Дождь ниспадает с небес дрожащей серебристой завесой, сейчас нам не дает промокнуть только широкий квадратный навес над входом в здание. Вдали я вижу красные и зеленые огни светофоров, отблеск фонарей над стоянкой, но весь мир выглядит смутным и размытым.
– Ждите здесь, – говорит Грэм и рысцой выбегает под дождь. Примерно через минуту он подгоняет к крыльцу массивный внедорожник, который, похоже, способен даже в такой ливень проехать по любому проселку. Черный или темно-серый, в оранжевом свете фонарей трудно разобрать.
Лэнсел распахивает пассажирскую дверь, и я быстро ныряю внутрь – однако недостаточно быстро, чтобы избежать потока холодной воды, от которого у меня слипаются волосы, а по затылку и спине бегут холодные струйки. Мой рюкзак соскальзывает на пол и отлично сливается с темным ковриком. Грэм включает обогреватель, и я подношу к решетке руки, благодарная за заботу.
– Куда мы едем? – спрашиваю я. Грэм переключает передачу, и автоматика с резким щелчком закрывает замки на дверях. Я пристегиваю ремень безопасности. Посадка у этой машины куда выше, чем у моего «Джипа»; мне кажется, будто я еду на двухэтажном автобусе. Но ход у внедорожника ровный. Грэм выруливает со стоянки на залитые дождем, почти пустые улицы Нортона.
– Вы хотите найти Сэма Кейда, верно? – уточняет он. – Я подвез его на дальний участок, вверх по холму от моего дома. Но дорога там трудная. Он присоединился к партии, которая намеревается вести поиск по направлению вверх, в горы. Сейчас может оказаться нелегко найти его. Вы точно хотите это сделать?
Мне больше некуда идти, и я определенно не хочу возвращаться в тот дом – обезображенную, сломанную, пустую раковину, где когда-то укрывались те, кого я люблю. Я одета отнюдь не для поисков на природе, особенно в дождь и холод, но домой я не поеду. Думаю о том, чтобы позвонить Сэму, но он сейчас где-то в горах, занят поисками, и может не услышать звонок телефона посреди этого хаоса.
Моя ступня чувствует, как вибрирует рюкзак, и секунду я недоумеваю, но потом вспоминаю, что положила туда телефон, чтобы защитить его от дождя. Наклоняюсь и достаю его. Номер не определяется, но я не хочу рисковать пропустить что-то важное, поэтому отвечаю. Это очередной «тролль». Он мастурбирует, рассказывая мне, как будет снимать с меня кожу. Я обрываю звонок, при этом вижу два текстовых сообщения. Оба с неопределяемых номеров.
– Что-нибудь полезное? – спрашивает меня Грэм.
– Нет. Извращенец, который тащится от фантазий о том, как он будет меня пытать, – отвечаю я. – Вон оно каково – быть бывшей женой Мэлвина Ройяла. Я не человек. Я – всего лишь цель.
– Жестоко, – говорит он. – Должен признать, вы просто железная женщина – вот так сохранять семью и пытаться жить дальше… Это нелегко.
– Нет, – роняю я. Я не сохранила семью. И это так больно, что мне трудно сделать следующий вдох. – Нелегко.
– Я слегка удивился, что Престер оставил вам телефон, – замечает Грэм. – Обычно его оставляют в участке, мониторить все звонки. Мне кажется, должен быть какой-нибудь след.
– Престер сказал, что они клонировали номер. Может быть, смогут засечь тех придурков, которые мне названивают. – Говоря это, я просматриваю первую эсэмэску. Она от Авессалома – это понятно по символу, который он всегда проставляет в конце. В ней говорится:
Рядом с тобой живет коп. Я проверил. Надежно.
Это шокирует меня. Авессалом всегда советует мне не доверять властям.
Удаляю это сообщение. Я отчаянно надеялась, что у него есть сведения о моих детях, но он не сказал ничего, чего я и так не знала бы. Похоже, он решил дистанцироваться от наших проблем.
– Погода сегодня слишком плохая, чтобы идти в лес или горы, – говорит Грэм. – Можно развернуться и поехать ко мне домой. Вы можете переночевать на диване, а с рассветом присоединиться к поискам. Что скажете?
– Нет, мне нужно… мне нужно искать, если поисковый отряд все еще там. Я справлюсь.
Грэм смотрит на меня, чуть заметно хмурясь.
– Вы одеты не по погоде. Ботинки вполне годные, но в том, что на вас надето, вы уже через час подхватите переохлаждение, тем более что сразу промокнете. Позади вашего кресла куртка, можете ее надеть.
Откладываю телефон, шарю по полу за креслом и натыкаюсь на шелковистую ткань куртки-пуховика с меховой оторочкой на капюшоне. Тяну его к себе, и моя рука скользит по чему-то, размазанному по кожаной поверхности заднего сиденья, – низко, почти у основания. Оно кажется липким и слегка влажным. Я высвобождаю пуховик и кладу его к себе на колени, при этом отметив, что костяшки моих пальцев испачканы в чем-то, похожем на мазут. Достав из держателя, расположенного между креслами, салфетку, стираю эту грязь и думаю, что на ощупь это совсем не напоминает мазут.
Поднеся руку ближе к лицу, чувствую медный запах, который ни с чем нельзя перепутать. По тыльной стороне моей руки размазан совсем не мазут…
Мы уже выехали за пределы Нортона, и Грэм твердо держит ногу на педали газа, ведя машину быстрее, чем следовало бы на этой мокрой дороге. Уклон, ведущий к Стиллхауз-Лейк, похож на черный пустой экран, на фоне которого вспыхивают в свете фар дождевые капли и тянется размытая серая лента дороги.
На тыльной стороне моей руки кровь.
Осознание этого вымывает меня изнутри дочиста, оставляя легкой, пустой и прозрачной, и секунду или две я думаю, что вот-вот потеряю сознания от невероятности всего этого. Во внедорожнике Лэнсела Грэма кровь. И все, абсолютно все начинает обретать смысл. Я не осмеливаюсь показать это.
Закончив вытирать руку, сминаю салфетку в шарик и сую в карман джинсов, при этом небрежно спрашивая:
– Вы уверены, что Кайл не будет против, если я ненадолго позаимствую этот пуховик? – Вероятно, это куртка его сына; от нее исходит специфический запах мальчишки-подростка. – Кстати, мне кажется, он пролил там что-то сзади…
– Да, надо почистить сиденье: мы подстрелили оленя, и я загрузил тушу в машину. Завез ее домой по пути в участок. Извините, – говорит Грэм. – И вообще, можете носить этот пуховик столько, сколько надо. Кайлу все равно, у него их много.
У него такой приятный голос… Ровный, глубокий, дружелюбный. У него есть готовое объяснение крови в машине, но я сейчас все равно ничего не чувствую. Внутри у меня все онемело. Я уже на самом деле не здесь. Я – просто разум, который складывает куски головоломки, а все эмоции перекрыты, подобно тому, как пережимают сосуд, чтобы уменьшить потерю крови. «Это шок, – понимаю я. – Я в шоке». Отлично. Я могу этим воспользоваться.
Вспоминаю, как он приходил в наш дом – кажется, это было сто лет назад, – чтобы вернуть телефон моего сына… или телефон, который выглядел точно так же. Можно было перенести в другой аппарат все, что имелось у моего сына в телефоне, и это было бы легко, потому что там содержались лишь контакты и эсэмэски. Это все легко можно скопировать, как продемонстрировал Престер. Сделать копию всех данных и даже самого номера.
И то, что вернулось в наш дом, могло быть совсем другим телефоном. Телефоном, который мог слушать нас. Камерой, которая могла видеть нас, когда ее оставляли где-нибудь на столе. Я представила себе, как телефон лежит рядом с кроватью Коннора, изучая наши привычки, наше расписание, время, когда Коннор встает и ложится спать… Он мог даже записать тональность набора и вычислить код нашей сигнализации.
Хотя, возможно, это было проще всего. Может быть, офицер Грэм подсмотрел, как я ввожу этот код, в вечер его первого визита к нам.
Что-то едва заметно подается во мне. Я чувствую первый яростный укол паники, когда шок начинает проходить, – как будто возобновляется кровотечение. Закрываю глаза и пытаюсь думать, потому что это…
Это самый важный момент моей жизни.
В машине висит тяжелая тишина, превосходная звукоизоляция приглушает рокот дождевых струй до глухого монотонного шипения, похожего на шепот далеких звезд. Позади нас на дороге нет ни одной машины, впереди тоже не видно теплого света приближающихся фар. Мы точно так же могли бы быть единственными людьми, оставшимися в живых в этом мире.
Телефон жужжит снова. Я перекладываю пуховик так, чтобы прикрывать экран, и читаю вторую эсэмэску:
Мы в участке, где ты?
Она от Сэма Кейда. Он вовсе не ушел в горы на поиски. Вся это поездка оказалась ложью.
Мой телефон стоит на беззвучном режиме, поэтому он не издает писка, когда я осторожно, медленно набираю ответ:
Меня увез Грэм.
Я как раз нажимаю «Отправить», когда машину резко заносит вбок, и я с силой ударяюсь о пассажирскую дверцу. Телефон вылетает у меня из рук, и я даже не успеваю заметить, отправилось сообщение или нет.
Я пытаюсь схватить телефон, Грэм делает это одновременно со мной, и намеренно – я в этом уверена – с силой ударяет его об одну из металлических опор сиденья. По экрану бегут трещины, питание отключается.
– Черт! – восклицает Грэм, поднимая телефон и встряхивая его, словно может волшебным образом исправить поломку. Превосходное представление. Он даже выглядит озабоченным, и, не будь я сейчас в таком ужасе и ярости, я поверила бы в это.
Пытаюсь замедлить поступление адреналина в мою кровь, потому что сейчас мне это не нужно. Мне нужно думать. Мне нужно составить план, прежде чем начать действовать. Пусть думает, что обманул меня.
Я должна убить этого человека. Но сначала – узнать, куда он дел моих детей. Поэтому я медленно, очень медленно приподнимаю рюкзак. Шелест дождя и шум мотора могут замаскировать звук открываемой «молнии». Мои руки неистово трясутся от ужаса и пулеметного перестука сердца. Я сую руку в рюкзак и касаюсь пальцами пупырчатого пластика пистолетного кейса.
Он развернут неправильно. Мне нужно повернуть его, чтобы добраться до замка́.
Лэнсел Грэм скорбно смотрит на разбитый телефон.
– Черт возьми… Приношу извинения. Послушайте, в участке, наверное, получают копии звонков. Хотите, я проверю?