Плюс инфекция, которую Маша могла подцепить где угодно. Вот и получился результат — жуткая болезнь, которая могла закончиться самым печальным образом.
Думая обо всем этом, Зина вышла из института около 2-х часов дня, чтобы купить перекусить пирожок. Отличные пирожки с повидлом и с горохом продавались неподалеку от корпусов мединститута. Как врач, Зина понимала, что должна была бы избегать купленных на улице пирожков. Но ей было на это плевать. Ее жизненный опыт, особенно циничная работа в морге подсказали ей простое правило: еда должна быть не здоровой, а счастливой. Приносить радость. А сколько же радости было от горячего пирожка — зажаренной трубочки, с другой стороны которой выдавливалась ароматная капля повидла! Восторг от такого обеда Зина не поменяла бы ни на что другое.
Однако возле института ее ждал сюрприз. Это был взъерошенный Михаил, похожий на нахохлившегося воробья. Втянув голову в воротник пальто, ссутулившись, он нервно расхаживал по переулку, мрачным видом распугивая редких прохожих.
— Наконец-то! Уже час жду! — буркнул Михаил, метнувшись к Зине с такой скоростью, что она даже немного перепугалась.
— Какого черта ты тут делаешь? — разозлилась она — перерыв был коротким, и ей очень хотелось пирожков.
— Есть новости… Понятно, от кого, — Мишка покосился на нее с таким видом заговорщика, что Зине немедленно захотелось его треснуть по лбу, чтобы выбить из него эту дурь! Дурь мальчишки, уверенного, что он играет в детские шпионские игры, и не понимающего, что на самом деле он варится в котле, в аду.
Но треснуть его Зина не могла. А потому быстро пошла по переулку, вниз, вынудив Мишку следовать за собой.
— Куда? — не понял тот.
— За пирожками! — фыркнула она. — И чтобы не терять на тебя время! По дороге и расскажешь.
К счастью, очереди не было. От пирожков Мишка категорически отказался. Зина надкусила любимое лакомство, почувствовала вкус вишневого повидла. Настроение ее улучшилось, и она скомандовала:
— Говори!
— Мне прислал записку Бершадов, — зашептал Михаил, по-дурацки косясь по сторонам.
— Что там? — нахмурилась Зина.
— Он нашел рыбака, сбежавшего из Затоки. Друга убитого. Он здесь, в Одессе, снимает комнату, один. А семья его неизвестно где. Написал адрес. Предлагает встретиться и поговорить.
— Странно это, — Зина продолжала хмуриться, — живет один в Одессе? А семья тогда где? Они выехали вроде с вещами. Куда он их спрятал?
— Ну, не знаю, — Мишка безразлично пожал плечами, — может, в селе каком-нибудь живут. А он на заработках в Одессе.
— Ладно, разберемся. Когда идем?
— Бершадов велел, чтобы я шел один.
— Что? — Зина не поверила своим ушам. — Что значит один? Как это?
— Он приказал категорически. Иначе, мол, никак. Строгий приказ.
— Я не понимаю… Почему без меня? Мы вроде вместе расследуем. Что за детские игры? — рассердилась Зина.
— Я не знаю. Может, решил, что вы будете заняты в это время.
— В какое время? Он и время указал?
— Ну да, сегодня в четыре часа дня.
— Какой адрес?
— На Бугаевке. Бугаевская улица, 15.
— Я не знаю такой улицы, — нахмурилась Зина, — впрочем, я плохо знаю Бугаевку. Это самый гиблый район Одессы, дыра. Зачем Бершадов отправляет тебя в такое место?
— Я не знаю, — Михаил и сам ничего не понимал. — Вообще-то это выглядит логично. Там жилье дешевле, чем в городе. Комнату легче снять.
— Ладно, — Зине наскучил этот крайне неприятный и непонятный разговор, — тогда иди. Но вечером сразу зайдешь ко мне. Соборная площадь. В семь я буду тебя ждать.
Распрощавшись с Мишкой, Зина заспешила в институт, так и не поняв, что происходит. В расследовании Михаил был абсолютно бесполезен, только мешал ей. Зачем Бершадов вообще навязал ей напарника? На кой этот Михаил ему сдался? Толку ведь от него никакого! Блестящих аналитических способностей Зина тоже в нем не заметила. Что же тогда? А теперь он представил его великим сыщиком! Дает ему отдельное поручение. Как будто это нельзя было поручить ей, Зине! Да что ей трущобы Бугаевки, если она на Слободке проработала несколько лет! Она прекрасно умеет постоять за себя! И не в таких ситуациях в жизни бывала, как посещение Бугаевских трущоб! Зина была раздражена до предела.
В четыре она уже была дома. Маше стало лучше, температура упала до 37,6. От еды она отказывалась категорически, и Зина была с ней вполне солидарна. После такого подъема температуры лучше вообще не есть. Еда способна сейчас причинить только вред.
Сама же Зина не находила себе места. Она металась по комнате, неспособная самой себе объяснить нервное состояние. Затем не выдержала. Попросив тетю Валю еще немного присмотреть за Машей, пока ее не будет, Крестовская выбежала из дома и помчалась к остановке трамвая. Поступить иначе она не могла.
На Бугаевку из центра города путь был не близкий. Ехать пришлось с двумя пересадками. И когда Зина наконец-то оказалась в нужном месте, уже успело стемнеть.
Как только Зина оказалась на Бугаевке, она почувствовала вонь. Здесь стоял самый отвратительный запах в городе. Бугаевка всегда считалась промышленными трущобами, здесь находились предприятия, которым не по карману было расположиться ближе к центру, а также те, работа которых была связана с отвратительным запахом — к примеру, бойни, кожевенные мастерские, цех по переработке мясных отходов… Оттого в воздухе стоял отвратительный запах гнили, забивающий ноздри, словно липкая вата. И от этого Зину сразу стало тошнить.
Улица шла под уклон. По обеим сторонам находились одноэтажные покосившиеся домики, выглядевшие гораздо беднее, чем в остальных районах или предместьях Одессы. Некоторые, как крестьянские хижины, были покрыты камышом.
Потом улица сделала небольшой поворот, и пошли двухэтажные дома. Это были здания, построенные позже. Их строили для рабочих окрестных фабрик — чтобы те получали жилье и не стремились уехать из Одессы, а значит, бросить производство.
Дома были построены тесно, впритык один к другому, и Зина с трудом нашла 15 номер — многоквартирный дом, ничем не отличавшийся от остальных.
Какая из квартир? Зина не помнила, чтобы Михаил говорил об этом. Она вошла во двор, где висели веревки с бельем, их подпирали деревянные палки. Зина вошла в первый же подъезд. Внутри было тихо. Пахло кошачьей мочой и мышами. Она вдруг подумала, что здесь наверняка живут метровые крысы. На какое-то мгновение ей стало страшно, но выхода не было. И она двинулась вперед: нужно было осмотреть все подъезды.
По скрипучей лестнице Зина стала подниматься на второй этаж. И вот как раз там… Дверь квартиры справа была приоткрыта. Не долго думая, она зашла.
Квартира выглядела так, словно в ней никто не жил. Прихожая была абсолютно голой и пустой, в ней даже не поклеили обоев — стены были кое-как заляпаны серой штукатуркой. Крестовская быстро прошла короткую прихожую и вошла в комнату. И замерла…
Посреди пустой комнаты на стуле сидел Михаил. Руки и ноги его связали простой бельевой веревкой, руки — за спиной, ноги — примотали к ножкам стула. Но самым страшным было не это. С первого же взгляда, едва только Зина вошла в комнату, она сразу поняла, что Михаил мертв.
Ему перерезали горло. Голова опустилась на грудь, а под стулом натекла страшная лужа крови. Зина бросилась к нему. Судя по температуре тела, Мишка был мертв часа два, не меньше. Очевидно, квартира эта стала для него ловушкой. Его заманили сюда, чтобы убить.
Бесполезный, наивный, с копной растрепанных светлых волос, мечтающий стать великим сыщиком и одновременно актером, он был большим ребенком, живущим в мире собственных иллюзий. Ребенком, так и не познавшим взрослую жизнь со всей ее беспощадной жестокостью. Кому могла понадобиться его смерть? Беспечный, смешной мальчишка, привыкший доверять людям и бороться со злом. Кому он помешал?
От бессилья, острого ощущения беспомощности и горя Зине захотелось кричать.
Преодолевая себя, она быстро принялась осматривать тело. Судя по отметинам на руках, Мишку связали при жизни. Привязали к стулу. Возможно, требовали в чем-то признаться. На теле не было других ран, кроме страшной раны на горле. Это означало, что его не пытали. Почему? Недостаток времени или он сказал все, что хотели от него услышать?
Времени подумать над этим не было. И вдруг Крестовская услышала стон из соседней комнаты. Она бросилась туда.
В небольшой комнатушке на полу, на матрасе, лежал молодой мужчина. У него были вырезаны глаза. Никогда в жизни Зина не видела такого страшного зрелища. Вместо глаз на его лице зияли две пугающие впадины, два кровавых проема. Ужас, который Крестовская испытала, перевесил жалость. Это было так страшно, что в первый момент она перестала понимать, где находится. Ее охватила какая-то животная паника…
Но потом это ощущение прошло. Зина бросилась к умирающему. Несмотря на эти жуткие раны, он был все еще жив.
— Помогите… — неожиданно внятно прошептал умирающий. Сейчас больше всего на свете Зина сожалела, что не взяла с собой сумку с лекарствами, и у нее под рукой не было ничего, чтобы снять болевой шок.
— Я помогу, — ответила она, в ужасе кусая губы.
Наклонившись над мужчиной, Зина разглядела, что на его груди тоже были ужасные раны. Рваные, широкие, расположенные так странно, что казалось, будто его тело терзали огромные когти. Рубашка на груди, заскорузлая от крови, была разорвана вместе с кожей. Это означало, что рвали его грудь через одежду, с какой-то неимоверной физической силой. Зина содрогнулась.
— Кто это сделал? — Она попыталась приподнять голову мужчины. Было понятно, что смерть уже близко, ему осталось жить несколько секунд.
— Кто это сделал? Кто на вас напал? Скажите, кто это сделал?!.. — повторила она в отчаянии погромче, надеясь услышать хоть что-то.
— Птицы… Они повсюду… птицы… — заплетающимся языком еле слышно прошептал мужчина. — Птицы… Они напали… Их много… все больше и больше… Берегитесь…
— Какие птицы? Кто они? — едва не закричала Зина.