, что происходило на тайном сборище у баронессы Мантейфель в Петрограде, до революции был лейтенантом флота, служил на линкоре «Андрей Первозванный». Это был один из тех кораблей, на котором офицеры имели среди матросов добрую славу.
После революции Забелин служил в штабе флота. Он показал себя преданным советской власти командиром в дни наступления Юденича. В начале Кронштадтского мятежа, когда под нажимом Зиновьева арестовывали без причины морских офицеров, Забелин был тоже арестован, но за него заступились комиссар и моряки-коммунисты. Он был освобождён, однако арест обидел Забелина.
После Кронштадтского мятежа на флоте начались перемены, поговаривали о том, что всех старых моряков демобилизуют, наберут комсомольцев. Ожидались увольнения и в штабе флота. Забелин грустил, ничего, кроме флотской службы, он не умел и ждал чистой отставки. Что делать и как жить в этих обстоятельствах?
Вот тогда-то он повстречался со своим дальним родственником, в прошлом капитаном второго ранга Мордвиновым, который за свою жестокость имел основания опасаться возмездия, но успел вовремя исчезнуть. Некоторое время Мордвинов скрывался в Петрозаводске, ожидая вступления в Петроград Юденича, обзавёлся фальшивыми документами, а во время нэпа устроился в Петрограде, в фирме, изготовлявшей зубной порошок, и ждал у моря погоды. Встретившись с Путиловым, он тотчас связался с контрреволюционной организацией «За честь и престол».
В ожидании увольнения Забелин искал работу и попал к
Мордвинову как раз в то время, когда у него оказался Путилов. По слабости характера он слушал Путилова, поверил ему, что внутри страны зреют силы, способные вернуть прошлое, воссоздать могучую империю, и это невозможно осуществить без помощи Европы и Америки.
Так случилось, что Владимир Забелин оказался в числе заговорщиков. Но люди, вовлёкшие его в заговор, не знали, что Забелин мучился от сознания преступности своего поступка.
Был в числе его знакомых человек, которого он глубоко чтил всегда, как выдающегося знатока флотской службы, благородного и мудрого. Когда-то этот человек имел звание полного адмирала, занимал высокий пост на флоте, а после революции, несмотря на преклонный возраст, работал в Исторической комиссии флота. Старые моряки, матросы заботились о нем в трудные годы. Советское правительство ценило его заслуги и то, что он был патриотом в истинном смысле, желал добра новому строю.
Вот к этому человеку пришёл Забелин и рассказал откровенно все, что с ним произошло.
– Володя, если говорить прямо, без обиняков, вы оказались способным на измену. Вы пока ещё служите на флоте, никто вас не увольнял. Что у вас общего с этими ничтожными и злобными людьми? С людьми, которые ненавидят наш народ и готовы его закабалить, лишь бы вернуть своё прежнее положение… Такие люди на моих глазах привели нас к позорному поражению в русско-японской войне, к Цусиме, к бессмысленному кровопролитию в войне с Германией. Мы не покинули флот в самые трудные годы, мы служили не за страх, а за совесть
Советскому государству. И вот теперь, когда это государство, советская власть восстанавливают разрушенное войной народное хозяйство, вы, военный моряк, оказались в стане его врагов.
Забелин сидел, опустив голову, и молча слушал. Слов не было, что он мог сказать старику адмиралу?!
Он ушёл, и больше всего потрясло его то, что адмирал как бы не заметил протянутую руку Забелина и простился с ним кивком.
На следующий день Забелин решил сказать Путилову, что порывает с организацией. Он не нашёл в себе силы рассказать обо всем, что с ним произошло, своему начальнику и комиссару штаба. Он решил, что достаточно будет порвать с контрреволюционерами и все на этом кончится. Но тут позвонил Путилов и дал ему поручение привести на сборище у баронессы Мантейфель приезжего из Москвы, важного гостя. Забелин решил, что он выполнит это поручение и, кстати, заявит в присутствии руководителей группы о том, что не желает с ними иметь ничего общего.
Вот почему он так странно держал себя при встрече с
Якушевым и сказал все, что он думает, в его присутствии
Путилову и другим. Забелин наивно думал, что на этом кончится все, он дал слово молчать, и его оставят в покое.
Но Якушев хорошо понимал, что ожидает этого человека.
Вернувшись в Москву, он рассказал обо всем Артузову.
За тем, что происходило в Ленинграде, теперь нужно было следить внимательно, хотя ликвидировать эту организацию было ещё рано.
– Интересно знать, как поведёт себя дальше Забелин, –
сказал Артузов.
В Ленинград было дано распоряжение: оставить Забелина на флоте и по возможности охранять от покушений контрреволюционеров.
Забелин был направлен в командировку на Чёрное море. Кто мог знать, что эта командировка продлит ему жизнь всего лишь на три месяца.
46
«Племянники» бушевали.
– Мне осточертело сидеть в ларьке и быть вашим почтальоном! – так начала объяснение со Стауницем Мария
Захарченко. – Эту работу может делать хотя бы Кузен или тот же Подушкин…
– Подушкин мне нужен на Болоте, а из Кузена прёт жандармский ротмистр за сто шагов.
Тогда Захарченко заговорила о поездке в Ленинград, где, по парижским сведениям, действует солидная организация.
– У меня есть явка к баронессе.
– Проверим, на месте ли баронесса. Прошло немало времени.
Проверить было поручено Зубову. Он посоветовался со
Старовым. Решили отправить «племянницу» в Ленинград одну. Туда были даны соответствующие инструкции Антону Антоновичу. Когда Мария Владиславовна отправилась по адресу, присланному из Парижа, за ней была инсценирована слежка. Она все же решилась войти в квартиру баронессы Мантейфель, но баронесса скрылась, напуганная поведением Забелина на сборище в её квартире.
– Вот видите, – позднее говорил Стауниц Марии Владиславовне, – очевидно, за домом установлено наблюдение. Там могла быть даже засада.
Со своей стороны, Якушев предупредил Путилова, что выехавшая из Москвы дама, называющая себя эмиссаром
Кутепова, вызывает подозрения. Путилов уклонился от встречи с ней. Таким образом, попытка Захарченко связаться с организацией «Честь и престол» оказалась неудачной. «Племянница» вернулась в Москву разочарованной.
Утешало её то, что наладилась через посольства переписка с Кутеповым. Он одобрял работу «племянников» и писал, что к «Тресту» проявляют интерес «в заморских кругах».
«Все финансовые переговоры ведёт Коковцов… После вашего письма ещё раз пошёл разговаривать с Гукасовым и
К°, выслушал много хороших слов, но результатов не добился», – писал Кутепов 25 декабря 1924 года.
17 января 1925 года он же писал:
«Здесь идёт полный развал, все переругались окончательно, главари наши хотят играть первую роль все сразу…
Сергеев (Врангель) теперь занят рекламой своей последней поездки (в Париж). Он тоже отправил свою половину в заморские края за деньгами».
«Тоже» – это был намёк на поездку в Америку супруги
Николая Николаевича.
Тем временем 19 января 1925 года в Берлине, на квартире у А. И. Гучкова, открылся первый евразийский съезд.
От «Треста» присутствовал Ланговой – «лидер» фракции.
Из старых его знакомых на съезде были Арапов и Артамонов. Здесь присутствовали профессор князь Трубецкой, Савицкий, Сувчинский, Малевский-Малевич и другие представители евразийского течения.
Девять часов продолжался доклад Лангового.
– Врал немилосердно, – рассказывал он много лет спустя. – Несусветная чушь здесь сошла за глубочайшую истину. Например: «Евразийство – синтез культуры славянской, европейской, монгольской. Основа – монархическая…»
Затем выступали евразийцы, ругались между собой, и особенно яростно ругали Кутепова, атамана Краснова, Трепова и Кирилла Владимировича, с которым раньше заигрывали.
Главная тема споров – что лучше: капитализм или государственное плановое хозяйство? Лангового ввели в состав евразийского «Совета семи» и постановили вести через него всю переписку с евразийской фракцией «Треста».
Арапов не скрыл от Лангового, что один меценат, некий мистер Сполдинг, субсидирует евразийцев в Англии. Стало ясно, что этот меценат даёт не свои деньги, а британской секретной службы.
31 января 1925 года Ланговой вернулся в Москву.
Вслед пришло паническое письмо Арапова об аресте в
Советском Союзе агента Врангеля – Демидова-Орсини.
Для придания веса «Тресту» Артузов поручил Старову через Зубова разыграть «освобождение» Демидова-Орсини. Ему сказали, что он освобождён по телефонному звонку влиятельного лица.
Освобождение Орсини произвело эффект, он утверждал, что обязан жизнью «Тресту». Арапов был в восторге
– улучшились отношения «Треста» с Врангелем.
Эпизод с Демидовым-Орсини повлиял на Шульгина, который впоследствии с помощью Якушева решился поехать в Россию.
47
Забелин не знал о том, какое впечатление произвёл его отъезд на членов организации «Честь и престол». Он был на юге, в портовом городе, в командировке и потому не получил письма, в котором ему предлагалось явиться на судилище: от него требовали объяснений по «общему делу». Путилов и особенно Рогдаев – так именовал себя офицер Измайловского полка Глебов – после того, что произошло на сборище организации, вначале ожидали провала и старались замести следы. Путилов некоторое время не ночевал у себя, но прошёл месяц, другой – и паника улеглась. Однако руковод