– Ого, компания? У нас гости, Джейкоб? Черт, как же мне нравится эта рыжая сучка – отпадная у нее фигура. Вот уж спасибо! Услужил! – Брат был полон искренности, произнеся это «спасибо» одними губами, и Джейкоб содрогнулся от отвращения.
Компания?
Он проснулся, вскочив в постели – ноздри горели, ноги запутались в простынях, – и отхаркнул воду с металлическим привкусом, которой вполне мог захлебнуться во сне. Всем телом подался к прикроватной тумбочке, ухватился за нее, дабы не рухнуть на пол. Дождь продолжал хлестать снаружи, заливая ему лицо. Он был так близко; какой-то ответ маячил в пределах досягаемости. Его отец прикасался к нему.
Рыжая?
– Господи. – Джейкоб встал, чтобы закрыть окно, и с трудом разглядел машину, припаркованную на краю подъездной дорожки. Кого, черт дери, принесла нелегкая? Какие новые лица вступили в игру? Неужели репортеры снова нашли его? Кого еще мог привлечь этот дом?
Джейкоб Омут выбежал из своей комнаты и, добравшись до лестницы, услышал, как кто-то настойчиво стучится к нему в дверь.
Глава 12
Джейкоб открыл дверь и взглянул на темное, заболоченное крыльцо, уловив лишь слабый отблеск лунного света в двух парах глаз – он так и не спустился в подвал поднять рубильники, – и сразу увидел «фигуру», столь приглянувшуюся Джозефу. За мгновение до того, как вспышка молнии продемонстрировала красоту Лизы, он понял, что это была она – эти огненные волосы, почти светящиеся в темноте, трудно было забыть.
В ярком свете он увидел и другую женщину, стоящую справа от дверного проема, и понял, что черепаха с крыльца тоже смотрела на нее, – но понятия не имел, что это значит на самом деле, хотя эта незнакомка явно была важна. Неужели Вейкли послал их забрать его из Стоунтроу – его, слишком напуганного, чтобы вернуться одному? Как так вышло, что Элизабет сумела достучаться до него во сне?
Дверь была открыта уже четыре или пять секунд, его рука все еще дрожала на ручке, а гостьи промокли до нитки. Он не знал, как сказать им, чтобы они убирались отсюда, бежали, не оглядываясь, – ведь лес оживал, тайные мелодии звучали снаружи в ночи, любовные шепоты так и множились. Разум твердил, что этих двоих требуется прогнать, но где взять доходчивый повод? Боже.
И он начал было:
– Это может прозвучать немного безумно, но я думаю, что вам…
Дамы терпеливо ждали, откидывая мокрые волосы с глаз, замерзая на веранде. Лиза открыла рот, чтобы что-то сказать, перебить его и объяснить, что, черт возьми, они забыли здесь, но все, что он мог слышать сейчас, – резкий треск вдалеке, треск ломающегося дерева и катящихся камней. Его отец выбрал остров для строительства, потому что на нем было так легко разорвать связи с остальной цивилизацией. «Уединение» и «изоляция» выступали здесь куда более весомыми понятиями, чем где-либо еще в округе. Джейкоб сжал руки в кулаки и упер их в бедра, зная, что мост к Стоунтроу только что рухнул или был перекрыт.
– Привет, Джейкоб, – произнесла Лиза. – Послушай, я знаю, что мне нужно кое-что объяснить, но, надеюсь, мы тебя не напугали. Мне позарез нужно в туалет. Не возражаешь, если мы войдем?
Джозефу нравились рыжие. Боже.
Он улыбнулся и попытался убрать дрожь из своего голоса, но у него это не очень хорошо получилось.
– Привет, Лиза. Рад видеть тебя. Заходи внутрь, пока не подхватила пневмонию. Это твоя подруга? Очень приятно.
Лиза сделала первый ход. Другого пути не было, особенно если учесть тот факт, что ей вообще не следовало здесь быть, не следовало даже знать, где находится Джейкоб Омут. Она вошла внутрь, как если бы это была самая естественная ситуация в мире, обняла его и погладила его спину медленным круговым движением, только сейчас поняв, что на самом деле они с Кэти могут славно влипнуть. Оставалось надеяться, что Джейкоб не вызовет по их души полицию. Она представила Кэти и увидела, как ее лучшая подруга на секунду как бы выскользнула из себя, впав в подобие прострации. Такое странное спокойствие иногда снисходило на нее – ничего необычного.
– Приятно познакомиться, Кэти, – сказал Джейкоб, пожав ее руку. Он захлопнул входную дверь, отсекая весь свет. Его слова эхом разнеслись по коридорам. – Должно быть, перегорели предохранители. Просто стойте там, где стоите, – я вернусь через минуту.
– Хорошо, – сказала Лиза.
– Обещайте, что не сдвинетесь с места.
– Как скажешь.
Они услышали, как он зашагал прочь – уверенно, несмотря на густой мрак, скорой и знающей походкой.
– Так ты себе это представляла, Кэтлин? – шепотом спросила Лиза.
– Да… – бесцветным голосом откликнулась та. – Как-то так.
– Все еще думаешь, что мы зря это затеяли?
– А ты?
– Ну… кажется, он не слишком рад нас видеть. – Раскинув перед собой руки, Лиза пошарила по сторонам, пока не нашла стул, укрытый тканью. – Но уже слишком поздно.
– Да, – ответила Кэти, – думаю, было поздно уже на мосту.
Джейкоб уловил напряжение в руке Кэти – нервную дрожь, выдающую, что она его в какой-то мере знает. Так всегда случалось со знающими – кто-то трепетал, кто-то чуть ли не с объятиями кидался, излишне фамильярничая. Рукопожатие оказалось гораздо более личным жестом, чем объятия Лизы. Кем, черт возьми, эта Кэти была?
Он щелкнул главным выключателем на автомате и услышал, как загудел ток. Дом проснулся, теперь уже по-настоящему. Кто-то оставил свет в подвале включенным, и его обстановка предстала глазам Джейкоба в первозданном виде – все точно такое, каким он запомнил. Подойдя к вентилям на стояках горячей и холодной воды, писатель отвернул их, включил бойлер – будто гостьи могли задержаться здесь надолго и захотеть принять душ.
– Что, черт побери, вы задумали? – спросил он у мертвых.
Сдернув пыльную драпировку с мебели и неумело обмахнув пыль, Джейкоб усадил Лизу и Кэти на диван в гостиной, а сам обшарил кухонные шкафы в поисках каких-нибудь припасов. При включенном свете ему снова пришлось бороться с притяжением прошлого; все, что он видел, возвращало его назад. Деревянная царапина на столе была оставлена им самим в шестилетнем возрасте. Следы на паркете – это, конечно, от каблуков Рейчел; даже странно, что никто не попытался замазать их воском. Ручка на дверце духовки сломалась, когда мама сожгла индейку на День Благодарения, а папа, испугавшись пожара, слишком сильно дернул за нее. Ручка осталась тогда у него в руке, и он поднес ее к глазам, как будто Чарли Чаплин в комической репризе, поглядел на нее немного – и попытался приладить на место. Куда ни брось взгляд – везде что-то памятное, тянущее за собой цепь реминисценций из прошлого; будь проклята идеальная память.
Он нашел чай, заварил чайник. Взглянул на пианино, и по спине пробежал холодок.
– Бестактно было с нашей стороны ничего не захватить для тебя, – сказала Лиза. – Прости, что заставили хлопотать по хозяйству. Я знаю, ты никого не ждал.
– Не ждал, – глупым эхом повторил Джейкоб, и брови Лизы недоуменно дрогнули, будто она не знала, как разрядить обстановку.
– Эм, да, ну… – замычала она.
Джейкоб сел на табурет от пианино, словно желая досадить своему брату, чуть ли не провоцируя его вернуть себе святое место, размышляя, не сыграть ли какую-нибудь пьесу в качестве провокации – может быть, что-то наподобие фуги[9].
Кэти и Лиза потягивали чай. Он сидел и смотрел на них, и так продолжалось долгое время, пока он наконец не спросил:
– Боб сказал тебе, где я буду?
– Нет, – отрезала Лиза.
– Вот как.
Кэти сказала:
– Мистер Омут, на самом деле это моя вина.
Он скривился, в очередной раз отметив, как глупо звучит его фамилия, соединенная с формально-вежливым обращением и произнесенная вслух, и Кэти это явно заметила. Ее голова нервно дернулась.
– Лиза просто сделала мне одолжение, – продолжила она. – Я пишу диссертацию… точнее, квалификационную работу… и она знала, как много для меня значит…
– Кэти, – осадила Лиза. Порой на ее подругу находил подобный словесный понос, и она тараторила так, что все слова вылетали из нее одним длинным нелепым потоком, из-за которого они обе выглядели еще более глупо, чем сейчас. В кабинете Боба Джейкоб казался остроумным, любезным и добродушным – но сейчас их глазам предстал угрюмый и нелюдимый немтырь. В чем-то они все же напортачили, и Лиза надеялась, что сможет разрешить ситуацию, не нанеся большого вреда ни писателю, ни Кэти. – Слушай, не надо себя оговаривать только из-за…
– Все хорошо, – сказал он им, будто учитель, пресекающий ссору на детской площадке.
Лиза даже покраснела. Она не могла вспомнить, когда в последний раз краснела; это случалось нечасто, потому что она давненько не попадала в такие ситуации. Сейчас главное – не наломать дров и более-менее вразумительно объяснить, что это она, покопавшись без ведома Боба в служебном почтовом ящике, выведала дорогу к нему и, ценой плутаний во грязи и мраке, привезла к нему Кэти, чтобы та смогла расспросить его о… а собственно, о чем? Собирались ли они искать сокровища, найти где-нибудь карту, взять с собой, скажем, керосиновую лампу и простучать все стены на предмет потайного хода? В какой-то момент один из книжных шкафов, конечно же, повернется вокруг оси – и тогда они спустятся по скрипучей лестнице в подвал, где лежат…
Отрубленные головы, надо полагать!
– Так ты пишешь диссертацию о моем отце, – сказал Джейкоб.
Кэти невесело ухмыльнулась, пристально глядя на него, и он слегка напрягся. Такой взгляд мог быть подсмотрен только в одном месте – и если она воспроизводила его столь хорошо, скорее всего, даже не осознавая должным образом, значит, через многое прошла. Что за доктора подолгу таращились на тебя вот так вот, Кэти? И по какой причине?
– Правильнее сказать, Джейкоб, это будет аналитическое сравнение развития вашей карьеры с работами вашего отца.