Я начинаю закрывать дверь. Пульс мой ускоряется, а мышцы напрягаются, когда полицейский припечатывает ладонь к двери, удерживая ее открытой. Если он наляжет всем весом, то сможет просто оттеснить меня и войти в дом. Я уже просчитываю варианты. От пистолета в сейфе толку нет; даже замок, реагирующий на отпечаток пальца, открывается слишком долго, так что Грэм кинется на меня прежде, чем я доберусь до оружия. Лучше всего отступить в кухню, где в ящике с хламом спрятан маленький «Кольт», и к тому же в подставке стоит целый набор ножей. Это невольный расчет, выработавшийся за годы паранойи. Честно говоря, я не ожидаю, что Грэм будет действовать силой. Просто знаю, как я буду реагировать, если он это сделает.
Но офицер просто стоит со слегка извиняющимся видом, удерживая дверь открытой.
– Мэм, мы получили сообщение от некого человека, живущего поблизости, что вас видели в лодке на озере в ту ночь, когда кто-то скинул в воду труп женщины. Вдобавок описание лодки соответствует тому, которое получено со слов вашей дочери. Либо вы проследуете со мной сейчас, либо через полчаса здесь будут детективы, и вам придется ответить на их вопросы. Если для того, чтобы добиться вашего сотрудничества, необходим ордер, они его привезут. Так что вам будет проще, если вы проследуете со мной сейчас. К тому же тем самым вы покажете, что вам нечего скрывать.
– Судя по тому, что я услышала, у вас нет ничего, кроме какого-то анонимного сообщения, – спокойно говорю я, в то время как мой разум завывает: «Сэм, Сэм мог так поступить с тобой». Но куда более вероятно – и более страшно, – что за этим стои́т Мэл, каким бы образом он это ни сделал. – Удачи вам с ордером. За мной не числится приводов в полицию. Я – законопослушная женщина с двумя детьми, и я никуда с вами не пойду.
Грэм сдается и позволяет мне закрыть дверь. Я делаю это аккуратно, хотя мне так и хочется захлопнуть ее с грохотом. Руки у меня слегка дрожат, когда я запираю все замки и засовы и заново включаю сигнализацию.
Повернувшись, вижу Коннора и Ланни, которые стоят в коридоре и смотрят на меня. Ланни закрывает собой брата, в руке у нее кухонный нож.
В этот момент до меня доходит, что моя паранойя заразила их обоих, особенно мою дочь, которая явно готова убивать, чтобы защитить брата, пусть даже никакой непосредственной угрозы и не было. Я рада, что она не добралась до пистолета.
Офицер Грэм прав. Мне нужно отвести ее в тир и научить стрелять как следует, потому что я знаю свою дочь и понимаю, что вскоре никаких моих приказов не трогать пистолеты уже будет недостаточно. Она берет пример с меня, хотя не хочет, чтобы я это знала. И когда я смотрю, как она стоит с ножом в руке, бледная и испуганная, но бесстрашная, я испытываю к ней такую острую любовь, что это ранит меня. И еще меня пугает то, во что я ее превратила.
– Все в порядке, – мягко говорю я, хотя это, конечно, неправда. – Ланни, положи нож, пожалуйста.
– Полагаю, пырять копов насмерть – не лучшая идея, – отзывается она. – Но, мама, если…
– Если они вернутся с официально оформленными бумагами, я спокойно проследую с ними. А ты позаботишься о Конноре. Коннор, ты будешь делать то, что скажет Ланни, хорошо?
– Но ты же знаешь, я единственный мужчина в этом доме, – бурчит он, и по спине у меня пробегает холодок – эти слова мог сказать его отец. Впрочем, в отличие от отца, Коннор не проявляет агрессии, просто сетует.
Ланни закатывает глаза, вкладывая нож обратно в подставку, но не говорит ничего. Вместо этого она мягко подталкивает Коннора в направлении его комнаты. Тот упирается и не идет. Пристально смотрит на меня, между бровями его собираются складки, глаза полны тревоги.
– Мама, – говорит он. – Мы должны уезжать отсюда. Немедленно. Просто взять и уехать.
– Что? – выпаливает Ланни, не успев остановить себя, и я вижу, что ей тоже приходила в голову эта мысль. Она ждала этого известия и боялась его. Я слишком долго заставляла своих детей балансировать на лезвии ножа. – Нет. Нет, мы никуда не уедем. Правда? И что, нам вот так нужно сразу уехать? Прямо сегодня?
Я вижу в ее взгляде мольбу. Она только-только обзавелась подругами взамен тех, которых лишилась в Уичито в том невообразимом водовороте ужаса. Она нашла, пусть на короткое время, немного счастья. Но она не просит оставить ей это счастье.
Она лишь надеется.
Мне не нужно ничего отвечать, потому что Ланни уже сама дает ответ на свой вопрос. Она опускает взгляд и выдавливает:
– Да. Да, конечно, мы уезжаем. Нам придется это сделать, верно? Если копы копнут поглубже, они обнаружат…
– Если они возьмут мои отпечатки пальцев – да, они узна́ют, кто мы такие. Я буду тянуть с этим, чтобы дать нам время. – Делаю глубокий вдох, такой глубокий, что он причиняет боль. – Идите и соберите то, что вам нужно. По одному чемодану, хорошо?
– Если мы сейчас сбежим, тебя будут считать виновной, – говорит мне Ланни.
И она, конечно же, права. Но я не могу остановить этот поезд, он вне моего контроля. Сколько бы усилий я ни прилагала. Если мы останемся, буря может обрушиться на нас с обеих сторон. Бегство выставит меня виновной, но, по крайней мере, я смогу увезти от этого своих детей, доставить их в безопасное место и вернуться, чтобы оправдать себя.
Коннор стрелой уносится прочь. Ланни смотрит на меня в скорбном молчании, потом идет следом за ним.
– Прости, – говорю я ей вслед. Она не отвечает.
7
Время уже адски позднее, но я звоню Хавьеру и прошу его как можно быстрее пригнать фургон к моему дому. Говорю ему, что «Джип» можно забирать сразу же и что я заплачу за дополнительные хлопоты. Он не задает вопросов, но обещает, что будет через полчаса. Значит, развязка близка.
Иду в свою комнату, отключаю от всех проводов свой ноутбук и кладу в дорожную сумку, чтобы позже избавиться от него по частям. От меня не ускользает, что у меня есть нечто общее с моим бывшим мужем.
«На этот раз все по-другому, не так ли? – шепчет мне призрачный голос Мэла, пока я рассовываю в сумку вещи, которые хочу сохранить. – Ты бежишь не от преследователей, даже не от меня. Теперь ты бежишь от полиции. Как ты думаешь, далеко ли тебе удастся уйти, когда за тобой начнут охотиться по-настоящему? Когда за тобой начнут охотиться все?»
Прерываюсь, чтобы схватить альбом, который я ни за что не согласна бросить. Там нет фотографий Мэла – только я, дети и друзья. Мэл как будто никогда и не существовал. Вот только он прав. Мысленный Мэл, во всяком случае. Если я сбегу и полиция решит, что меня нужно преследовать, это будет уже совсем другой коленкор. Я сомневаюсь, что Авессалом поможет мне ускользнуть от закона. Он первым же меня и выдаст.
Раздается стук в дверь. Я сую альбом в сумку, застегиваю ее на «молнию» и оставляю на кровати. Все остальное, что у меня есть, можно дешево купить, легко заменить и без сожалений оставить.
Когда я открываю дверь, на крыльце стоит Хавьер.
– Спасибо, – говорю я ему. – Ваши ключи…
Прервав меня, он полным сожаления тоном произносит:
– Да, насчет этого… Я никогда вам не говорил, но, чтоб вы знали, я заместитель помощника шерифа. Примерно тогда же, когда вы позвонили насчет фургона, мне сообщили по рации, что вас собираются допросить. Вы никуда не едете, Гвен. Мне пришлось позвонить им.
За спиной у него стоит детектив Престер. Сегодня он одет в темный костюм, а синий галстук повязан так неаккуратно, что я задумываюсь: может быть, он просто завязал обычный узел и решил, что сойдет и так? Детектив выглядит усталым и рассерженным, в руке у него сложенный вчетверо лист бумаги с официальной печатью в верхней части. Он говорит:
– Я разочарован, мисс Проктор. Я думал, что между нами состоялась вполне разумная беседа. Но вы собирались удрать от меня, и, должен вам сказать, выглядит это не очень хорошо. Совсем нехорошо.
Я чувствую, как вокруг меня смыкается ловушка. Не медвежий капкан, а шелковые нити, сплетенные в прочнейшую сеть. Я могу кричать, я могу яриться, но я больше не могу убежать от этого.
Чем бы это ни было.
Я улыбаюсь Хавьеру, хотя мне совсем этого не хочется, и говорю:
– Всё в порядке.
Он не улыбается в ответ. Он смотрит на меня пристально и настороженно. Я вспоминаю о том, что все они в курсе: у меня есть разрешение на скрытое ношение оружия. Они знают, что я опасна. Я гадаю, не сидят ли где-нибудь в темноте снайперы.
Подумав о детях, я поднимаю руки вверх.
– Я безоружна. Можете обыскать меня, пожалуйста.
Престер проводит обыск, безлично проводя по моему телу ладонями, и я вспоминаю, как это впервые случилось с Джиной Ройял, как она стояла, склонившись над раскаленным капотом семейного минивэна. Бедная, глупая Джина думала, что это унизительно… Что бы она понимала!
– Чисто, – кивает Престер. – Хорошо, давайте сделаем все по-доброму и без осложнений, идет?
– Я поеду с вами без возражений, если вы сначала позволите мне поговорить с детьми.
– Ладно. Хавьер, пройдите с ней в дом.
Тот кивает, достает из кармана черную бляшку и пристегивает ее к поясу. На ней поблескивает обведенная золотом звезда помощника шерифа. Теперь он официально при исполнении.
Я вхожу в дом и обнаруживаю, что Ланни и Коннор сидят, напряженно глядя на дверь. Увидев меня, она слегка расслабляются, но когда следом входит Хавьер и становится на страже у дверей, напряжение возвращается.
– Мама, всё в порядке? – Голос Ланни слегка дрожит.
Я опускаюсь на диван и обнимаю их обоих, привлекая к себе. Поцеловав их, говорю так мягко, как только могу:
– Сейчас мне нужно поехать с детективом Престером. Всё в порядке. Хавьер останется здесь, с вами, пока я не вернусь.
Я поднимаю на него взгляд, он кивает и отводит взгляд. Ланни не плачет, но Коннор молча утирает слезы обеими руками, и я вижу, что мальчик злится на самого себя. Никто из них не произносит ни слова.
– Я очень люблю вас обоих, – говорю я и встаю. – Пожалуйста, присмотрите друг за другом до моего возвращения.