Мой жених накрыл мою руку своей, словно так ему было легче переносить тяжесть и боль от шипов магического парфорса. В этот миг он как будто открылся мне с новой стороны. Тот, кто казался самым главным врагом, сейчас стал одним из нас. Мне захотелось немедленно рассказать ему о восстании, о том, что мы готовим переворот, что при этом нужна помощь некроманта и что я не справлюсь с этой ролью одна, потому что мне не выстоять против Великого Окочура!
Но слова в последний момент замерли у меня на устах. А что, если он намеренно побуждает меня к тому, чтобы я выдала мятежников? Надо было посоветоваться с Шарманом и всё обдумать. Люрор де Куку внимательно следил за каждым моим движением, мне даже показалось, что он прочитал каждую мою мысль, но, как обычно, не сказал ничего.
Когда экипаж остановился, мой жених первым вышел в ночь, чтобы подать мне руку и помочь спуститься в прохладу окружающей темноты. Оставшись одна, я быстро извлекла записку, вывалившуюся из бутафорского сердца, и прочитала следующее:
«Берегитесь! Вы стали жертвой опасных интриг! Если хотите узнать больше, купите воспоминания у Старьевщика по имени Нуар Тун-Тун»
Я озадаченно взглянула на неряшливые каракули, как говорится, нацарапанные впопыхах правой рукой левой ноги. Разве можно купить воспоминания? Надо будет спросить об этом Базиля, когда он придёт за ларцом. И какое смешное имя у этого Старьевщика! Я быстро убрала записку обратно за корсаж платья и вышла из экипажа, опираясь на руку Люрора де Куку. У моего жениха был такой вид, будто он знал всё, в том числе и об этом тайном послании, но в эту ночь я так и не услышала от него ничего, кроме любезного:
– Приятных снов, ма флёр!
ГЛАВАVII. «А-ля гер ком а-ля гер», или Война войной, обед по расписанью
Мог ли мой жених предположить, что остаток ночи я, по понятным причинам, не сомкну глаз? Во-первых, мне было трудно успокоиться после увиденного и услышанного в Гранд-опера. Во-вторых, часы с тремя циферблатами так громко и отвратительно тикали, и показывали такие разные интервалы времени на каждом, что я просто диву давалась, думая о том, что эти стрелочники, когда-нибудь подведут меня под монастырь. Требовалось срочно изучить принципих действия.
В-третьих, вот-вот должен был явиться Базиль. И, в-четвёртых, мне жутко хотелось начать читать украденный томик гримуара. За окном тем временем зарядил дождь. Шарман как-то сказал, что дожди в потустороннем мире – это то, во что после смерти превращаются песчаные бури. Если верить его словам, то нынешняя буря была, наверное, самой сильной за всё время. Я уже отчаялась дождаться оборотня-интеллигента в сорок пятом колене, когда услышала тихий, но настойчивый стук в окно. На всякий случай задвинув часть зеркал ширмами, а часть завесив всем, что попалось под руку, я бросилась открывать.
– Мяу-тежников повышеной влажности прини-мау-ют? – спросил серый кот, протискиваясь внутрь и живо стряхивая с шерсти холодные капли.
От оборотня на три километра несло валерьяной, как от аптечного киоска, а ещё он так промок, что на него было жалко смотреть. Я закутала его в одеяло, отчего Мурный Лохмач стал похож на крупного младенца с мордой наглого кота.
– Почему ты не принимаешь человеческий облик? – спросила я.
– Боюсь, что твой дед-жених отследит моё превращение, шер ами: всё-таки я у него на особом счету, и не на самом лучшем, надо заметить! – пояснил Базиль. – И потом, я обещал принцу, что буду вести себя примерно и скромно, как монах, а это проще сделать в облике кота.
– Кстати, как там Карломан? – встревоженно спросила я, когда оборотень, обсохнув, вальяжно развалился в кресле.
– Пришёл темнее тучи за окном! – рассказал Базиль, помахивая хвостом. – Выкрикивал лозунги в стиле: «Я убью тебя, лодочник!» и «О, женщины, коварство ваше имя!». В общем, собирался рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом.
Я расстроенно посмотрела в окно, залитое ручьями дождевой воды. Мне тоже захотелось заплакать. Получалось, что пара неосторожных слов, обронённых Люрором де Куку, сильно уязвила Карломана. Теперь между нами словно пролегла полоса недоверия и ревности. Что же делать?
– Да не волнуйся, шер ами! Всё у него цело: и волосы, и нервы, и всё остальное тоже, в смысле чувства к тебе, конечно! – поспешил успокоить меня Базиль. – Я повыслушивал его, правда, битых два часа, а потом ещё столько же поотпаивал чудодейственной настойкой валерианы, которая работает по ту, и по эту сторону безотказно. Ну и сам не справился с соблазном и выкушал шкалик-другой, может, от этого и преувеличил чего. Не обессудь!
– Вижу, что выкушал! – усмехнулась я, с интересом наблюдая, как зрачки в глазах Базиля норовят съехаться у переносицы, но всё-таки удерживаются на месте колоссальным усилием воли оборотня.
– Это травматизм на производстве при исполнении опасного задания! – попытался оправдаться серый кот. – Для храбрости!
– Ясно, храбрец. Обратно-то теперь дойти сможешь? Ведь придётся нести ларец с реактивами, а он довольно тяжёлый! – Я, пыхтя, вытащила из-под кровати ларец и поставила его перед оборотнем.
– В такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит, а я котик! – запротестовал Базиль, склонив лохматую голову набок и магнетизируя взглядом, как все толстые коты.
– Ладно! – согласилась я. – Тогда давай, пока идёт дождь, вместе изучим гримуар некроманта – вернее, ту его часть, которую удалось вынести.
– Ты его выкрала?! – поразился Базиль, навострив уши, а потом подошёл ко мне и потёрся головой о мою руку, мурлыча:
– Моя школа!
Я села в кресло, а кот живо забрался ко мне на колени, и мы углубились в чтение. Небольшой блокнотик, густо исписанный аккуратным и острым почерком Люрора де Куку, оказался настоящей находкой. В нём, как будто специально для нас, некромант подробно излагал слабые места в охране города. Исходя из этих записей, захват основных оплотов существующей власти существенно упрощался. Много внимания уделялось природе сил некроманта и возможностям их блокирования, а ещё вскользь упоминалось о системе управления кромешниками, бирчими, правотяпами и прочими духами, служившими на подхвате у Великого Окочура. Базиль, урча, как паровоз, водил острым когтем по строчкам, словно школьник, изучавший букварь. И даже дождь за окнами притих, будто пытаясь подслушать, о чём мы говорим.
– Он тоже недоволен правлением Великого Окочура и очень пострадал от его порядков! – сказала я. – И мог бы помочь нам. Может быть, стоит обсудить это с Шарманом и другими в таверне?
– Возможно, – не разделяя моего энтузиазма, прошептал Базиль. – Но здесь есть какой-то подвох. Надо подумать!
– Понятное дело! Люрор де Куку весь состоит из подвохов, и, чтобы разгадать их, у нас есть шесть дней, – мрачно подытожила я.
– Почему именно шесть? – изумился Базиль, и я рассказала ему о свидании с Великим Окочуром и магическом парфорсе, который тот мечтает надеть мне на шею после проверки.
– Скверные дела! – сказал оборотень, выслушав меня. – Я передам это нашим. Надо всё обсудить и продумать!
Он спрыгнул на пол и, замотавшись в мой палантин, как греческий философ кошачьего происхождения, провозгласил:
– А я бы про Окочура листовки выпускал ругательные и расклеивал перед началом революции! Вот жаль, рифмовать так лихо не умею, как Карломан, а принц наш горазд только про любовь-морковь вирши складывать! Кстати, он же передал тебе послание!
Базиль показал лапой на небольшой медальон, подвешенный к ошейнику. Внутри был сложенный в несколько раз тонкий лист бумаги, на котором каллиграфическим почерком значилось следующее:
«Удары сердца! Руки, тело помнят
Твоё тепло и нежный звук речей,
Но наглухо закрыты двери комнат,
И нет от счастья прежнего ключей.
Я бросил их вчера в сомнений омут,
На глубину из нерождённых снов,
И наблюдал, как в нём надежды тонут,
Тяжёлым камнем уходя на дно,
Туда, где не изведаны глубины.
С тех пор покой мой некому стеречь.
Ты в мыслях! Ты со мной наполовину
И каждое мгновенье прошлых встреч!
Удары сердца! Усомниться не в чем,
И этой ночью в пламени свечи
Мне верится, что снова будет встреча
И ты вернёшь мне прежние ключи».
Я улыбнулась сквозь слёзы, подумав, что ещё не всё потеряно и он по-прежнему любит меня.
– Ну? Видишь? Разве он сможет памфлет накропать? – продолжал рассуждать Базиль. – Памфлет – это же надо с иронией, хлёстко и философски! Вот так, например!
Он приосанился и важно продекламировал вслух:
«Пусть этим миром правит фатум,
Лютует мух с клыком во рте,
Но дамы грезят о лохматом
Коте!»
Он был таким забавным и толстеньким, что я порывисто подхватила его на руки и прижала к груди.
– Я – монах, хотя не в штанах! – радостно уткнувшись носом мне в грудь, как заклинание, пробормотал кот, видимо, чтобы удержаться от превращения в человека, выполняя указание Карломана. – Как же сложно! Что за странные создания эти женщины? Кота обнимают с большим энтузиазмом, чем красивого мужчину!
– Послушай! – спохватилась я, опустив его обратно на пол. – А ты не знаешь про Старьевщика по имени Нуар Тун-Тун?
– Кто тебе сказал про Старьевщика?! – подскочил оборотень, словно его оса ужалила в нос.
Я подала ему записку, вывалившуюся из бутафорского сердца, и рассказала, как она попала ко мне.
– Призрак Оперы? – пробормотал Базиль. – Крайне ненадёжный тип! Хотел бы я знать, чьи интересы он сейчас представляет. Его обычно нанимали за плату для выполнения грязных поручений в высшем свете, куда он вхож.
Базиль несколько раз пробежал записку взглядом, а потом сказал, заговорщически расширяя свои вертикальные зрачки:
– Старьевщики – это духи-подручные самой Противоположности Жизни! Они облегчали страдания умирающих, забирая мрачные воспоминания и боль; впрочем, находясь в шаловливом настроении, могли забрать воспоминания и у живых. Старьевщики раньше действовали совместно с некромантами, а потом, когда Великий Окочур пришёл к власти, многие погибли, лишившись пищи, а несколько уцелевших экземпляров одичали и разбрелись по округе.