Вопросы множились, а ответов не было. Что считать правдой? Неужели он создал эту Элизабет, искусственную отщепленную душу, и спрятал на задворках своего разума до тех пор, пока она ему снова не понадобится? Вполне логично – но не менее логичной ему казалась и мысль о том, что она на самом деле была творением отца. Уж отец-то горазд был засеивать семена своих мыслей так, чтобы те давали всходы в чужих головах. Но какие же силы облекли очередную выдумку отца подобием плоти? Элизабет – сила природы, нимфа из земли Стоунтроу? Душа какого-нибудь мертвого ребенка – девочка, которая заблудилась и умерла здесь, на ложе из листьев, и так и не обрела покоя? Бывают ведь такие демоны, с которыми заключишь договор – а по счетам в итоге заплатят совсем другие люди. Именно это, похоже, и произошло с его семьей.
«Персонажи, – сказал папа, – самый важный элемент твоего искусства. Они должны родиться в твоей голове, но оставаться свободными, чтобы изменяться и расти. Иначе они так и останутся манекенами, неизменными от истории к истории».
Бет – его девушка, его дама сердца, лучшая подруга, этот суккуб, ставший реальным и голодным, – смотрела на него со слезами на глазах. Она повторила это снова, настаивая:
– Обними меня.
– Конечно, – сказал он, обнимая ее.
– Крепче.
– Да.
– Я тебя люблю. – Она всхлипнула.
– Ты просто хочешь, чтобы я умер.
– Да. – Бет отстранила его на расстояние вытянутой руки, вглядываясь в лицо, словно ища следы какого-то чувства, что уже прошло. Бант все еще оставался немножко кривым – и он, протянув руку, поправил аксессуар в ее волосах. Шелковистое ощущение от ленточки было лишь напоминанием обо всем, что оставалось в его мире несбыточным, нереальным.
Волны чернильной тьмы окутали его ноги. Слов не нужно, они рушат маленький мой мир… Элизабет улыбнулась, и черты ее лица заострились. Нечеловечески совершенные и нестерпимо белые зубы слишком уж походили на клыки животного. Улыбка становилась шире, глаза стекленели в чуждом, жестоком выражении.
– Да, – повторила она прерывистым голосом, совершенно ей не свойственным, – как-то так могло бы говорить треснувшее стекло, заляпанное кровью. – О да. Чтобы ты умер, умер, умер.
И тут кто-то еще произнес:
– Но он будет жить.
Кэти опустила деревянный меч и вонзила его в грудь Бет.
Все те же эфирные чернила хлынули из раны – из пустоты, где должно было биться ее сердце. Чернила хлынули из ее покрасневших глаз и носа, размывая черты.
Джейкоб запрокинул голову и завыл – из недр омута собственного рассудка.
Бет рухнула ему под ноги и свернулась там калачиком, раз за разом произнося его имя черными губами. Мрак пожирал ее на глазах, растворял. Вскоре остановившееся сердце Джейкоба снова пошло – пульс забился в запястьях, и он увидел, что от Элизабет ничего не осталось, даже пожелтевших страниц отцовской рукописи.
До свидания, моя леди.
Глава 28
Кэти повело вбок, когда вешалка сильно ударила ее по щеке, и она, завалившись, наткнулась на грудную клетку Джейкоба. Твердый пол поддерживал ноги. Материальности момента хватало, чтобы упасть в обморок от облегчения.
Она проверила свою кожу на наличие чернильных пятен и не нашла их. Затхлый дух другого мира выветривался из нее. Джейкоб осторожно взял ее за руку и вывел из шкафа.
– Спасибо, – произнес он.
– К твоим услугам, – откликнулась она, ожидая, что это прозвучит пошло или глупо – но нет, такого не произошло.
– Я…
– Да?
– Дай мне минуту.
– У нас много времени.
Он чуть нахмурился.
– Едва ли это правда. – Он легонько поцеловал ее в лоб – сухие губы клюнули ее, как клюв маленькой безвредной птички. – Где ты нашла этот меч?
– Мне показала твоя мать.
– И сказала, что в нем за сила?
– Да.
Он ждал, что Кэти рухнет, упадет в обморок или забьется в истерике – он сам был так близок к этому, и лишь принадлежность к семейству Омут как-то от этого спасала. Кэти была невероятно сильной, впрочем – будь у него хоть половина ее стойкости, этот ужас не случился бы.
– Все будет хорошо, – неуверенно утешил он ее.
– Мы сможем уйти отсюда?
– Скоро.
Она боязливо поморщилась. Неужели это никогда не кончится?
– «Скоро»? Почему не «сейчас»?
– Именно «сейчас» я и хотел сказать.
– Лиза! – позвала она.
Молния разорвала мрак. Прогремел гром, и Кэти вскинула голову, напрягшись. Кто-то пел вдалеке – ну или так ей только казалось. Снова накатило то ощущение, что все они – Тим и ребенок, дедушка, женщина с четками, сестра Оливетти, даже сейчас, возможно, изо всех сил старающаяся эту компанию обогреть и утешить, – собрались на вечеринке где-то в окрестном лесу. На вечеринке, куда ей путь заказан.
Он мягко отвел ее в сторону – с таким лицом, будто ему-то как раз на той вечеринке быть нужно непременно, – и побрел в другой конец комнаты. Она тут же схватила его за руку, этакая малознакомая, но уверенно-надоедливая девчонка на первом свидании.
– Что случилось? Где Лиза? С ней все в порядке?
– Я не уверен, – прошептал Джейкоб.
На грани истерики ее голос звучал пронзительно и горько:
– Разве все не кончено?
– Еще нет.
– Они до сих пор здесь? Твоя семья?
– Да, – сказал он, выбегая из комнаты, и она торопливо последовала за ним, изо всех сил пытаясь больше не плакать, но безуспешно. Он потащил ее за запястье. – Они все здесь, Кэти, – внутри меня.
– То есть…
– Они всегда будут здесь, если мне не удастся их освободить.
– А Лиза? – спросила она, гадая, сможет ли он освободить и ее, слишком напуганная, чтобы спрашивать о себе.
– Она прекрасна. Мои брат и сестра хотят питаться ею.
– Господи Иисусе, где она? Что ты можешь сделать? Останови их – разве нельзя? Ну же, просто прекрати!
– Я сделаю все, что смогу.
Он оглядел царапины на двери спальни и следы на ковре, будто оставленные ногтями любовника. Дом продержал Лизу и Кэти в себе слишком долго, чтобы не привязаться. Запах Рейчел и Джозефа ударил ему в ноздри, и пришлось прислониться к перилам, отдышаться немного – выветрить тошноту и возбуждение. Они с Кэти переплели пальцы и обошли по широкой дуге разбросанные тут и там останки инвалидной коляски – спицы, болты и куски обивки сиденья.
– И что ты собираешься сделать?
– Я еще не знаю, – ответил он ей.
– Где она, видишь?
– Нет, но я думаю, что она в лесу.
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что, – сказал он с горечью, – они всегда в лесу. – Он давно уже перестал и любить, и ненавидеть Джо и Рейчел, порочных любовников, связанных кровными узами, но осознание того, что между ним и ими снова стоит кто-то или что-то еще, неприятно царапало.
На пути им встретились обломки перил, прорехи в обоях, скелет инвалидного кресла поперек дверей – но ни следа Лизы.
– Я не должна была уходить, – сетовала Кэти. – О боже, нужно было защищать ее.
Джейкоб невольно стиснул кулаки в ярости, и музы в лесу горестно запричитали, заклиная его имя, скуля и бормоча. Да, однажды он убил свою семью, но не смог закончить дело. Кошмар проел его до костей.
Мигрень вернулась, и он почувствовал потребность позвать свою мать; инвалидное кресло – та малость, что от него осталась, – скрипнуло и само повернулось к нему. Джейкоб, подбежав к остову, стал топтать его ногами, калеча еще больше. Металл исходил на визг, споря с таким диким натиском – при жизни братья явно не успели выяснить отношения до конца. Подняв кресло обеими руками, Джейкоб швырнул его в фойе. Кэти сделала два шага, собираясь последовать за ним за дверь, в ярую ночь, когда споткнулась о черепаху.
Та неспешно ползла в сторону Джейкоба.
Кэти села, ошеломленная, и он помог ей встать на ноги.
– С тобой все в порядке?
– Не оставляй меня.
– Возможно, здесь тебе будет безопаснее.
Он ждал, что она проклянет его, закричит, что это он во всем виноват, что у нее было достаточно бед в жизни, что ей это было не нужно… но она только сказала:
– Не думаю. Просто не оставляй меня одну, Джейкоб. Пропадать – так вместе.
– Не оставлю. – Он взял ее за руку и толкнул дверь. Когда они вышли, та грянула о косяк за их спинами. – Я собираюсь сжечь это место дотла.
– Здорово. Обещаю раздобыть мясо для барбекю.
Деревья раскачивались на ветру, как друиды, исполняющие ритуал. Черепица, ветки и мертвые цветы матери устилали лужайку. Ветвистые молнии атаковали чащу с небес, и Джейкоб почти надеялся, что музы страдают там, в недрах, мечутся в страхе и спотыкаются о торчащие из земли арки корней, напоминающие охотничьи растяжки; что глупое вечное празднество плоти прервано.
Кэти не отставала от него, пока они бежали от крыльца к машине.
– Ключи остались наверху, – заметила она.
– Мои тоже. Без разницы.
– Ты ее видишь?
– Нет.
– Боже. – Волосы мокрыми кольцами падали Кэти на глаза. – Лиза!
– Пойдем к пруду.
– Почему туда? – Может, в этом был смысл; может, мертвые действительно боялись его. Кэти все равно не знала точно, что делать и что могли сделать с Лизой мертвые, и все мысли, как назло, разбегались прочь, как тараканы от света. Одними губами она произнесла: «Держись, держись», – адресуя эти слова в первую очередь спешащему вперед Джейкобу и своей подруге. Вместе они бежали по раскисшей дороге, и ее слегка мутило – несмотря ни на что, она почему-то никогда раньше не чувствовала себя такой влюбленной.
Лиза гадала, что могла бы сказать ее копия из сна о том, до чего ее реальная Лиза докатилась – бултыхающаяся в лужах, оскальзывающаяся на вязком ковре из листьев, с ноющей спиной, превращающей все ее движения в шаткий и валкий кордебалет. Догонит ее Лиза-два? Догонят ли ее Джозеф и Рейчел, бледные, призрачные и дьявольски назойливые?
Резь в боку увела ее с дороги, и ноги провалились в холодную воду. Гром взорвал мир вокруг нее, и, будто отвечая ему, больной хребет разослал по всему телу Лизы серию спазмов, заставив ее голову и руки мелко дрожать. Она упала навзничь и тяжело задышала, задрав лицо к небу, озаренному молниями. Небо было темным, но тучи на его фоне – и того темнее.