– Завтра у меня встреча с Зубовым. Но что это даст?
Якушев дома, болен, у него ангина. Да он и не такой дурак, чтобы все прояснить… Вот что, послезавтра приезжай на дачу к Марии. Жди меня у неё. Может быть, все прояснится.
Баскаков ушёл. Впервые он видел Стауница в состоянии растерянности.
Стауниц старался припомнить все с самого начала, с появления Якушева в МОЦР. Неужели он связан с ГПУ?
Против этого говорит многое: петербургский видный чиновник; действительный статский советник; делал блестящую карьеру; принят в свете; и все это потерял из-за революции, отсюда ненависть к ней, к советской власти; полное доверие ему со стороны Высшего монархического совета, эмиграции, великого князя Николая Николаевича, Кутепова, польского и финского штабов. Только сумасшедшая Мария Захарченко могла заподозрить измену…
Как будто все говорит за то, что Якушев убеждённый монархист, притом превосходный организатор, мастер конспирации. А что говорит против? Почему все, все легко удавалось? Слишком легко. «Окна» на границе. Да, но был провал Рейли? Впрочем, не Якушев его переправлял обратно через границу. А история Шульгина? Уж очень гладко прошёл этот вояж. Наконец, эти частые поездки
Якушева за границу? Он ведь на службе. И переход границы много раз. И все шло как по маслу. Наконец – главное: он ведь действительно скорее мешал «Тресту», чем действовал; он был против терроризма, против диверсий, против шпионажа; это, впрочем, под флагом патриотизма.
И теперь – эпизод с телеграммой Зубову: предупреждал о провале краснодарской группы. Откуда он мог это знать?
Зубов – его правая рука. Что он делал для «Треста»? Одни разговоры. Жена Зубова – коммунистка. А почему Якушев был против моей поездки за границу? Не пускал меня к
Кутепову.
Стауниц просидел почти до вечера, сопоставляя, размышляя. Пробовал убедить себя, что Захарченко ошиблась.
«Слишком крупная фигура Якушев – в будущем министр иностранных дел монархической России». Убеждал себя и не убедил. В конце концов он почти уверился в том, что
Якушев связан с ГПУ.
Предстояло свидание с Зубовым. Оно было назначено в складе, на Болоте.
А что, если атаковать Зубова в лоб? Назвать чекистом прямо в лицо. Какая будет реакция. Нет, надо осторожнее.
«Неужели все мы: я, Мария, Радкевич, „Трест“, – все мы орудие в руках Якушева? А он – чекист?»
Сто раз Стауниц задавал себе этот вопрос.
И ждал свидания с Зубовым, чтобы утвердиться в своих подозрениях. Время тянулось мучительно долго.
Позвонила Мария. Он сказал ей, что они увидятся завтра на даче, вечером, после свидания с Зубовым.
– Ох уж этот Зубов… – сказала Захарченко. – Жду.
79
Ни Стауниц, ни Зубов не знали, как открывало ОГПУ
хорошо законспирированное гнездо контрреволюционеров и склад оружия в Краснодаре.
На окраине в старом домике жила пожилая женщина,
вдова, с внуком. Её дочь с мужем уехали искать заработка в
Минеральные Воды. Эта женщина, её звали Степанида
Михайловна Савчук, возилась на огороде. Рядом с огородом, за забором, был сад и дом, где жил почтённых лет человек, называвший себя ветеринаром. В доме постоянно была тишина, к ветеринару изредка заходили люди, больше всего по вечерам. Сидели подолгу и расходились поздно, вероятно играли в преферанс.
Как-то ночью Степанида Михайловна вышла поглядеть, не будет ли дождя, давно не было дождей, прямо беда для огорода. И вдруг ей почудилась какая-то возня в саду у соседа, тихие голоса. «Уж не воры ли?» Она потихоньку подошла к забору, посмотрела в щель и увидела: три человека что-то закапывают в яму – длинные ящики и ящики поменьше. «Неужели откопали клад?» – подумала Степанида Михайловна. После разгрома белых армий, в 1920 году, долго ещё ходили слухи о закопанных буржуазией кладах. Но здесь не откапывали, а скорее закапывали ящики, притом большие. Забор был ветхий, одна из досок держалась на одном гвозде. С рассветом Степанида Михайловна, отодвинув доску, решилась войти в чужой сад.
Было около шести утра, ставни в доме соседа ещё не открывались. Она подошла к яблоне, где ночью были люди, и увидела, что срезанный газон аккуратно уложен на место.
Вдруг в траве что-то блеснуло. Степанида Михайловна нагнулась: там лежал винтовочный патрон, дальше – другой. Подумав немного, она подобрала патроны и ушла к себе.
Патроны были перед ней, – видимо, они выпали из ящика, который зарывали в землю. Степанида Михайловна
много пережила в годы гражданской войны и понимала, что означали эти патроны. «Прятали оружие, – решила она,
– это не к добру. Откуда его привезли и зачем?»
В окно увидела соседа, вышла на крыльцо, поздоровалась.
– Что вы так поздно, Кузьма Егорович?
– Да вот заигрались вчера в карты.
И тут женщина поняла, что дело не чисто.
Дальше было вот что: Степанида Михайловна отнесла найденные патроны в ОГПУ. Там были сведения, что в
Краснодаре формируется банда, и оружие, видимо, предназначалось для этой банды. Из Москвы дали приказ: не теряя времени, сделать засаду и захватить всех, кто собирается у «ветеринара».
Сформированная им банда была ликвидирована, не успев уйти в горы. Закопанное оружие найдено. Эта операция была выполнена благодаря скромной женщине –
Степаниде Михайловне Савчук. При помощи народа, простых тружеников ОГПУ не раз удавалось предупреждать преступления против советской власти.
Якушеву было предложено немедленно отозвать Зубова и его спутника в Москву. Но, получив телеграмму, Зубов, как мы знаем, допустил ошибку.
80
Стауниц пришёл на Болотную площадь чуть раньше четырех часов и увидел Подушкина вблизи склада. Тот сделал ему знак и пошёл впереди.
Это было странно: до сих пор таких предосторожностей не было.
Когда Стауниц подошёл к двери склада, она открылась.
Подушкин впустил его, потом, выглянув из-за двери, плотно её закрыл.
– Это что за фокусы? – спросил Стауниц.
– За нами наблюдение.
– Почему вы так думаете?
– У меня – опыт. Уж верьте мне.
– И давно?
– Второй день.
– Это трудно заметить днём, в такой толкучке.
– А вечером? Вечером тоже. И ночью.
«Плохо», – подумал Стауниц.
– Пахнет гарью, – сказал вслух. – Придёт ли Зубов?
Но Зубов пришёл ровно в четыре, как было условлено.
Разговор начался с провала краснодарской группы.
– Это продолжение Ленинграда, – сказал Зубов. –
Наверно, у них была переписка. Конспираторы… Дерьмо!
Не в этом дело. Ты получил через Романа Бирка от Аду
Бирка две тысячи фунтов стерлингов, пообещав ему какие-то изумруды?
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Зачем ты брал деньги? Кто тебе разрешил заниматься грязными делишками?
– Не твоё дело!
– Нет, моё… Общее дело. Тебе известно, что Роман
Бирк нам помогает в Москве и в Ревеле. Его дядя Аду Бирк вне себя! Роман говорит, что его выгонят из министерства, и мы потеряем ценного помощника.
– Кто это «мы»? – спросил Стауниц, подчеркнув «мы».
– Мы – это «Трест». Зачем ты пугал Бирка ГПУ? Это же шантаж.
– Хотел отделаться от Бирка.
– Нам нет смысла из-за этих денег терять такого полезного человека, как Бирк.
– Кому «нам»? «Нам»?. – зло усмехаясь, смотрел
Стауниц в глаза Зубову. – Черт с ним! Деньги я верну завтра. Отдашь Бирку. Я с этой скотиной разговаривать не хочу. Две тысячи фунтов – на даче. Там получишь. Завтра весь день мы с Марией Владиславовной занимаемся шифровкой. Послезавтра – почта.
– Но при Захарченко? Как же при ней передавать…
деньги?
– А ей какое дело?
Зубов молча кивнул и встал.
– Подожди… Что за телеграмму до востребования ты получил в Новороссийске?
– А тебе какое дело? Это допрос?
– Ты же меня только что допрашивал? Допрашивал? Я
хочу знать, что за телеграмма?
– Это штучки Баскакова. Слежка? Ну черт с ним. Телеграмма была от жены. У неё умер отец.
– Вот что… Ну хорошо. До завтра.
Зубов пошёл к дверям. «Все ясно. Пристрелить его, –
мелькнуло у Стауница. – Из того самого дарёного браунинга с монограммой. Нет. За складом наблюдение. Ещё услышат. Нельзя. А жаль…»
Дверь за Зубовым захлопнулась. Он шёл быстро, едва сдерживая волнение: Стауниц, видимо, догадывается.
«Кому „нам“? Это было сказано со значением. Явный намёк на ОГПУ. Позвонить Старову? Сообщить об этом разговоре? На беду, Старова нет в Москве, он в командировке. Делом „Треста“ занимается сейчас Косинов (Колёсников), но он не вполне в курсе событий. Решил позвонить Якушеву. Подошла жена Якушева:
– У него – жар, сорок и две десятых. Ангина. Он ночью бредил…
Зубов положил трубку: «А в сущности, чего я порю горячку? Надо знать Стауница. Этот прохвост в разговоре с
Бирком действительно пугал его ГПУ. А что, если это он прощупывает, проверяет какие-то свои догадки? С телеграммой действительно получилось неловко… Пожалуй, товарищи правы: „Трест“ „перезрел“. И Артузов говорил про это. Пора кончать игру. Завтра поеду, получу деньги, отдам Бирку и заодно прощупаю настроения Стауница и
Захарченко». Так решил Зубов.
В эти минуты Стауниц уже сидел в пригородном поезде и мчался на дачу к Захарченко. «Две тысячи фунтов… Так я их и отдал. Пригодятся, ещё как пригодятся».
…Подушкин, слышавший в подвале разговор Стауница с Зубовым, некоторое время сидел в оцепенении на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. Потом вдруг забеспокоился, стащил с себя брезентовый балахон, достал спрятанный чемодан, зеркало, бритву. Через полчаса со склада «Флора» вышел бритый мужчина в кепи и элегантном сереньком пальто. Он запер на замок склад и направился к мосту. На мосту, оглянувшись, швырнул ключи в реку и, перейдя мост, скрылся в переулке.
Его служба в должности ночного сторожа кончилась.
…Захарченко встретила Стауница холодно:
– Ты прочитал письмо Александра Павловича? Ты знаешь, о чем идёт речь? Его люди перейдут границу «кустарями». В «Тресте» ни Якушев, ни Потапов не должны знать. Знаем только мы – я и ты. В эти два дня надо разработать план покушения. Это будет неожиданностью для