— Вашему опыту? И вас ничего не смущает здесь? — негодовала Зина.
— А что должно меня смущать? — не понял следователь.
— Мокрый пол! Отсутствие одежды на теле! Выстиранная простыня! Запах хлорки! — перечисляла Зина на повышенных тонах.
— А что в этом такого необычного, я вас не понимаю? — недоуменно смотрел на нее следователь.
— Не узнав правды о своем женихе, Маша не могла покончить с собой! — решительно заявила Крестовская.
— А если она все узнала, а вы просто не знаете? Когда вы видели ее в последний раз?
— Недели две назад… — голос Зины упал.
— Вот видите! Значит, вы были ей не такой уж и близкой подругой, — парировал следователь, — за две недели могло произойти что угодно. Она могла узнать что-то плохое про своего жениха. Это и было причиной.
Тело Маши упаковали в брезентовый мешок. Горечь, обида, отчаяние, слезы поражения душили Зину со страшной силой. Но она взяла себя в руки.
— Я сейчас поеду в морг, — повернулась она к Саше, — попробую добиться, чтобы Цапко прямо сейчас произвел вскрытие. Думаю, многое прояснится.
Попрощаться с ними Юна не вышла. После отъезда милиционеров хозяйка заперлась у себя в доме.
ГЛАВА 16
Белый свет лампы прозекторской резал пространство, как острый нож, и Зина остановилась на пороге, прикрыв глаза ладонью. Как далеко она была теперь от привычной обстановки морга! Последним она вскрывала умершего рыбака по приказу Берша-дова. Тогда еще был жив Михаил…
Но Бершадов давно уже не появлялся в ее жизни. И вот теперь — пришла беда. Нежданно-негаданно, просто выросла на пороге. И у Зины не было выхода, кроме как в рукопашную схватиться с ней.
Цапко был на месте. Он дежурил в эту ночь в морге, и Зина обрадовалась: это было хорошим признаком. Судьба словно благоприятствовала ей.
— Доброй ночи, Николай Степанович, — вежливо поздоровалась она, стоя в дверях. Цапко перебирал в шкафу какие-то реактивы.
— Крестовская, вы? Вот уж не ожидал увидеть вас в такой час! — резко обернулся он, и Зину поразило хмурое, неприязненное выражение его лица. Она не была впечатлительной натурой и давно уже разучилась доверять людям, однако ее кольнула реакция старика на ее появление. Зина прекрасно понимала его, но в чем же была виновата она, всего лишь как песок попавшая под пресс?
— Да, это я, — Зина вздохнула и решительно двинулась вперед, прикрыв за собой дверь. — Вы проводили уже вскрытие тела, которое было доставлено вам буквально полчаса назад?
— Какого тела? — В глазах Цапко появилась совсем не свойственная ему злость.
— Молодой женщины. Отравление снотворным, — спокойно пояснила Зина.
— Крестовская, вы прекрасно знаете, что по ночам вскрытия не проводятся! — резко ответил патологоанатом. — Все будет произведено утром, в положенное время, в порядке очереди. Вы думаете, это единственный труп, который мы получили за ночь? Странно! Вы проработали здесь дольше меня и уже забыли наши порядки?
— Я прекрасно помню ваши порядки, — в тон ему резко ответила Зина. — Но я прошу вас произвести вскрытие именно сейчас. Фамилия Игнатенко. Мария… Проверьте по документам.
— Что вы… — задохнулся Цапко.
— Вы слышали. Я прошу провести вскрытие этого тела прямо сейчас и допустить меня к участию.
— Вы в своем уме? — Руки старика затряслись.
— Именно! — Зина тоже старалась говорить все так же резко. — Это приказ.
— Приказ? — опешил Цапко.
— Разумеется. Вы думаете, я пришла к вам от своего имени? — усмехнулась Зина, не сумев скрыть охватившую ее горечь. — Вы прекрасно знаете, на кого я работаю! И вы тоже давали обязательство работать на нас!
— Вы ошибаетесь, — старик стал белым как мел.
— Разве? А кто давал расписку, согласие на добровольное сотрудничество со следственным органами НКВД? — наугад спросила Зина.
— Чего вы хотите? — Голос Цапко совсем упал, и она поняла, что попала не в бровь, а в глаз.
— Вы слышали! Я хочу, чтобы мы с вами произвели это вскрытие именно сейчас!
— Но я не готов… Нет подходящих реактивов… Сегодня был тяжелый день…
— Не смешите меня! Все реактивы, конечно, в наличии. А вскрытие буду проводить я. Вы будете мне ассистировать.
— Ну знаете! — возмутился Цапко.
— Знаю! — отрезала Зина. — Больше вас знаю, поэтому и сказала, что буду производить вскрытие.
— Но я все равно не готов…
— Если вы будете юлить и откажетесь подчиниться моему приказу, я велю вас арестовать, — Зине противно было произносить эти слова, но другого выхода у нее не было.
— Вы чудовище! Просто чудовище, — прошептал Цапко.
— Вы тоже, — отрезала Зина, и это было абсолютной правдой. Старик был точно таким же, как она. Он тоже подчинялся существующим законам: либо доносишь ты, либо доносят на тебя.
Зине вдруг подумалось, что все они, люди этого времени, напоминают сорную траву. Превратившись в сорняки, в мусор, они так стремятся выжить, что пробиваются даже среди камней.
— Хорошо, — голос старика прозвучал глухо, — повторите имя.
— Мария Игнатенко, — безразлично, как имя совершенно чужого человека, произнесла Зина, при этом на лице ее не дрогнул ни один мускул. — Пусть санитары подготовят тело. Я переоденусь.
Она подошла к столу, включив всю свою силу воли, мгновенно активизировавшую профессиональные качества, когда она не раз смотрела в лицо смерти. Перед ней словно лежало всего лишь одно из тел. Что бушевало в душе Зины под маской этого профессионального безразличия, не догадался бы никто и не понял бы никто. Чтобы выполнить все верно, Зина постаралась отключить сердце.
Это было возможно. Ведь единственным способом понять, что произошло с Машей, было узнать правду. А что могло показать эту правду, как не вскрытие?
Одновременно с профессиональными манипуляциями Зина брала образцы тканей, чтобы отдать их на анализ Тарасу. И ей было плевать, что Цапко украдкой наблюдает за ней.
Первоначально все шло к тому, что это была передозировка снотворного. Только к середине вскрытия Зина вдруг поняла, что что-то идет не так! В печени присутствовали следы барбитуратов. Однако они полностью отсутствовали в желудке и кишечнике. Зина несколько раз проверила себя, но ошибиться не могла!
— Что вы делаете? — не выдержал Цапко.
— Я не понимаю. Если она съела огромную дозу таблеток утром, и наступила смерть от передозировки препарата, то они не были бы усвоены печенью, а остались бы в желудке! На то, чтобы таблетки усвоились печенью, просто не было времени! Однако поражение печени налицо, а в желудке никаких следов нет.
— Зачем вы все усложняете? Смерть наступила от передозировки барбитуратов! — рассердился Цапко. — Это самоубийство!
— Я не спорю. Но я не могу объяснить этот странный факт…
— Значит, не надо его объяснять!
Вскрытие было закончено. Тщательно вымыв руки и переодевшись, Зина вернулась в ординаторскую, за свой бывший стол, вырвала из блокнота, лежащего уже на чужом столе, чистый лист и принялась записывать мучающие ее вопросы прямо по горячим следам.
1) Почему препараты усвоились печенью, если для всасывания не было времени?
2) Почему не обнаружено следов барбитуратов в кишечнике и желудке?
3) Почему в крови нет высокой концентрации соответствующих химических составляющих, если предположить, что таблетки не были проглочены, а вещество было введено путем инъекции?
4) Если сделали смертельную инъекцию, и барбитураты были введены в кровь через шприц, то почему на теле нет следов укола? Кожный покров абсолютно целый. Как были введены барбитураты?
5) Почему концентрация рвотных масс была недостаточной, и в составе нет ферментов, присутствующих в слизистой оболочке желудка?
6) Почему деформирована прямая кишка, а на входе существуют трещины и механические повреждения? Это единственное повреждение на теле, которое не поддается логическому объяснению. Как оно возникло, если, судя по составу фермента на слизистых оболочках, анальный секс перед смертью был полностью исключен?
7) Почему в кишечнике практически полностью отсутствуют каловые массы, если в желудке обнаружены следы пищи, которая была принята покойной утром, до наступления смерти?
Зина тщательно записала все эти вопросы. Затем ушла из морга. На следующее утро она собиралась поехать к Тарасу. Но и дома она не находила себе места. Обложившись книгами и справочниками, которые были в квартире, Зина принялась читать все про барбитураты.
По периоду жизни и периоду полураспада в организме и, соответственно, по продолжительности действия барбитураты делят на три группы. Первая — короткоживущие. Период их полужизни составляет от трех до восьми часов. Это тиопентал, пентотал, гексонал или гексобарбитал.
Вторая группа — промежуточные. Период их полужизни длится от восьми до 42 часов. Это аминал-натрий, барбамил, пентобарбитал-натрий, эпами-нал-натрий и нембутал. В крайнем случае, при незначительно превышенной дозе, период полужизни может длиться до 48 часов.
И третью группу составляют длительно живущие препараты. Период их полужизни — от 24 до 140 часов. Это фенобарбитал, или люминал, веронал. Предметом злоупотребления чаще всего являются препараты третьей группы. Очень редко — второй. И практически никогда — первой, так как препараты первой группы применяются исключительно в медицинских условиях.
Снотворные средства из третьей группы используются как внутрь, так и внутривенно, путем инъекции. В качестве снотворно-седативных средств производные барбитуровой кислоты были впервые использованы в 1903 году. Первым появился веронал. Затем ассортимент и сфера использования этих препаратов стали быстро расширяться. Были созданы препараты для внутривенного применения.
С 1930-х годов барбитураты стали широко использоваться для лечения психически больных, в частности, для лечения депрессий. Отдельные описания расстройств вследствие приема барбитуратов появились почти сразу, как раз в 1930-е годы. Серьезные исследования были проведены в Германии, которой принадлежало первенство по изучению новых препаратов в фармакологии и в криминологии. С приходом к власти нацистов финансирование на исследования в этой области было увеличено в несколько раз, а над изучением свойств новейших препаратов трудились лучшие ученые страны.