– Эй, кто-нибудь! – закричал я. – Поднимитесь на чердак!
Мне пришлось ждать минут пять. Наконец из люка позади меня появилась голова Сени Барсукова.
– Ты чего орешь? – спросил он. – А где Ксения?
– А Николай где?
– Полез в подвал. Он думает, она там.
– Зря вы разделились. Нам всем нужно держаться хотя бы по двое. Иначе нас всех передавят поодиночке. Если это действительно кому-то нужно… Не подходи! – предупредил его я. – Здесь ловушка. – Я посветил фонариком, показывая на проволоку-петлю. – Не вляпайся, как я. Давай, осторожно попробуй меня распутать.
Пока Барсуков освобождал мои ступни, внизу, прямо под нами, снова раздался крик. Я узнал голос моей жены.
– Поскорее не можешь? – сердито сказал я.
– А какого хрена ты тут капканы наставил?
– На двуногого зверя, – отмахнулся я.
Наконец я был свободен, и мы осторожно пошли вдоль стенки, пробираясь ко второму люку. Спустились в третью комнату, а потом вошли в зал. Я посветил вокруг фонариком: за столом сидела только одна Милена, необычайно бледная. Даже косметика вроде бы испарилась с ее лица.
– А где Маша? – спросил я.
– Она… исчезла, – шепотом ответила моя жена. – Я держала ее за руку и вдруг… Раз – и нету. Словно кто-то вырвал ее. Что здесь творится, Вадим?
– Не знаю. Должно быть, все это проделки Маркова.
– Он был здесь до того, как Маша исчезла. Вошел, захохотал и сразу же скрылся. Мне кажется, я узнала его смех.
– А может быть, это был не он?
– Может быть.
– Я ему морду набью, – пообещал Барсуков.
– Слушай, Сеня, оставайся тут, с Миленой, а я пойду пошурую в подвале. Только ради Бога, держитесь вместе!
– Мы сольемся в неразрывном поцелуе, – довольно неуместно пошутил Сеня. Я погрозил ему кулаком и пошел в свою комнату, где был выход в подвал. Помня о проволоке-петле, я спускался по лестнице осторожно, так как где-то на ступеньках была натянута леска. Но она уже была разорвана до меня. Посветив на пол, я увидел лежащего человека. Это был Марков, а около его головы темнело несколько пятен крови…
Глава 17Оползень
Я быстро спустился вниз, склонился над Егором, перевернул его на спину. Он что-то промычал, не открывая глаз. Лоб его был сильно рассечен, но кровь уже запеклась и не сочилась. Наверное, произошло следующее: он спускался по лестнице, запнулся о мою леску и кубарем полетел вниз, стукнувшись головой о валявшийся тут же металлический брусок. Вот и доигрался в своего «Убийцу в темном доме». Сам чуть не оказался трупом. Я похлопал его по щекам, приводя в чувство.
– Э? Отстань… Что тут, где я? – пробормотал он, открыв глаза.
– Очухался, налоговый инспектор? – произнес я почти точно так же, как несколько часов назад сам Марков, когда я лежал на берегу озера. – Будешь знать, как по незнакомым подвалам лазать.
– Кажется, я знатно грохнулся. Какой болван натянул веревку? Впрочем, не отвечай, догадываюсь.
– Это была леска. Специально для таких придурков, как ты. Жаль, шею не сломал.
– Помоги подняться. Чего-то голова кружится.
– Немудрено. Наверное, сотрясение мозга. Хотя вряд ли… Чего там сотрясать-то?
– Ладно, остряк. Давай выбираться наверх. Водку еще не всю выпили?
– Да мы там все потерялись, как в глухом лесу. Сначала Ксения убежала… Потом Маша исчезла. Это ты вопил первый раз?
– Нет, – серьезно ответил Марков. – Я и сам не понял, что это было.
– Кто же тогда? – Я задумался, чувствуя, что капитан говорит правду. – Непонятно.
– Просто у тебя весь дом, нашпигован всякими привидениями.
– А зажигалки и спички ты украл?
– Ну, я.
– А пробки?
– Не выворачивал.
– Ерунда какая-то…
– Слушай, Вадим, я думаю, у тебя тут кто-нибудь еще живет. Когда я спускался в подвал, кто-то прошмыгнул внизу. Какой-то человечек, клянусь своим пистолетом.
– Мне тоже так кажется… Пошли искать остальных.
Мы выбрались наверх через люк в мою комнату и направились налево по коридору.
– Смотри-ка! – шепотом сказал Марков. – Там кто-то шевелится.
Дверь в комнату Ксении была отворена, а внутри стояли два человека, тесно прижавшись друг к другу. Они так страстно целовались, что даже не заметили нашего появления. И лишь луч фонарика, осветивший их лица, заставил разомкнуть объятия. Это были Коля Комочков и Маша Барсукова, которые испуганно посмотрели на нас.
– Все в порядке, – прошептал я. – Проверка документов.
Теперь я понимал, куда исчезла Маша и кто ее увлек за собой из зала. Но куда делась Ксения? Честно говоря, мне было все равно, чем они тут занимаются, хотя и несколько обидно за Сеню. А Марков повел себя более агрессивно.
– На Востоке вас обоих посадили бы в яму с голодными крысами, – сказал он.
– Пойдем, – остановил его я. – Это нас не касается. Обойдем дом с другой стороны. Надо же найти нашу крикунью.
Но теперь вдруг и у меня как-то неприятно засосало под ложечкой: я представил себе, что и моя жена, там, в зале, целуется с Сеней Барсуковым. А почему бы и нет? Что я знаю о них, об их тайной жизни? Что мы вообще знаем друг о друге? Мы видны лишь настолько, насколько сами хотим открыться другим, даже самым близким. А вся основная, самая большая часть души скрыта во тьме. И мой фонарик не высветит то, что может там оказаться… Мы прошли через все коридоры и помещения и снова уперлись в комнату Ксении, но ни Маши, ни Комочкова там уже не было. Тогда я открыл дверь в зал, где уже горели свечи, а за столом чинно сидели все пятеро наших друзей. Чета Барсуковых, держащаяся за руки, рядом – чуть смущенный Комочков, напротив него – Милена, а по левую руку от нее – Ксения, голова которой почему-то постоянно стремилась вниз, словно она клевала носом какие-то зернышки со своей груди. Приглядевшись внимательней, я вдруг догадался, что она совершенно пьяна.
– Ну где вы бродите? – сказала моя жена. – Я нашла спички.
– А что с Ксенией? – Я кивнул головой в сторону ее подруги.
– Мне пришлось влить в нее целый стакан водки, чтобы она успокоилась, – пояснил Барсуков.
– А ты выяснил, почему она орала?
– Выяснил… Кто-то в темноте наступил ей на ногу. Вот нервы и сдали.
– Это был я, – хмуро сознался Комочков. – Случайно. Я не хотел, братцы.
– Ясно, – сказал я. – Непонятно только одно: кому принадлежал первый крик? И если никому из нас, то кто-то действительно стремился испортить нам ужин.
– Кстати, поросенок уже остыл, – сказал Сеня. – Предлагаю продлить наше пиршество в Полынье, самом таинственном месте на всей планете. Что там Бермудский треугольник! Нет, правда, мне здесь начинает нравиться все больше и больше.
– А Маркову надо придумать какое-нибудь наказание, – добавила Милена. – Ни грамма спиртного!
– Это слишком жестоко, – поправил ее Сеня. – Пусть он лучше застрелится.
Тут Ксения очнулась, сфокусировав на мне и Егоре свое внимание. Потом громко икнула и нечленораздельно произнесла:
– Брав-во! Один получил по глазу, другой – по лбу! Бис…
– Не отправить ли ее в постельку? – предложил Марков. Но Ксения вцепилась в краешек стола, словно он собирался от нее уплыть в далекое море, и резко замотала головой.
– Пусть сидит. Только глядите, чтобы не упала, – сказала Маша. – А то и третий из нас что-нибудь себе расшибет.
– Все-таки, Марков, ты настоящая скотина, хоть и раненый, – заметил Барсуков. – Ну зачем ты все это придумал?
– Хотел показать вам, что мы сами создаем себе условия для страха. А что, интересно вышло? То ли еще будет.
– Готовишь второе действие?
– Так ведь в хорошей пьесе должно быть несколько актов. Так, Вадим? Ты актер, должен знать.
– В таком нервном ритме мы вряд ли доберемся до финала, – отозвался я, занимая свое место рядом с Миленой. Я подозрительно покосился сначала на нее, а потом на Сеню. Меня не оставляла мысль, что они здесь целовались так же, как там, в комнате, Маша и Комочков. Но Милена смотрела на меня нежно и ласково, чего с ней давно не случалось. Может быть, специально, чтобы усыпить мою бдительность? Я махнул рукой и потянулся за поросенком. Кто разберется в природе человеческих взаимоотношений?
Наверное, лишь мы с Марковым поглощали приготовленное четырехкопытное с аппетитом, остальные вяло ковыряли вилками в своих тарелках, а Ксения вообще продолжала клевать свои «зернышки» с груди. Чудовищная гроза тем временем продолжалась и, казалось, усилилась еще больше. Раскаты грома по-прежнему сотрясали стены дома, а потом произошло и вовсе что-то непонятное. Раздался такой грохот, будто бы на Полынью рухнул весь небесный свод. По крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление.
– Это не похоже на гром, – произнес Марков. – Какой-то взрыв, что ли?
– Лопнула огромная склянка с эфиром, величиной с гору, – предположил Комочков.
– Может быть, у вас тут есть скрытый артиллерийский склад? – добавил Барсуков.
– Поди выясни! – приказала мне Милена.
– Как же, была охота мокнуть, – отозвался я. – Если что и взорвалось, то узнаем утром.
И тут Ксения произнесла историческую и обнадежившую всех нас фразу:
– Утро в П-полынье не наступит никогда, ик!
Мы сразу же заспорили: стоит ли ее за такие скверно-пророческие слова немедленно отправить в постель или пусть побалдеет в нашей компании еще немного? Так и не придя к определенному решению, мы прислушались к трезвому предложению Сени Барсукова. Он сказал:
– А не лучше ли всем нам закончить наше ночное пиршество и разойтись по своим комнатам? Не пора ли баиньки?
– И то верно, – согласился Комочков, а за ним и все остальные. Странно, но на всех нас внезапно, словно выскочивший из-за угла убийца, напала какая-то непонятная сонливость. Можно было подумать, что грозовые разряды, сверкавшие над крышей дома, обладали этаким гипнотически-усыпляющим свойством. Я никогда бы не поверил, что можно захотеть спать под такими оглушающими раскатами грома. Все равно что находишься в железной бочке, по которой лупят молотом. У всех нас был такой вид, словно мы несколько дней и ночей без устали шли по какой-то бесконечно длинной дороге, а сейчас вдруг разом сломались, так и не достигнув цели, но зато обнаружив семь приготовленных для нас кроватей. «Или гробов?» – почему-то подумал я. Иногда меня посещают довольно мрачные мысли, несмотря на весь мой оптимизм и тягу к жизни.