Я не могу проиграть. Ни на миг.
– Тебе не нужно этого делать, – говорит Грэм. – Ты просто заблудишься, возможно, свалишься с откоса и сломаешь шею… О, точно. Я позвоню непосредственно Сэму. Может быть, смогу дозвониться…
Он все еще играет в эту игру.
А я – нет.
Хватаю рацию и бью его в висок со всей силой, какую могу вложить в удар в такой тесноте. Слышу крик, невообразимо громкий в ограниченном пространстве салона машины. Первый удар раздирает кожу на его виске, и Лэнсел Грэм кричит и отмахивается, а я ударяю его снова и снова, теряя всякий контроль, теряя все, кроме чистой, великолепной ярости, которая пробуждает во мне жажду уничтожить его. Пластиковый корпус раскалывается, большой осколок втыкается ему в щеку. Грэм шатается, оглушенный. Я резко наклоняюсь и дергаю рычажок автоматического контроля дверей, сбоку от него, и слышу громкий щелчок – замки открыты. Отшатнувшись, впечатываю кулак в яйца Грэму и вижу, как он замирает от боли, пронзившей все тело. На мгновение встречается со мной взглядом, а потом я кидаюсь прочь, не успев даже услышать его вопль.
Хватаю свой рюкзак с заднего сиденья.
Распахиваю свою дверцу и выкатываюсь наружу, крепко прижимая к себе куртку и рюкзак. Его рука хватает длинный подол куртки и дергает, холодная грязь под моими ногами чавкает и скользит, я теряю равновесие, и паника пронзает меня острыми иглами. Я не могу позволить ему добраться до меня. Выпускаю пуховик, выпрямляюсь, ухватившись за дверцу, и бегу прочь со всей быстротой, на какую способна.
Потому что на этот раз я действительно чувствую затылком дыхание монстра.
13
Едва я оказываюсь на открытом месте, как дождь обрушивается на меня, словно тысячи холодных ножей, пронзающих меня насквозь, но я не замедляю бег. Я тяжело дышу, ужас почти ослепляет меня, но я отбрасываю его прочь. Я должна думать.
Я поранила Грэма, но не остановила его. Я не знаю, какое оружие есть при нем – дробовик, возможно, пистолет и, несомненно, нож, быть может, не один. У меня есть лишь «ЗИГ-Зауэр» и жалкие остатки патронов, купленных в тире. Я понимаю, что, лишившись куртки, оказалась в смертельной опасности. Холодный фронт понизил температуру воздуха до десяти или даже пяти градусов по Цельсию, прибавим к этому влажность… я уже чувствую, как холод добирается до моего тела сквозь жар, порожденный страхом и яростью. От дождя земля размокла и сделалась скользкой, а я не знаю эти леса. Я не местная. У меня нет военной подготовки, как у Сэма или Хавьера. За меня некому молиться.
Но мне на это глубоко плевать. Я не проиграю.
Добегаю до полосы густого подлеска и бегу сквозь него так быстро, как только могу. По пути обзавожусь коллекцией синяков и порезов. Да, я знаю, что бежать в темноте – это невероятно дурацкая идея. Замедляю шаг, нащупываю путь, успешно избегая того, чтобы напороться на острую сломанную ветку. Обхожу ее, сажусь на корточки и расстегиваю рюкзак. Достаю кейс с пистолетом и открываю его. Не глядя собираю пистолет и проверяю магазин. Он пуст. Я ищу в рюкзаке запасные патроны и понимаю, что ублюдки из Нортонского полицейского управления, похоже, расстреляли почти весь мой боезапас для баллистической экспертизы.
Снаряжаю магазин всем, что осталось. Семь патронов. Всего семь.
«Хватит и одного», – говорю я себе. Это ложь, конечно. Адреналин заставляет людей двигаться, сражаться, делает их смертельно опасными даже тогда, когда им следовало бы уже пасть замертво.
Но это работает и в мою пользу тоже. Я не собираюсь лечь и сдаться.
Сейчас страх делает меня сильной. Зоркой. Необычайно выносливой.
Ослепительная вспышка белого света разрывает воздух, и я чувствую, как от электрического разряда все волоски на моем теле поднимаются дыбом; затем раздается оглушительный раскат грома. Молния бьет в соседний холм, и сосна, стоящая на нем, внезапно вспыхивает. Ее верхняя половина откалывается и падает, рассыпая вокруг искры.
И в этом свете я вижу темный силуэт Грэма, пробирающегося через подлесок. Он совсем рядом.
Нужно действовать. Он тоже может увидеть меня.
Это похоже на кошмар, особенно в свете дерева, горящего вдали: кустарник, стволы деревьев, дождь, густая грязь скользит под ногами, облепляет мои ботинки и штанины моих джинсов. Я мерзну, но почти не чувствую этого – все мои силы сосредоточены на том, чтобы двигаться быстро, но как можно бесшумнее. Я не знаю, где Грэм. Я не могу рисковать и стрелять в него, пока он не окажется в прямой видимости, без всяких преград. Стрельба в панике – стрельба впустую.
И я не могу позволить себе случайно убить его. Он нужен мне живым. Мне нужно узнать, где мои дети.
Моя задача сложнее, чем его, и, как ни странно, в этот момент я представляю, что Мэл шепчет мне: «Ты можешь это сделать. Я дал тебе силу».
Мне ненавистно признавать это, но он прав.
Поднимаюсь до половины склона по крутой скользкой тропе, когда ощущаю, как мне в руку выше локтя впивается дробь. Что-то горячее расплескивается по верхней части руки, словно меня окатили кипятком из шланга. Шок быстро проходит; я шатаюсь, оскальзываюсь, хватаюсь за древесные стволы, чтобы удержаться на ногах. Сквозь дождь пробивается резкий сильный запах пороховой гари, и я с каким-то искренним удивлением думаю: «Он попал в меня». Логическая часть моего сознания говорит мне, что все не так плохо: это было скользящее попадание, а не прямой выстрел из дробовика, который разорвал бы мои мышцы в клочья. Это просто… неудобство. Я по-прежнему могу шевелить рукой, брать ею предметы. Все остальное может подождать. Ужас внутри меня кричит, чтобы я сошла с тропы, нашла укрытие, свернулась там и умерла, но я не могу позволить этому чувству управлять мною.
Я слышу что-то сквозь шум дождя и дальний рокот грома.
Грэм смеется.
Прячусь за толстый ствол дерева и перевожу дыхание, а когда оглядываюсь, то, по счастливой случайности, молния озаряет тропу. Грэм недалеко позади меня, и, когда он вскидывает руку, чтобы защитить глаза от яркой вспышки, я понимаю, что на нем очки ночного видения.
Он мог видеть, как я бегу в темноте.
Я ощущаю прилив отчаяния. У меня семь патронов в пистолете против его дробовика, и в темноте, среди этого адского дождя, я не могу прицелиться как следует, а у него эти чертовы очки. Я чувствую, как от меня ускользает последняя надежда. Я никогда не найду своих детей. Я умру и буду гнить здесь, на этой горе, и никто никогда не узнает, кто убил меня.
Новые силы, как ни странно, мне придает картина того, как будет обсасывать мою участь «Сайко патрол». «Так ей и надо, этой сучке. Наконец-то справедливость восторжествовала!»
Я не допущу, чтобы они победили.
Жду, пока Грэм сокращает расстояние между нами. Если уж стрелять, то наверняка. Я могу это сделать. Подождать, пока молния ослепит его снова, выйти из-за дерева и выстрелить. Он – картонная мишень в тире, я смогу это.
Все проходит идеально. Яркая, голубовато-белая вспышка четко высвечивает Грэма, и я целюсь, спокойно и гладко, но не успеваю нажать на спуск, как в затылок мне упирается жесткое дуло дробовика и я слышу, как Кайл Грэм, его старший сын, кричит:
– Пап, я ее поймал!
Изумление приглушает волну паники, но я не думаю. Я действую.
Разворачиваюсь влево, ловко и резко – в кои-то веки грязь не мешает мне, а помогает, – и отбиваю дуло вбок ребром ладони, а потом разворачиваю руку, чтобы крепко вцепиться в металл и рвануть с вывертом. Одновременно с этим движением я пинаю Кайла в пах. В последний момент чуть меняю направление удара, вспомнив, что сражаюсь не с мужчиной. Он – мальчишка, всего лишь мальчишка, почти ровесник моей дочери, и он ничуть не больше виноват в том, что его отец маньяк, чем Ланни – в том, что родилась дочерью Мэла.
И все же этого достаточно, чтобы причинить Кайлу боль. Он охает и отшатывается назад, выпуская дробовик. Вес оружия оттягивает мою раненую левую руку. Я сую пистолет в карман джинсов, надеясь, что не прострелю себе ногу, и отвешиваю Кайлу резкий пинок под зад.
– Беги, или я тебя убью! – кричу я ему, и вспыхнувшая молния высвечивает, как он удирает через кусты – вверх по склону, не вниз. Я гадаю, почему туда, но у меня нет времени думать. Поднимаю дробовик, поворачиваюсь в ту сторону, где должен находиться отец Кайла, и нажимаю на спуск.
Отдача у дробовика такая сильная, что я поскальзываюсь на грязной почве и едва не шлепаюсь на задницу, но ухитряюсь уцепиться за толстый мокрый ствол сосны. При вспышке выстрела я не хуже, чем при свете молнии, вижу, что промахнулась. Но не сильно. Может быть, я подарила ему на память пару дробинок.
– Сука! – орет Грэм. – Кайл! Кайл!
– Я отпустила его! – кричу я в ответ. – Где мои дети? Что ты с ними сделал?
Ныряю за дерево впотьмах.
– Скоро ты к ним присоединишься, долбаная… – Хотя гром заглушает звук выстрела, я чувствую, как дерево слегка вздрагивает, приняв на себя заряд дроби. Гадаю, насколько хорошо он вооружен. Если я смогу заставить его расстрелять весь боезапас… но нет. Лэнсел Грэм, должно быть, спланировал это так же тщательно, как и все остальное. Я не могу рассчитывать на столь простой исход.
При очередной вспышке молнии вижу, что нахожусь неподалеку от еще одной тропы, уходящей на запад. Мне кажется, что она ведет вниз. Молнии теперь вспыхивают чаще, и я надеюсь, что это ослабит эффективность очков ночного видения, которые носит Грэм. При такой частоте вспышек ему будет сложно засечь меня.
Пригибаюсь, уповая на то, что если он и заметит движение, то примет меня за оленя, и крадусь к тому месту, где тропа уходит вниз. Если я смогу добраться до гребня нижнего холма, где остался внедорожник, возможно, окажется, что Грэм из разряда болванов с девизом «спрячь ключ в машине», и я смогу найти в нише шасси магнитную коробочку, которая позволит мне украсть автомобиль и удрать отсюда, привести помощь, найти моих детей. У него должен быть навигатор. Быть может, в нем остались записи того, где был Грэм.