Монк продолжал в том же бредовом духе, пересыпая свою речь проклятиями, предрекая близкое разрушение церкви и гибель отца Владимира. Это были уже явные угрозы, за которые в любом другом месте можно было бы схлопотать срок или по фарфоровому личику. Но он прекрасно знал, где и когда можно выкрикивать свои пропитанные ядом заклинания. Здесь, в Полынье, он был в полной безопасности. Даже наоборот, численное преимущество и сила были на его стороне. Похоронная процессия состояла всего из семи человек, среди которых я увидел и тетушку Краб, а возле церкви оставалось трое молодых парней, которые словно бы защищали вход в храм. Все это слишком явно напоминало сцены гонения на первых христиан, будто бы повторяющиеся через две тысячи лет в зловещем фарсе. Мне даже показалось, что вот сейчас Монк отдаст приказ – и его паства набросится на отца Владимира и его сподвижников, начнет бить и рвать их на клочья, а затем ринется в церковь. Но, увидав меня и Маркова (а мы подошли совсем близко и встали между его толпой и похоронной процессией), он несколько охладил свой пыл. Не думаю, что это произошло из-за того, что на сторону отца Владимира встали еще два человека. Скорее всего, наше появление – людей, которых сам Намцевич включил в элиту Полыньи, не входило в его планы. А мне вдруг захотелось повторить жест деда, ухватить Монка за бороду и потащить за собой по улице. Почему он сделал это? Только ли из-за того, что не принимал его проповеди, или тут скрывалась иная причина?
Между тем от процессии отделился отец Владимир и подошел к нам, что возбудило злобные выкрики с противоположной стороны. Казалось, они вновь готовы ринуться в драку. Марков хладнокровно повернулся лицом к толпе, скрестив на груди руки и поигрывая желваками на скулах. Он напоминал маленького, но когтистого зверька, умеющего постоять за себя, и его решительное спокойствие подействовало на «монковцев» отрезвляюще, словно холодный душ. Никто не посмел выступить вперед или хотя бы встретиться с ним взглядом.
– Прошу вас, – обратился ко мне отец Владимир. – Окажите мне одну услугу. – Он был чем-то сильно расстроен.
– Слушаю вас, – с готовностью отозвался я. – Что случилось? Вам мешает этот сброд?
– Нет-нет, это заблудшие души, которые требуют помощи. Они не ведают, что творят, но Бог вразумит их и не допустит, чтобы они исчезли бесследно… Я о другом. У меня пропала дочка…
– Аленушка? – поразился я. – Когда это случилось? Где?
Сердце екнуло в моей груди, и я, пытаясь отогнать от себя эту мысль, все равно первым же делом подумал о маньяке.
– Она ушла пять часов назад и до сих пор не возвращалась. Вы ведь знаете, что я ее часто отпускаю одну, но теперь… мне как-то тревожно. Я не могу сейчас сам отправиться на ее поиски, поскольку должен завершить обряд похорон. Но вы… Может быть, вы поможете мне?
– Конечно, – быстро ответил я. – Мы найдем ее. Не волнуйтесь. Где чаще всего она любит играть?
– Собственно говоря, поселок так мал… что… Я не знаю.
Отец Владимир вернулся к похоронной процессии, и она двинулась в сторону кладбища, а я объяснил Маркову, что случилось. Тем временем Монк увел свою паству в «айсберг», откуда стало доноситься крикливое пение.
– Говоришь, пять часов, как ее нет? – переспросил Егор. – Скверно. Но будем надеяться на лучшее. В конце концов, маньяки обычно выбирают или очень раннее время суток, или самое позднее.
Куда идти и где ее искать, мы не представляли. Но решили двинуться наугад в сторону болота. Прошли небольшой березовый лесочек, затем обшарили южную оконечность поселка, обогнув мой дом и Волшебный камень, и углубились к западу, постепенно приближаясь к тому месту, где произошел оползень. Но все наши поиски пока не приносили никакого результата. Мы опрашивали местных жителей, но никто из них не видел Аленушку. Сердце мое тревожно сжималось. Я вспомнил нашу первую встречу с ней и то, как мы оба напугали друг друга. Стоп! Ведь она тогда искала своего усатого разбойника, который забежал в мой дом. А что, если и сейчас она пошла следом за ним? Я предложил Маркову продолжить наши розыски в районе нашего дома. И мы вернулись назад, продираясь сквозь заросли ив. Мое предположение оказалось верным. Выйдя на небольшую полянку, которая золотой монетой лежала в тополиной роще, мы увидели среди ромашек черную спинку котенка. Он прыгал и играл с пойманной мышкой, не обращая на нас никакого внимания.
– Эй, Федор! Кис-кис! – позвал я, присаживаясь на корточки. Котенок повернул ко мне голову и махнул хвостом. А затем продолжил свои игры. – Где твоя хозяйка?
Аленушки здесь не было, иначе она бы откликнулась, услышав мой голос. Но зато сбоку раздался какой-то шорох, а за деревьями мы увидели фигуру человека, мелькнувшую и пропавшую, словно он спрятался за стволом тополя.
– Это кто же там вздумал со мной в прятки играть? – грозно произнес Марков и торопливо пошел в ту сторону. Я поспешил следом за ним. Человек вышел из-за дерева, смущенно кашлянул. Это оказался Дрынов, продавец газет, но меня поразил цвет его лица: обычно восковое и бледное, оно теперь приобрело какой-то пятнисто-фиолетовый оттенок.
– Что с вами? – спросил я. – Вам нездоровится?
– Нет, просто гуляю, – сказал он. – Дышу воздухом.
– А почему прячетесь? – Марков подозрительно смотрел на него.
– Я думал, это чужие.
– Какие чужие. Полынья отрезана от всего остального мира.
– Мало ли… А иной мир, астральный? – Дрынов говорил то ли всерьез, вконец помешавшись на своих спиритических сеансах, то ли пытался дурачить нас. Но глаза его как-то торопливо бегали.
– А что это вы в кулаке сжимаете? – продолжил Марков свой допрос.
– Так, бабочку поймал красивую. – Викентий Львович чуть разжал пальцы, показывая нам трепыхающееся насекомое с яркими синими крылышками. – Для своей коллекции. Люблю, знаете ли, подобные символы трансформации жизни. Ведь и после нашей смерти мы неизвестно во что превращаемся. Не так ли?
Я вспомнил, как Марков спрашивал у Зинаиды про ее сына: собирал ли тот в детстве насекомых? Вопрос этот был наверняка не праздный. Очевидно, у Егора были на то основания.
– Ну, я пошел, – сказал Дрынов. – Всего хорошего!
Он торопливо зашагал прочь, а Марков продолжал смотреть вслед, словно жалея, что отпустил его так быстро. Затем он повернулся ко мне и уверенно, но тревожно произнес:
– Девочка где-то здесь… Боюсь только, что мы уже опоздали.
Мы обшарили всю поляну и только на другом ее конце увидели на смятых цветах тело Аленушки.
– Вот дьявол! – выкрикнул Марков и бросился к ней. Он осторожно поднял ее на руки, а девочка вдруг сладко зевнула и открыла свои синие глазки. – Уф! – выдохнул он с облегчением. Да и я тоже не помню, как пришел в себя от внезапного испуга, что она мертва.
– А где Федор? – весело спросила она. – Опять убежал?
– Только дети способны играть до потери пульса, а потом брякнуться на травку и уснуть, – заметил мне Марков, опуская Аленушку на землю. – Пошли домой, принцесса. Отец заждался.
– Сначала я должна найти Федора, – упрямо отозвалась она.
Но черный проходимец уже сам, подпрыгивая, мчался ей навстречу: Она подхватила его на руки, лаская и целуя в усатую морду.
– А я бы его в болоте утопил, – шепнул мне Марков.
Все трое, а вернее четверо, мы отправились обратно. Возле ее дома, который находился за церковью, я сказал:
– Аленушка, обещай мне, что больше не будешь одна никуда ходить? Сейчас здесь стало очень опасно. Даже если твой четвероногий друг снова куда-нибудь убежит. Я сам пойду его искать. И поверь, сумею ему внушить, что так поступать тоже нельзя.
– Это точно, – подтвердил Егор. – Он может.
– А почему опасно? – спросила девочка. – Потому что Богородица на нас сердится?
– Возможно. Скорее всего, именно так. Наверное, много грехов накопилось, а одному твоему отцу трудно за всех молиться. Не огорчай его и будь умницей. А сейчас запрись дома и жди, когда он придет.
– Хорошо, – важно сказала девочка. – Я больше не буду.
Мы постояли, подождали, пока щелкнет дверной замок, и пошли к себе. Лично у меня словно камень с души свалился, потому что с самого первого дня я чувствовал какую-то ответственность за эту девочку, как будто она была моим ребенком – пусть даже не по крови, а по духу. Не знаю, почему у меня появилось такое ощущение после первой же встречи. Может быть, я просто полюбил ее, как маленькую звездочку, сияющую в ночи и дарящую своим светом последнюю надежду усталым путникам? И если бы с ней что-нибудь случилось, я бы не простил этого себе никогда. Любимое существо можно охранять и мысленно, на расстоянии, главное, чтобы твое желание было столь сильно, что никакие иные черные помыслы не смогли бы его одолеть.
Дома, кроме наших друзей, мы застали еще и пекаря Раструбова, чего я никак не ожидал. Он пил чай из моей любимой кружки и шевелил рыжими усами, словно огромный, пробравшийся за стол таракан.
– Вы слышали последнюю новость? – спросил нас Комочков: – И вообще, где вы шляетесь? Ким Виленович только что рассказал, что маньяк нанес свой второй удар – убил Мишку-Стрельца. Топором, по затылку.
– Вот как? – хладнокровно сказал Марков. – А почему вы думаете, что это дело рук маньяка?
– А кого же еще? – отозвался пекарь. – Ясно, что это Гришка, беглый убийца. Весь поселок шумит.
– А я слышал, что его замочили бревном. И не по голове, а по ягодицам, – довольно невесело пошутил Марков. – Нельзя доверять слухам. Но ясно одно: убийца ходит среди нас.
– Среди… вас? – испуганно переспросил пекарь, оглядывая собравшихся.
– Только вы себя тоже не исключайте, – посоветовал ему Марков. – Говоря «нас», я имею в виду всех жителей Полыньи.
Раструбов недоверчиво рассмеялся, после чего наступило какое-то неловкое молчание, словно каждый примерял на себя личину убийцы.
– Мы решили выбираться отсюда через болото, – произнес наконец Сеня. – Вот Ким Виленович согласился нам помочь.
– Только не бесплатно! – тотчас же отреагировал он. – Дело это трудное, опасное. За просто так я никого не поведу.