— А пока как бы господа министры не пропустили трамвай. Он в этих местах ходит редко.
Им предстояло нелёгкое испытание. Разведотдел польского генштаба имел солидную репутацию в Сюртэ женераль и в Интеллидженс сервис. Об этом их предупредил Артузов. Накануне отъезда они репетировали свои роли: Потапов — типичного «момента» (так назывались карьеристы-офицеры, получившие образование в Академии генерального штаба), светского человека, близкого ко двору, Якушев — человека себе на уме, но тоже карьериста, влиятельного руководителя сильной подпольной организации, готовой взять власть в свои руки. И как обычно между штатским генералом и военным, к тому же генштабистом, они решили изобразить лёгкое соперничество.
Оба признались друг другу, что в молодости имели успех в любительских спектаклях, но им предстоял спектакль другого рода, более серьёзный. И они серьёзно готовились к этой игре.
В то время когда Потапов и Якушев благополучно перешли границу и находились в Польше, произошло то, чего опасался Артузов. От Щелгачева из Ревеля поступило сообщение, что в Москву следует супружеская пара Шульц. Их направляет Кутепов. Они хорошо ему известны по «Союзу галлиполийцев». Щелгачев дал им явку к Роману Бирку, а Бирк к Стауницу, в Москву.
Об этой новости доложил Артузову Зубов.
33
Таким образом, «Трест» должен был принять «контролёров» — эмиссаров Кутепова, убеждённых монархистов, в сущности соглядатаев. К тому же ни Якушева, ни Потапова не было в Москве, и Зубову предстояло заняться ими одному. Инструкции Артузова и Старова были такими: настроить Стауница против приезжих «контролёров», не спускать глаз с него самого и до приезда Якушева пресекать всякие попытки эмиссаров Кутепова связаться с Политическим советом МОЦР.
Принять супругов Шульц было необходимо: через этих посланцев Кутепова появлялась возможность установить связь с ним самим и проникнуть в РОВС. Однако шли дни, а супруги Шульц не появлялись. Стауниц проявлял нетерпение. Зубов, как бы между прочим, сказал:
— На кой черт они тебе сдались?
— Как «на кой черт?» Чем нас больше — тем лучше. И узнаем, что за зверь Кутепов.
— А ты не знаешь? Он посылает контролёров, а нам радоваться? Вот увидишь, Якушев разозлится. Да и Политсовету не понравится.
Стауниц действительно призадумался.
В конце сентября на границе был задержан крестьянами гардемарин Бурхановский, посланный Врангелем и застрявший в болоте. А о супругах Шульц ни слуху ни духу. И вдруг поздно вечером «племянники», как окрестили чету Шульц, явились на квартиру Стауница:
— Мы пришли от Всеволода и имеем дело к Эдуарду по поводу продажи картины.
На это Стауниц ответил, как было условлено:
— Картина уже продана, но я вам могу предложить другое дело.
Женщина была очень взволнована, мужчина тревожно озирался, оба едва стояли на ногах.
Стауниц проводил их в приготовленную комнату.
— Мы ждём вас давно и, признаться, беспокоились. Где вы задержались?
— Шли через Псков. Заблудились. Решили, что пропали. Собирались подороже продать жизнь.
Из-под платка на Стауница смотрели наглые, молодые глаза немолодой женщины.
Она размотала платок, скинула резиновый плащ. Стауниц разглядел её лицо и подумал: «Вероятно, хороша была в молодости».
Мужчина, расстегнув шинель, упал на диван.
— Гога… — укоризненно сказала женщина.
— Как вас прикажете называть?
— Я думаю, что вам можно назвать наши настоящие имена. У нас немецкие паспорта на имя Шульц, но зовут меня Мария, Мария Владиславовна Захарченко, а его Радкевич, Георгий Николаевич.
— Хорошо. Здесь вы в безопасности. Располагайтесь. Вы, вероятно, очень устали?
— Дело не в физической усталости. Откровенно говоря, мы решили, что погибли. Но мы знали, на что шли.
— Повторяю, вы в полной безопасности. Ваши паспорта не годятся. Придётся не выходить до тех пор, пока мы не приготовим вам документы. Потом ваша одежда: резиновый плащ, брезентовый балахон… Все это тоже не годится. Времена военного коммунизма прошли. Этим я займусь. Мы, Мария Владиславовна, подберём вам туалет к лицу…
— Эдуард Оттович, я не искательница приключений. Я и Георгий прошли через две войны: мировую и гражданскую. То, что мы живы, это почти чудо. Ваша организация может нами располагать, как она найдёт нужным. Я уполномочена генералом Кутеповым установить связь с «Трестом».
Она смотрела в упор на Стауница — бледное лицо, судорожно сжатые губы и широко открытые, горящие глаза.
«Психопатка», — подумал Стауниц и вынудил себя улыбнуться.
— Что ж… Мы рады. В ближайшее время я могу устроить вам встречу с одним из наших руководителей.
— Мы хотим действовать, а не разговаривать.
— Чтобы действовать, надо знать обстановку. Дело не в том, чтобы жертвовать собой по пустякам. Этот… Бурхановский был с вами?
— Нет. Но мы его видели в Ревеле. Где он?
— Его уже нет. Вы поняли?
Она кивнула и опустилась в кресло, сказав:
— Мы сошли с поезда за двадцать вёрст до Москвы, на разъезде. Для безопасности. Нам говорили, что в Москве на вокзале проверяют документы. Добирались к сам чуть не десять часов.
— Понимаю. Спокойной ночи.
Стауниц закрыл дверь, чувствуя колючий взгляд женщины.
Он не мог и подумать о том, какую роль она сыграет в его жизни. Тотчас о прибытии «племянников» позвонил Зубову.
34
Ночь прошла спокойно. Стауниц встретился днём с Зубовым и рассказал:
— Утром, когда я постучался к «племянникам», услышал, как они отодвигают стол от двери. Оказывается — устроили баррикаду, револьверы лежали на столе. За чаем был длинный разговор. Дама известна в петербургских военных кругах. В германскую войну пошла добровольцем на фронт, заслужила Георгиевский крест и офицерский чин. Первый муж убит в гражданскую войну. Сама участвовала в этой войне, была в корпусе Кутепова. Сошлась с Георгием Радкевичем — штабс-капитаном. У Врангеля, в Крыму, он считался смелым разведчиком. После эвакуации Крыма были в Галлиполийском лагере. О Кутепове говорит восторженно. Она с ним в родстве — действительно племянница. О себе сказала, что отлично стреляет и ездит верхом, брала даже призы на состязаниях. Знал Кутепов, кого послать к нам ревизорами…
Артузов и Старов поручили гостей Зубову. Якушев, как высокий руководитель «Треста», по возвращении должен был изредка снисходить к гостям, давать им инструкции, знакомить с программой и тактикой подпольной организации. Четыре дня «племянники» не выходили из квартиры Стауница, им объяснили, что для них изготовляются верные документы. Нужно было придумать занятие, которое целиком бы их захватило.
Зубов (по поручению Старова) должен был явиться к гостям как чин для особых поручений при штабе «Треста». Стауниц ожидал его к одиннадцати утра и предупредил «племянников». Когда Зубов появился на пороге в длинной кавалерийской шинели, фуражке с красным околышем и звёздочкой, Мария Владиславовна побледнела, хотя и знала об этом визите.
— Разоблачайтесь, — сказал Зубову Стауниц.
Тот, скинув в коридоре шинель, подтянув портупею, вошёл в комнату и, щёлкнув каблуками, поклонился Захарченко и Радкевичу. Захарченко уставилась на орден Красного Знамени на гимнастёрке Зубова…
— Так это вы и есть! — сказала она. — Знаете, если бы я вас в таком виде встретила на границе… — И она сделала вид, что прицеливается.
— При всех обстоятельствах? — усмехаясь, спросил Зубов.
— Не при этих, разумеется, — продолжала она, не сводя глаз с ордена. — Это у вас за какие подвиги?
— За Южный фронт.
— Ростов-на-Дону? — заинтересовался Радкевич.
— Мелитополь.
— Могли повстречаться, — добродушно сказал Радкевич.
— Пуля в лоб — вот встреча с вашим братом, — злобно глядя в глаза Зубову, сказала Захарченко.
— О, да вы сердитая… — рассмеялся Зубов.
Стауниц сухо сказал:
— Мария Владиславовна! Это член нашей организации.
— В самом деле, Мария… — укоризненно пробормотал Радкевич.
— Прошу прощения… Но вы должны понять наши чувства. И мне все-таки интересно, какие пути-дороги вас привели к нам… Вы из офицеров?
— Из прапорщиков.
— Выправка у вас не вполне гвардейская, но для прапорщика…
— Будем считать, что знакомство состоялось, — вмешался Стауниц. — У Зубова есть поручение к вам, господа.
— Так точно. Мне поручено передать вам, что свидание с главными руководителями, к сожалению, невозможно, поскольку они сейчас за границей. До беседы с ними решено не давать вам заданий. Отдыхайте.
— Когда приблизительно может состояться свидание?
— Через пять-шесть дней. Вот все, что имею вам сообщить.
Зубов поклонился и вышел. Когда в передней хлопнула дверь, Захарченко сказала:
— Все-таки мне было трудно видеть этого человека и знать, что он враг, хоть и бывший враг…
— А мне понравился этот малый. Хамоват немного, но откуда им набраться лоска?
— А у тебя, что ли, лоск?.. Все, что было, пропало! Мало ты валялся по грязным халупам?
— Да, в свите его величества нам состоять не придётся. — И Стауниц пригласил гостей ужинать.
Тихая, хорошенькая женщина — жена Стауница — поставила на стол чайник, печенье и исчезла.
— А мне любопытно знать, что могло толкнуть к нам этого молодца с орденом. Он кто? Командир полка?
— В будущем комбриг. Что могло толкнуть? Да хоть бы то, что его отца расстреляли красные и что этот молодец рассчитывает у нас быть генералом.
— Ого! Дай бог, чтобы мы его оставили взводным.
— Прошу помнить, наш расчёт на внутренние силы и на таких, как Зубов, тоже…
— Это нам говорили в Париже, но что-то очень медлительны эти «внутренние силы»…
— Мы многого не знаем, Мария, — примирительно заметил Радкевич.
— А вот встретитесь с Фёдоровым — узнаете…
И Стауниц дал понять, что разговор на эту тему окончен.
35
Отъезд Якушева и Потапова в Польшу состоялся 19 октября 1924 года. Они благополучно обновили «окно», устроенное на польской границе, и в тот же день прибыли в Варшаву.