.
– Джейкоб?
Из-за меня. Я заточил его на острове из-за этого.
– Из-за чего?
Из-за того, что я позаимствовал у него все ужасы, все дикие фантазии. Его талант и размах. Ничем подобным я сам никогда не обладал.
Вейкли вздрогнул, возможно, поняв кое-что из того, что значили слова призрака… но по большей части – все же не поняв. Он пробормотал:
– Всегда думал, что пацан вас всех убил. – Его взгляд расфокусировался, головой он мотнул в сторону, как ребенок с гидроцефалией, чей череп слишком тяжел для плеч. Упав на кушетку и неловко подобрав руки-ноги, Боб, литературный агент, захрапел. В голове у него все еще витали какие-то скудные, обрывочные мысли, но в этот момент его не особо-то и заботило, взаправду ли его голова покоится на коленях давно скончавшегося друга.
Не мертвый до конца, но определенно уже не живой, Айзек Омут склонил голову, и призрачные слезы прочертили первые дорожки на его щеках.
Видишь ли, Боб… теперь уже я слишком напуган, чтобы вернуться в тот дом.
Глава 22
Ее пальцы все еще покалывало после контакта с его лбом, а перед глазами до сих пор стояли безобразные скользкие твари, прячущиеся в чаще, снаружи дома. Сдерживая прилив отвращения, Кэти склонилась над Лизой, отчаянно пытаясь не соскользнуть в то успокоительное забвение, которое познала в больнице и в спальне бабушки. Омут, полный приятного прохладного покоя, пытался закружить ее и затянуть в себя, но она изо всех сил сопротивлялась ему.
Где-то рядом были люди. Голоса, которые она узнавала, но почему-то не могла разобрать, что они говорят, долго болтали и совещались. «Тим и ребенок, – подумала она, – и дедушка, Оливетти, женщина с четками (сейчас она не просто молилась, а именно что говорила), бабушка с кофейной чашкой в руке… все собрались и общаются, будто на вечеринке». Кэти явственно услышала перезвон тарелок и стаканов, скрип отодвигаемых стульев и смех. Словно только что они закончили обедать без нее. Она закрыла глаза, надеясь уловить и свой голос в этом шуме, стараясь услышать, что именно она хочет сказать сама.
– …что? – спросил Джейкоб.
Кэти посмотрела на него. Он сидел у стены и косился за окно.
– Прошу прощения? – Ее голос звучал слабо, на пронзительных нотах.
– Мне показалось, ты что-то сказала.
– Нет, – опровергла она, хотя поручиться за себя сейчас не смогла бы. Она уже не могла понять, что делает или что должна делать вместо того, чтобы просто ждать. Губы Лизы шевелились во сне, глаза то приоткрывались, то снова закрывались. – Поможет ли нам утро?
Он выглядел озадаченным, а потом понял.
– Как в моих книгах, ты имеешь в виду? – Он грустно усмехнулся, и выражение его лица почему-то показалось Кэти обескураживающе невинным. – Рассвет, отпугивающий дьявольские силы, все в таком духе? Не знаю. – Он пожал плечами.
Да-а-а… проблем, похоже, не избежать. Джейкоб мог предложить еще меньше, чем она – вот уж прилетело, откуда не ждали. Возможно, он и впрямь был склонен к суициду, и последнее десятилетие было не чем иным, как одним долгим прыжком в ничто, прыжком в ожидании удара о землю.
Кэти сделала вдох, надеясь не напортачить с формулировками.
– Это… это все из-за тебя?
Джейкоб знал, что она имеет в виду. Знаки, кровавые отметины, знамения. Здесь и слова-то особо не требовались – его молчание оказалось до того красноречиво, что по нему Кэти поняла многое… и во многое поверила.
– Я бы убил себя, если бы это помогло, но это не поможет. Это только сделало бы их всех сильнее. И я, возможно, стану еще одним из них.
– Да, я думаю, ты прав. – В тот момент она безоговорочно доверяла ему, чувствуя искренность его безумия, уловив ее, когда они вступили в контакт. Она верила ему, что бы он ни говорил, – даже в то, что мост разрушен и они в ловушке. Почти наверняка это правда; любое безумие для Джейкоба – сродни жизненной истине.
У Лизы не было сломанных костей, хотя, похоже, трещину в левой руке она заработала и ушибла попутно несколько позвонков. Кровь из ее рта больше не шла, и Кэти понадеялась, что с ребенком подруги все будет в порядке. Лиза всегда была намного сильнее, чем казалась (даже и самой себе); физические и эмоциональные ограничения, которые Кэти накладывала на себя по поводу и без оного, не смогли бы взять ее в полон. У ее подруги если чего точно никогда и не было, так это «синдрома страуса» и тревожно-избегающих расстройств – Лиза смотрела в лицо угрозам прямо и не надеялась, что они минуют, если просто подольше поспать.
– Почему топор? – спросила Кэти.
– Не знаю, – бросил Джейкоб. Он говорил, будто нерадивый ученик, которому никто не дал списать домашку.
– Если подумать, топор – такое непрактичное оружие. Нужны обе руки, чтобы с ним управиться, да и у жертвы всегда есть возможность увернуться от долгого замаха. Я никак не могу перестать думать об этом. Какая-то бессмыслица.
– Рейчел не расскажет мне, что случилось, – сказал он. – Никто из них не заговорит.
– Где твой отец?
– Он прячется. Он под прикрытием.
– В каком смысле?
Джейкоб хмуро посмотрел в окно, наклонив голову, словно слушая хорошую песню на плеере. Кэти не терпелось догнать ход его мыслей, хоть она и понимала: все, что мог, Омут-младший уже сказал.
– Разве они не питают к Рейчел ненависти? Разве Джозеф не презирал ее? Это все, конечно, безумие, но… я видела их. Зацепила взглядом буквально на мгновение – как они мучили Лизу. Они показались мне этакой взбалмошной парочкой влюбленных.
Со стоном Лиза открыла глаза. Прищурилась на манер Иствуда. Медленно оглядела комнату – и Кэти почувствовала всеобъемлющую ненависть, исходящую от ее подруги.
– Расслабься, – посоветовала она ей.
– Мы все еще здесь? – Ее голос звучал хрипло и сухо от крови и пыли. – Какого хрена мы все еще здесь?
– Мы в спальне Джейкоба. Все нормально.
– Охренеть как нормально, – просипела Лиза. Опухшие губы сделали ее речь крайне шепелявой. – Почему мы не сматываемся отсюда на всех парах? Где, мать ее, полиция?
– Ты помнишь, что случилось?
– Конечно, я, черт возьми, помню, что случилось. Где те два психа? Почему мы тут?
– Мост размыло.
– Ра… размыло? – Лиза улыбнулась, и страшнее выражения на человеческом лице Кэти видеть не приходилось. Безрадостный смешок заклокотал у подруги в горле. – В каком смысле «размыло»? Что за херня? – Ее взгляд обшарил комнату и остановился на Джейкобе у окна. – Это ты перегородил нам дорогу, правда же? Ты во всем виноват. Ты и твои друзья.
– Прости, Лиза, – тихо сказал он.
– Ты просто кусок дерьма. – Лиза медленно провела руками по животу, инспектируя, но с отстраненным выражением лица, совсем не как мать, волнующаяся за неродившегося ребенка. Она села и вытянула руку, отталкивая Кэти в сторону. Дикая улыбка приклеилась к ее лицу прочно, и что-то в ней было от Рейчел – Джейкоб будто смотрел на карикатурную копию сестры, чьи волосы перекрасили в рыжий. – Я их, на хрен, убью. Где они?
Джейкоб уставился на Лизу. Кэти попыталась что-то сказать, но ничего не вышло.
– Они не были сумасшедшими фанатами, – прошипела Лиза. – У них были твои глаза. Кто они, Джейкоб? Где они сейчас?
Он не мог представить.
Кэти нащупала руку Лизы, и ей не сразу удалось схватиться за нее – подруга упрямо вырывалась. Такая холодная рациональность перед лицом непостижимого казалась чем-то неправильным. За следующим поворотом событий в доме Кэти ожидала удушающее облако отборного ступора, гораздо более сильного, чем в квартире дедушки. Щеки горели, грудь ломило от зреющего внутри безымянного чувства. Лиза продолжала отдергивать руку, но Кэти всякий раз хваталась за нее снова – скорее, ради собственного утешения. Она придвинулась ближе и попыталась обнять ее, стараясь не обращать внимания на все синяки и царапины. Распухшие губы Лизы изо всех сил пытались сжаться в бескровную линию безразличия.
– Скажи, что все это – не всерьез, Джейкоб, – молила Кэти. – Что это все выдумка… что ты выдуман.
– Нет, я – настоящий, – сказал он, опасаясь, что и эти слова не выдержат проверку временем. – И мне нужна ваша помощь.
Он рассказал им все.
Это не заняло много времени. Даже с учетом многих откровенных подробностей. Даже с паузами, которые Джейкоб делал специально, чтобы проверить, верят ли ему или нет, и не собирается ли Лиза вскочить и размозжить ему голову торшером. При упоминании о музах чаща за стенами дома ожила, и какое-то существо пронеслось по крыше, спрыгнув на нее, должно быть, с самого высокого дерева.
Кэти удавалось принимать все это, не закрываясь. Лиза, возможно, готовая поверить в чертовщину после того, как двое призраков чуть не надругались над ней, кивала, будучи где-то в своих мыслях. Теперь она худо-бедно понимала, почему сегодня ночью на нее обрушилось столько зла – похоже, к заблудшим душам дом Омутов питал особый аппетит. Джейкоб продолжал говорить, излагая все как на духу, не в силах более пристыжать себя за все происходящее. Непогода тем временем усиливалась. Время от времени снаружи доносились отдаленные завывания и визги, столь человечные в своей нужде – мертвые по-прежнему то всплывали из омута, то вновь погружались в него.
– Значит, я в здравом уме? – спросила Кэти, неуверенная, возможно ли это вообще в данный момент. – Относительно, конечно… вот что я имею в виду.
– Да. Конечно.
– Ну, то есть я же не такая безумная, как тот парень со стоянки у «Мейси»[13], ведь так? Который облизывал решетку радиатора «Бьюика» и кричал «Вафельки, вафельки»?
«Юмор, – учил отец, – должен присутствовать в ужасном повествовании в случайных пропорциях, так как ужас работает именно на контрасте. Нет контрастов – не будет и эффекта. Такие вот у нас, писателей, уловки».
– Это никогда не было уловкой, – сказал Джейкоб.