К обеденному часу я завершаю два клиентских заказа и даю запрос на новые; один платеж приходит к тому времени, как я заканчиваю готовить спагетти, тефтели и салат, а Сэм Кейд спускается с крыши, чтобы пообедать со мной за маленьким кухонным столиком. Второй клиент присылает оплату к концу дня, и это приятное разнообразие – мне нередко приходится выбивать платежи. Постукивание молотка Кейда на крыше становится странно успокаивающим, когда я привыкаю к нему.
Слегка изумляюсь, когда слышу звук сигнализации – частый предупредительный писк и звук нажатия клавиш, призванный остановить его.
– Мы дома! – кричит Ланни из прихожей. – Не стреляй!
– Грубиянка, – говорит ей Коннор, следом раздается приглушенное «ох» – похоже, она резко двинула его локтем. – Грубиянка!
– Заткнись, Сквиртл! Займись лучше своими игрушками!
Я выхожу из кабинета и иду встретить их. Коннор пробегает мимо меня с мрачным лицом, не сказав ни слова, и захлопывает за собой дверь своей комнаты. Ланни пожимает плечами, когда я перехватываю ее на полпути по коридору.
– Неженка, – фыркает она. – Что, опять я во всем виновата?
– Почему ты называешь его Сквиртлом?
– Это такой покемон. Они довольно милые.
– Я знаю, что это покемон, – отвечаю я. – Почему ты его так называешь?
– Потому что он на него похож – твердый панцирь и мягкое брюшко. – Это не ответ, но она небрежно пожимает плечами, возводя глаза к потолку. – Он просто психует, потому что провалил тест…
– Я получил «хорошо»! – кричит Коннор через закрытую дверь. Ланни выгибает бровь изящной дугой. Я задумываюсь о том, что она, возможно, отрабатывает эти гримасы перед зеркалом.
– Видишь? Он получил «хорошо». Явно теряет сноровку.
– Хватит, – резко говорю я, и, словно для того, чтобы подчеркнуть это, над головой раздаются три быстрых удара по дереву. Ланни вскрикивает, и я понимаю, что Кейд перешел работать на другую сторону крыши, и дети не видели его, когда заходили с парадного входа.
– Всё в порядке, – говорю я им, когда Коннор выскакивает из своей комнаты в панике, с широко распахнутыми глазами на побледневшем лице. – Это всего лишь мистер Кейд. Он на крыше, заменяет отлетевшую черепицу.
Ланни делает глубокий вдох, встряхивает головой и проходит мимо меня в свою комнату. Коннор, напротив, моргает и переходит к совершенно иному настроению – заинтересованному.
– Круто. А можно я ему помогу?
Я обдумываю это. Обдумываю риск того, что мой сын свалится с края крыши или с лестницы… а затем сопоставляю это с жадным интересом в его глазах. С желанием побыть рядом со взрослым мужчиной, который может научить его настоящему мужскому делу – чего не могу я. Который может воплощать нечто иное, нежели боль, страх и ужас, символом чего стал теперь отец Коннора. Умно ли это? Вероятно, нет. Но это правильно.
Я сглатываю все свои тревоги и заставляю себя улыбнуться и сказать:
– Конечно.
Не буду лгать, следующие несколько часов я провожу снаружи, прибирая весь тот мусор, который Кейд и Коннор радостно сбрасывают вниз, и высматривая малейшие признаки того, что мой сын может потерять равновесие, забыться, пораниться – или что-нибудь еще похуже того.
Но с ним всё в порядке. Он ловок, хорошо сохраняет равновесие и отлично проводит время, пока Кейд обучает его искусству создания прочной кровли из перекрывающих друг друга черепиц. Моя душа слегка оттаивает, видя искреннюю, широкую улыбку на лице Коннора и неподдельное удовольствие, которое он получает от работы. «Вот, – думаю я. – Этот день мой сын запомнит как хороший. Это одно из тех воспоминаний, которые могут указать ему дорогу к лучшей жизни».
Мне чуть-чуть горько, что я ни с кем не могу разделить это напрямую. Коннор не смотрит на меня с таким восхищением перед героизмом, и, я думаю, никогда не посмотрит. Мы действительно любим друг друга, но настоящая любовь – вещь сложная и запутанная. А как может быть иначе – с нашим прошлым?
Ему легко общаться с Сэмом Кейдом, и я признательна за это. Я молчу и убираю мусор, и, когда жара становится для меня слишком сильной, работа уже в изрядной части сделана.
Мы ужинаем все вместе, сидя вокруг стола, хотя Кейд настойчиво объясняет, что он в целом не годится для того, чтобы составлять кому-то компанию. Ланни захватывает главенство на кухне и строго велит ему идти домой, помыться и возвращаться обратно. И я вижу, что его веселит то, как эта девушка-готка, накинувшая поверх черных одежд кухонный фартук в цветочек, свирепо отдает ему приказы. Он уходит и действительно возвращается, приняв душ. Волосы у него все еще влажные и липнут к шее, он одет в чистую рубашку и джинсы. На этот раз на ногах у него парусиновые туфли.
Ланни приготовила лазанью, и мы все четверо уплетаем ужин с неподдельным аппетитом. Блюдо сдобрено специями, вся начинка свежая, кроме макарон, которые она, по ее собственному признанию, купила в супермаркете. Коннор с необычайным оживлением рассказывает о том, что узнал сегодня – не в школе, конечно же… о том, как забить гвоздь одним резким ударом, как ровнять черепицу, как удерживать равновесие на наклонной крыше. Ланни, естественно, закатывает глаза, но я понимаю, что она рада видеть его в таком отличном настроении.
– Значит, Коннор неплохо справился? – интересуюсь я, пока мой сын переводит дыхание, и Сэм кивает с набитым ртом, потом жует и глотает.
– У него просто талант, – говорит он. – Отлично поработал сегодня, приятель. – Протягивает руку, и Коннор хлопает по ней ладонью. – В следующий раз займемся другим скатом. Если не будет ветра или дождя. Через несколько дней мы закончим работу.
При этих словах лицо Коннора слегка вытягивается.
– А как насчет деревяшки? Мам, там же дерево на той стороне дома подгнило!
– Он прав, – соглашаюсь я. – У нас завелась гниль. Вероятно, нужно заменить деревянные наличники, пока дело не зашло дальше.
– Хорошо. Три дня. – Сэм цепляет на вилку еще один большой кусок лазаньи, с которого свисают нити расплавленного сыра. – Быть может, неделю, если вы все же решите пристроить веранду позади дома.
– Да! Мам, пожалуйста! Давай сделаем веранду! – Во взгляде Коннора читается такая искренняя просьба, что она, подобно приливу, обрушивается на меня и уносит все остатки тревоги. Я все еще намерена поменяться с Хави на фургон, но если я и искала повод остаться, то вот он. Здесь, в глазах моего сына. Меня беспокоил его уход в себя, его одинокая натура, его молчаливая злость. Впервые я вижу его таким открытым, и было бы жестоко и неправильно убивать эту радость и открытость из-за одного только «а что, если…».
– Веранда – это было бы неплохо, – отвечаю я, и Коннор победно вскидывает обе руки. – Сэм, вы не против заниматься работами попозже, после того как Коннор возвращается из школы?
Сэм пожимает плечами.
– Я не против, но тогда все будет делаться медленнее. Может занять целый месяц, если работать только по полдня.
– Всё в порядке, – поспешно вставляет Коннор. – Мне осталось учиться всего неделю, а потом мы сможем работать целый день!
Кейд поднимает брови и бросает на меня весело-удивленный взгляд. Я поднимаю брови в ответ и беру кусок лазаньи.
– Конечно, – говорит Сэм. – Если твоя мама говорит, что всё в порядке, значит, так и есть. Но только когда сама она дома.
Сэм не дурак. Он знает, насколько я осторожна и беспокойна. И знает, что одинокого мужчину, который общается с семьей, где есть дети, можно заподозрить во многих нехороших вещах. Я вижу по его лицу, что он отлично осознаёт это и что он согласен играть по правилам, установленным мною.
Должна признать: это свидетельствует в его пользу.
Ужин успешно завершается, и, пока дети радостно прибирают со стола, мы с Сэмом берем по пиву и садимся на крыльце. Дневная жара постепенно уступает прохладному ветерку с озера, но влажность – это, похоже, то, к чему я никогда не привыкну. В пиве чувствуется резкая осенняя нотка, хотя не миновала еще даже середина лета. Несколько лодок скользят по озеру, над которым догорает оранжевый закат, – четырехместная шлюпка с кормовым веслом, красивый прогулочный катер и две гребных лодки. Все они направляются к берегу.
– Вы проводили проверку моего прошлого? – спрашивает Сэм.
Это застает меня врасплох, и я замираю, не донеся бутылку с пивом до рта, потом бросаю на него внимательный взгляд.
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что вы похожи на женщину, которая проверяет всех.
Я смеюсь, потому что это правда.
– Да.
– И как вам моя кредитная история?
– Довольно солидная.
– Это хорошо. Надо бы обновлять ее почаще.
– Вы не сердитесь?
Кейд делает глоток пива. Он не смотрит на меня – его внимание, похоже, целиком приковано к суденышкам на озере.
– Нет, – отвечает он наконец. – Может быть, немного разочарован. Я имею в виду, что считал себя вполне достойным доверия человеком.
– Давайте просто скажем так: в прошлом мне случалось поверить не тем людям. – Я не могу не думать о разнице между реакцией Сэма на мои слова и тем, как отреагировал бы Мэлвин, если б это он сидел здесь, едва познакомившись со мной. Мэл рассердился бы. Оскорбился бы. Обвинил бы меня за то, что я не поверила ему сразу же. О да, он скрыл бы это, но я почувствовала бы в его поведении скованность.
У Сэма ничего этого нет. Он просто говорит то, что имеет в виду.
– Разумно. Я наемный работник. Вы имеете право проверять меня, особенно учитывая, что я буду находиться в вашем доме, рядом с вашими детьми. Честно говоря, это, пожалуй, очень разумное действие.
– А вы проверяли меня? – спрашиваю я в свою очередь.
Это удивляет его. Он откидывается на спинку кресла, смотрит на меня и пожимает печами.
– Я спрашивал у людей. В основном на тему «оплачивает ли она свои счета». Если вы имеете в виду, искал ли я сведения о вас в Гугле, то нет. Когда женщина делает так по отношению к мужчине, я могу предположить, что это предосторожность. Если же мужчина по отношению к женщине, это больше похоже на…