– Эжени! Любовь моя! – крикнул он. – Спускайся! Уедем на сторону Жизни из этого мрачного места! И пусть всё будет, как в последний раз!
Мне безумно хотелось сигануть с подоконника вниз, красиво упав в объятия любимого, как это делали героини в романтических фильмах, и ускакать в алый закат, но я знала, что не могу просто так покинуть этот мир. Нужно было сначала решить многие вопросы. Не может же избранница Противоположности Жизни вот так запросто скрыться, полностью перечеркнув все усилия мятежников и результат революции! Для чего тогда было столько усилий? Бегство от ситуации могло принести больше проблем, чем пользы.
– Я сейчас не могу уехать! Жди меня там, где мы встретились в первый раз, через три дня! – крикнула я в ответ и навела лорнет на игриво скалящегося зачарованного коня.
Через несколько мгновений тот превратился в прекрасного снежно-белого скакуна с роскошной блондинистой гривой и умопомрачительным хвостом. Судя по бодрому ржанию этого непарнокопытного экземпляра, его интеллектуальная одарённость во время превращения не пострадала. Карломан помахал мне рукой и ускакал. Я долго смотрела вслед, провожая взглядом удалявшуюся фигуру принца на белом коне, и думала о том, как совместить любовь и тихую жизнь в моём мире, к которой я стремилась всей душой, с управлением некромантами в потустороннем Париже и прочими государственными делами. Разве это возможно?
– До темноты вам нужно занять резиденцию бывшего Хозяина потустороннего Парижа, ма флёр! – тихо сказал Люрор де Куку, тоже смотревший в окно. – Ваше отсутствие может вызвать нежелательные толки среди местного населения и наших коллег. Несмотря на клятву верности, некроманты по-прежнему представляют опасность, и так будет всегда.
Мне очень не хотелось уезжать в Лувр, но Люрор де Куку был прав, и я последовала его совету. Прибыв во дворец на чёрном экипаже, я обосновалась в королевских апартаментах и долго перебирала в уме произошедшие события, так и не найдя решения своей проблемы. Когда мрачные мысли понемногу овладели моим сознанием и я уже готова была разрыдаться, кто-то неожиданно произнёс у меня за спиной:
– Вы, главное, не войте, мадемуазель! Это к лицу только призракам!
Я оглянулась и увидела Наполеона III, чей зыбкий силуэт как-то сумел просочиться через наглухо закрытые двери. Выглядел монарх так же, как на своих парадных портретах, но был даже гораздо более разряжен и разрежён (то есть сквозь него можно было увидеть детали интерьера). Ордена, эполеты, алая перевязь и роскошные длинные загнутые кверху усы делали его образ просто незабываемым!
– Вам виднее! – сказала я, бросив на него рассеянный взгляд. – Я, кажется, заняла ваши покои, но это вовсе не для того, чтобы нанести вам оскорбление.
– Помилуйте! Какие оскорбления! – весело сказал венценосный призрак. – У нас в Лувре уже много веков не было такой милой хозяйки! Мы так рады, что вы избавили нас от общества этого зловредного Окочура!
Он прервался и внимательно взглянул на меня, а потом добавил:
– Мне показалось, что вы чем-то расстроены, мадемуазель, а я как раз знаю хорошее средство от печали. Действует безотказно! Хотите попробовать?
Я кивнула, думая, что он предложит мне какой-нибудь отвар мяты или медитацию, но вместо этого Наполеон III, скооперировавшись с остальными Наполеонами, в разное время жившими в Лувре и выдворенными Великим Окочуром в коридор, приволок небольшой столик и, выудив из кармана несколько колод призрачных карт, радостно воскликнул:
– Партию в баккара, мадемуазель Орей Морт?
Мне никогда не приходилось участвовать в такой карточной игре, но я решила попробовать: когда ещё придётся сидеть за одним столом сразу аж с тремя Наполеонами в парадных одеяниях?! После первого кона я вникла в правила, которые оказались довольно простыми: надо было набрать наибольшее количество очков и использовать для этого три карты. Я активно включилась в общее действо, кидая понты, в прямом смысле этого выражения. Оказалось, что баккара пользовалась большой популярностью с XV века, считаясь игрой для аристократов, причём сначала в ней использовались карты таро.
Из меня получился крайне азартный игрок, а Наполеоны были очень забавными партнёрами, норовя жулить и передёргивать карты, втихаря стирая с них знаки мастей и подрисовывая новые. Это вызывало бурное возмущение карт.
– Безобразие! – закричала одна из дам после проведенных манипуляций. – Я была дама бубен, что означает молодую девушку, а теперь эти картёжники мне подрисовали трефовую масть, состарив меня до предпенсионного возраста. Старше только пики!
– Да как вы смеете такое бубнить, бывшая дама бубен! – в свою очередь возмутилась дама пик. – Да я в два раза бубнее, то есть моложе вас!
После этого жульничество с мастями было прекращено. Играли мы на призрачное раздевание, обнажая при этом не тела, а души. В результате я узнала много государственных и любовных тайн и сама тоже рассказала Наполеонам о своих проблемах и страхах.
– Не вижу никаких препятствий вашему счастью, мадемуазель! – сказал, выслушав меня, Наполеон II, светловолосый юноша лет двадцати. – Можно же назначить регента на время отсутствия основного правителя или даже целый регентский совет из доверенных лиц. Так вы сохраните право на власть и сможете отсутствовать, сколько требуется, чтобы наладить свою жизнь на другой стороне.
– Но вернуть власть потом будет очень непросто! – заметил Наполеон Бонапарт, не разделяя энтузиазма сына. – Поверьте мне, власть и любовь – несовместимые вещи!
Несмотря на его замечание, идея регентства очень обрадовала меня, поэтому, когда я сталась одна, а Наполеоны деликатно удалились, у меня уже сложился план действий на Совете Сторон, который был назначен на завтра. На нём мятежники и некроманты собирались обсудить новый государственный уклад. Перед тем как отойти ко сну на пышном ложе в королевских апартаментах, я, одетая в лёгкое полупрозрачное дезабилье, подошла к огромному зеркалу, чтобы взглянуть на своё отражение.
– Ничего, прорвёмся! – сказала я себе, положив левую руку на прохладную гладь, и вдруг ощутила прикосновение.
Всплеск страха, захлестнувший меня, сменился всплеском удивления, когда с той стороны зеркала возникло отражение Люрора де Куку: вроде бы ничего необычного – типичная некросвязь, но мой жених сжал мою руку в своей, словно продавливая поверхность из зазеркалья.
– Я хотел пожелать вам приятных снов, ма флёр, – вкрадчиво сказал он, – и попрощаться. Ведь вы хотите покинуть меня?
Тонкая граница между нами трепетала, будто плавясь от наших дыханий.
– Вы не одобряете моё решение совершить обратный переход? – спросила я.
– Я не могу одобрять или не одобрять решение избранницы Противоположности Жизни, – сказал Люрор де Куку. – Я могу только принять его, как принимают волю судьбы. А вам, чтобы научиться служить Смерти, нужно сначала познать Жизнь во всех её проявлениях. Вы должны понять и почувствовать всю её прелесть и разочарование, а для этого требуется время.
Он извлёк из кармана свои часы и показал их мне. Они качались, словно маятник, на золотой цепи – символ времени и вечного возвращения, ведь стрелки всегда идут по кругу друг за другом, как Жизнь и Смерть.
– Я действительно вынуждена буду вернуться сюда за очередной дозой эликсира? – поинтересовалась я, решив не скрывать факт моего невольного «подслушивания».
– Да, если вам захочется продолжать жить так же долго, как это делаю я, – ответил некромант, которого нисколько не удивил мой вопрос.
Его руки проникли сквозь зеркало, будто натянув на себя его гладь, как блестящие перчатки. Я вздрогнула и отшатнулась назад.
– Неужели я вам настолько противен, ма флёр? – спросил Люрор де Куку, и в его голосе прозвучала горечь.
– Нет! – честно сказала я. – Но ведь я же… Я люблю принца и не могу его предать!
– Вы не предадите его, ведь мы попрощаемся как родственники, – усмехнулся в ответ некромант из зазеркалья. – Как очень дальние родственники, ма флёр!
Воистину это была странная ночь! Лувр, познавший в своих тайных альковах тысячи пылких расставаний и тысячи нескромных французских поцелуев, замер в изумлении, наблюдая самый необыкновенный и удивительный миг в истории чувств – это был поцелуй сквозь зеркало, словно сквозь тонкий светящийся шарф – поцелуй целомудренный и одновременно жаркий. Я ощутила его на своей щеке, внезапно осознав, что мне хочется большего, но Люрор де Куку отстранился, с улыбкой отступив в глубину зазеркалья.
– Оревуар, ма флёр! – сказал он. – Завтра на Совете Сторон я приму любое ваше решение.
«Оревуар» означало «до встречи». Я посмотрела вслед некроманту, чей тёмный силуэт медленно таял в мерцающем зазеркалье, и решила не ворошить мысли и чувства, притаившиеся во мне. Утро вечера мудренее. Ложе в королевских апартаментах с непривычки казалось жёстким и неудобным, но усталость сделала своё дело, и я погрузилась в сон. Во сне мне снился лес на стороне Жизни – светлая берзовая роща. Как же я соскучилась по яркой зелени, по настоящим живым цветам и солнцу! Я стремилась к ним всей душой, бежала вперёд, чтобы коснуться шелестящих листьев, но не могла дотянуться до них, потому что меня удерживала призрачная цепь. От этого ощущения я проснулась. Разгадывать значение сна было некогда: меня ждали дела, и не какие-нибудь, а государственные! Я слышала, что бывают государственные мужи, но кто бы мог подумать, что в их ряды сумеет втесаться одна не менее государственная дева.
Совет Сторон проходил в Зале Семи Каминов, причём, как рассказали мне Наполеоны, камины в нём тоже участвовали в политической жизни, так как были говорящими и в меру мыслящими. Я, одетая в очень строгое тёмно-фиолетовое закрытое платье, присланное утром моим женихом, шествовала к входу, по роскошным коридорам Лувра и думала о том, что нужно было вернуть Люрору де Куку кольцо с символом бесконечности, но я забыла об этом, уезжая из его особняка, а может быть, как сказал бы Фрейд, и не хотела возвращать этот подарок. Кольцо по-прежнему очень плотно сидело на пальце левой руки, будто вцепившись в него намертво, и сейчас не было времени думать о том, как его снять. Я мысленно повторяла речь, которую собиралась произнести на Совете Сторон, а впереди меня, брыкаясь, как горные козлы, бежали два колченогих стула, кажется, тоже спешащие в Зал Семи Каминов.