Я не хочу поднимать тему преступлений их отца, рассказывать, скольких людей он убил, скольких сделал несчастными, сколько семей разбил, включая свою собственную… но в то же время знаю, что должна объяснить. Они уже не маленькие дети, и скоро – я инстинктивно чувствую это – наша жизнь станет намного сложнее.
Но мне не хочется очернять Сэма Кейда в их глазах. Он нравится им. И, насколько я могу судить, они тоже ему нравятся. И, опять же, я думала, что нравлюсь ему.
Может быть, он участвовал в убийственном плане, который стоил жизни двум девушкам. Я по-прежнему не могу представить, чтобы Сэм убил их сам, и все же… все же я легко могу понять, как горе, гнев и боль заставляют кого-то переступить границы, которые человек, казалось бы, четко для себя обозначил. Я уничтожила прежнюю Джину Ройял и воссоздала себя из ее праха. Сэм направил свой гнев вовне, на меня – своего воображаемого врага. Быть может, для него эти девушки были лишь сопутствующими потерями в холодном военном уравнении, составленном, чтобы добраться до цели. Я почти – почти – могу в это поверить.
– Мама?
Я моргаю. Коннор смотрит на меня с неподдельной тревогой, и я гадаю, как долго я блуждала в своих раздумьях. Я невероятно устала. Понимаю, что, несмотря на съеденный сэндвич, умираю от голода, а еще мне срочно нужно в туалет, иначе мой мочевой пузырь того и гляди лопнет. Забавно. Все это было неважными мелочами, пока я не поняла, что дети в безопасности.
– Поговорим по пути домой, – заверяю я его. – Сейчас кое-куда забегу, и поедем. Хорошо?
Коннор кивает с некоторым сомнением. Он беспокоится за Сэма, как мне кажется, и мне не хочется снова разбивать сердце моему сыну. Но тут нет моей вины.
Я успеваю в туалет как раз вовремя. Опускаясь на унитаз, вся дрожу. После мою руки и лицо, делаю несколько глубоких вдохов, и лицо, смотрящее на меня из зеркала над умывальником, выглядит уже почти нормально. Почти. Я понимаю, что мне нужно подстричься и подкрасить волосы. Несколько седых волосков уже довольно сильно портят внешний вид. Забавно. Я всегда думала, что умру прежде, чем состарюсь. Это отголоски прежней Джины, которая сочла день Происшествия концом всей своей жизни. Я ненавижу прежнюю Джину, которая наивно верила в силу истинной любви, считала себя хорошей женщиной, а своего мужа – хорошим мужчиной и полагала, что она заслужила это, не приложив ни малейших усилий.
Я ненавижу ее еще больше, когда осознаю́, что даже после всего случившегося я по-прежнему очень на нее похожа.
Поездка домой начинается в молчании, но я ощущаю, что оно напряженное. Дети хотят знать. Я хочу сказать им. Просто не совсем знаю, как подобрать слова, поэтому протягиваю рук и играю с верньерами радио, встроенного в приборную панель «Джипа», перескакивая с нью-кантри на южный рок, потом на олд-кантри и что-то похожее на фолк-музыку, пока Ланни не подается вперед и не выключает радио решительным щелчком тумблера.
– Хватит, – говорит он. – Давай выкладывай. Что там насчет Сэма?
Господи, как я не хочу начинать этот разговор… Но я проглатываю приступ трусости и говорю:
– Сестра Сэма… оказалось, что Сэм не тот, за кого себя выдавал. То есть тот, но он не сказал нам всей правды.
– Ты несешь какую-то чушь, – замечает Коннор. И, вероятно, он прав. – Погоди, это сестра Сэма была в озере? Он убил свою сестру?
– Эй! – резким тоном восклицает Ланни. – Давай не будем тут об убийстве сестер! Сэм никого не убивал!
Не знаю, почему я не замечала этого раньше, потому что сейчас, с одного взгляда на ее лицо, я вижу, что она рассержена, встревожена и готова защищать Сэма. Ей сразу понравился офицер Грэм, но тут другое. Тут не эмоции, а необходимость. Сэм, который просто тихо присутствовал в нашей жизни, сильный, добрый и стабильный. Он оказался ближе всего к отцовской фигуре, которая ей представлялась.
– Нет, – говорю я и на секунду сжимаю ее руку, чувствуя при этом, как она напрягается. – Конечно, он не убивал. Коннор, его забрали в полицейский участок, потому что обнаружили, что он связан с нами. По прошлым временам.
Ланни отодвигается, прижимаясь к дверце машины. Я вижу, что Коннор тоже вжимается в кресло.
– По прошлым? – тихо переспрашивает мой сын, и голос его слегка дрожит. – Ты имеешь в виду – когда мы были другими людьми?
– Да. – Я чувствую виноватое облегчение от того, что мне не нужно подводить их к этому. – Когда мы жили в Канзасе. Его сестра… его сестра была одной из тех, кого убил ваш отец.
Я не говорю, что сестра Сэма была последней. Почему-то мне кажется, что это еще страшнее.
– Ох… – тихо выдыхает Ланни, но в ее голосе не слышно эмоций. – Значит… он последовал за нами сюда? Так? Он никогда на самом деле не был нашим другом. Он хотел выследить нас. Сделать нам что-то плохое из-за того, что папа сделал с его сестрой…
О боже. Она назвала Мэла папой. Это глубоко ранит меня; это безумно больно.
– Солнышко…
– Она права, – говорит Коннор с заднего сиденья. Глядя в зеркало, я вижу, что он смотрит в окно, и в этот момент жутко напоминает своего отца. Так сильно, что я не могу оторвать взгляд и в какой-то момент мне приходится резко повернуть руль, чтобы вернуться на свою полосу – мы уже едем по извилистой дороге, ведущей к озеру. – Он не был нашим другом. У нас нет никаких друзей. Было бы глупо думать, что они у нас есть.
– Эй, это неправда, – возражает Ланни. – А как насчет того Отряда Гиков, с которыми ты играешь в эти заумные игры? А как насчет Кайла и Ли, пацанов Грэма? Они постоянно спрашивают тебя то об одном, то о другом…
– Я же сказал – у меня нет друзей. Просто ребята, с которыми я играю в игры, – отвечает Коннор. В голосе его звучат нотки, которых я раньше не слышала, и мне это не нравится. Вообще. – И сыновей Грэма я не люблю. Просто притворяюсь, чтобы они опять не побили меня.
Судя по выражению лица Ланни, до сего момента она этого тоже не знала. Я думаю, что Коннор, должно быть, доверял Сэму, а теперь, когда тот оказался предателем, он больше не видит смысла хранить от меня секреты. Я застываю. Я помню, как напряженно держался Коннор в присутствии мальчиков Грэма. Я вспоминаю его предупреждение о том, как он лишился своего телефона – что, вероятно, его взял кто-то из них. Я ненавижу себя за то, что усомнилась в этом. Но в том вихре событий, когда я беспокоилась о том, что может сделать Мэл, да еще когда всплыло это убийство… я просто забыла об этом. Я подвела своего сына.
Когда Сэм нашел его с разбитым носом и в синяках – это была работа братьев Грэм.
Я скриплю зубами и ничего не говорю на протяжении всей остальной поездки. Ланни и Коннор, похоже, тоже не хотят больше говорить. Я притормаживаю у въезда на нашу дорожку, ставлю «Джип» на ручной тормоз и поворачиваюсь к ним.
– Я не могу исправить то, что пошло неправильно. Это просто случилось. Я не знаю, чья это вина, и на самом деле мне уже все равно. Но я обещаю вам одно: я позабочусь о вас. О вас обоих. И если кто-нибудь попытается причинить вам вред, им придется сперва пройти через меня. Понимаете?
Они понимают, но я вижу, что это не до конца успокаивает их, что в них остается некое напряжение, словно натянутая проволока. Ланни замечает:
– Ты не всегда с нами, мама. Я знаю, ты хотела бы этого, но иногда нам приходится приглядывать друг за другом, и было бы лучше, если б ты сказала мне код от…
– Ланни, нет.
– Но…
Я знаю, чего она хочет: доступ к оружейному сейфу. И не хочу давать ей этот доступ. И никогда не хотела. Я никогда не хотела, чтобы мои дети росли стрелками, вояками, юными солдатами.
До тех пор, пока у меня есть силы защитить их, я этого не допущу.
В хрупком молчании я снова трогаю «Джип» с места и, хрустя гравием, направляю его к нашему дому.
Когда свет фар падает на него, я вижу кровь. Это все, что я вижу при первом всплеске узнавания: ярко-красное пятно на двери гаража; кругом потеки, мазки и капли. Я резко нажимаю на тормоза, и нас бросает вперед, натягивая ремни безопасности. В свете галогеновых фар я вижу, что красное пятно слишком яркое и густое, и понимаю, что это, вероятно, не кровь. Оно все еще влажное и блестит на свету, и пока я смотрю на него, одна из капель как раз срывается вниз.
Это было сделано совсем недавно.
– Мама, – шепчет Коннор. Я не смотрю на него. Я теперь смотрю на слова, намалеванные на наших окнах, на кирпичной стене, на входной двери.
УБИЙЦА
СУКА
ДРЯНЬ
МАНЬЯЧКА
ШЛЮХА
МРАЗЬ
СДОХНИ
– Мама! – Рука Коннора крепко сжимает мое плечо, и я слышу панику в голове сына, самый настоящий страх. – Мама!
Я даю «Джипу» задний ход и, разбрасывая гравий из-под колес, мчусь по подъездной дорожке к главной дороге. Мне приходится резко затормозить, потому что путь преграждают две машины. Чистенький, без единой пылинки и в безупречном состоянии, внедорожник «Мерседес» и грязный пикап с завышенной посадкой, который под слоем грязи вполне может быть красным. Они блокируют нам проезд.
Йохансены, милая, тихая пожилая пара, живущая чуть выше по склону, те, кому я представилась, когда переехала сюда… они сидят в своем внедорожнике, не глядя на меня. Они смотрят на дорогу, как будто то, что они перекрыли мне путь – всего лишь долбаная случайность. И они тут ни при чем.
Подонок в красном пикапе и его дружки подобными этическими соображениями не отягощены. Они счастливы, что их заметили. Трое из них вылезают из длинной кабины, а еще трое – из кузова пикапа. Пьяные, расхлябанные и в полном восторге от этого. Я узнаю́ одного из них. Тот скот из тира, Карл Геттс, которого Хавьер вытурил за плохое поведение.
Они направляются к нам, и я с дрожью понимаю, что со мной мои дети, а я не вооружена и, Господи, помилуй, копы даже не потрудились оставить поблизости патрульную машину, чтобы проследить за нашей безопасностью. Вот вам и все добрые намерения Престера, если они у него вообще были. Меньше суток прошло