– Тогда Вадима смело можно отправлять на работу в цирк, клоуном, – заметил Марков.
В это время в наружную дверь слабо постучали, и я, оставив их веселиться дальше, вышел на крыльцо. Передо мной стоял местный учитель – Клемент Морисович Кох, которого я меньше всего ожидал увидеть у себя дома.
– Здравствуйте, проходите, – сказал я. – Я угощу вас чудесными макаронами.
– Нет, нет, спасибо, – поспешно ответил он, словно чувствуя какой-то подвох. – Я сыт. Кроме того, мое дело к вам конфиденциального свойства.
– Слушаю вас.
– Давайте пройдемся, если это вас, конечно, не затруднит.
Мы вышли с ним на улицу, а потом свернули вниз, в сторону болота и березовой рощицы. Клемент Морисович смущенно молчал, ведя меня явно к Волшебному камню. Я чувствовал, что он хочет сказать мне что-то очень серьезное, поэтому не торопил с началом разговора. Наконец мы выбрались на земляную косу и прошли по ней до зеленой площадки, где лежал огромный пористый валун с блестящими от солнца черными боками и изголовьем.
– Здесь мое любимое место, – произнес Кох. – Думается как-то лучше… Уносишься, знаете ли, в какие-то мечты…
– Одна моя приятельница утверждает, что все это – следствие болотных газов, скопившихся где-то неподалеку, – сказал я, а сам подумал: «Не приводила ли и его сюда Девушка-Ночь?»
– Александр Генрихович считает, что под этим камнем сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры, – усмехнулся учитель. – Глупость, конечно. Но звучит весьма романтично. Всем нам хочется верить в какой-то свой миф, близкий тебе по духу.
– А Намцевичу близки гидры, тифоны, химеры и ехидны?
– Они тоже жители нашего мира, как и феи, эльфы, небесные ангелы, – ответил Кох. И добавил с каким-то тягостным полувздохом: – Вам письмо. Я, собственно, должен был только передать вам его. Но мне необходимо сказать кое-что еще.
Он протянул мне незапечатанный конверт, в котором лежал лист бумаги.
– Это от Валерии, – пояснил он. И вновь последовал едва слышный вздох.
«Трудную миссию он на себя взял, – подумал я. – Если учесть, что он любит эту черноволосую девушку».
– Вы знакомы с содержанием письма? – спросил я на всякий случай.
– Что вы! Как вы могли такое подумать, – взмахнул он руками. – Если бы она желала этого, то не преминула бы сказать об этом. А так… нет, ни в коем случае!
Я углубился в чтение. В послании было всего несколько фраз: «Если вам дорога ваша жизнь и жизнь ваших друзей, то вы должны попытаться сегодняшней же ночью пробраться в замок, – она так и написала – „замок“, словно была заколдованной принцессой в плену у злого чародея, – и встретиться со мной. Вы знаете, где меня найти. Промедление недопустимо. Готовятся ужасные вещи. Условным сигналом будут четыре коротких удара в мою дверь. Я буду ждать вас и не спать всю ночь. Прощайте». Я свернул письмо и положил его в карман.
– Вы можете сказать мне, что здесь вообще происходит? – спросил я. – Вы часто бываете у Намцевича и должны знать или хотя бы предполагать.
– Больше я ничего не могу добавить, – ответил учитель, на чьих бледных щеках играл нездоровый румянец. – Поскольку это касается других людей. У меня такое правило.
– Но хотя бы – кто такая Валерия?
– И об этом я не вправе вам говорить. Если она пожелает, вы узнаете об этом от нее самой. Но зато я могу сообщить вам другое, что относится непосредственно к нам с вами. Помните тот спиритический сеанс у Викентия Львовича Дрынова?
– Конечно. Меня тогда чуть не убило электрическим током. Такое, знаете ли, не забывается…
– Вот-вот… об этих проводах. Я догадываюсь, кто подложил их на спинку вашего кресла. Этот человек находился тогда среди нас. Я не знаю причин, почему он собирался это сделать, и не могу пока назвать вам его имя, поскольку мне надо еще раз все тщательно проверить, но поверьте, это происшествие меня сильно расстроило, так как я относился к этому человеку со всем уважением.
«Меня бы это происшествие, удайся оно до конца, расстроило бы еще больше», – подумал я. Мне был симпатичен этот голубоглазый юноша с легким пушком на подбородке, сочинивший себе какие-то благородные правила, от которых не мог отступить ни на шаг. Он очень напоминал разорившегося дворянина, занесенного сюда из девятнадцатого века и вынужденного подрабатывать учительством.
– Через несколько дней я назову вам имя человека, намеревавшегося вас убить, – продолжил Клемент Морисович. – А пока прощайте! Честь имею.
– Постойте, – остановил его я. – Вам нравится Валерия?
– Это к делу не относится, – махнул он рукой и пошел прочь.
А я, посидев еще немного на Волшебном камне и перечитав послание, поспешил к Ермольнику, чтобы предупредить его о ночной вылазке.
Глава 8Вновь у Намцевича
Не знаю, поступил ли я правильно, решившись отправиться ночью в особняк Намцевича и не предупредив об этом своих друзей. Но послание Валерии было адресовано лично мне, и никому иному. Она ведь не остановила свой выбор на Маркове, или Комочкове, или Сене Барсукове. Но почему именно я вызвал ее столь пристальное внимание? Здесь тоже была какая-то загадка, хотя в глубине души я надеялся, что она просто прониклась ко мне неожиданной симпатией, а возможно – сердце мое трепетало – даже внезапно полюбила. Надеяться на это было, конечно, смешно и глупо, но мне хотелось так думать и верить. Но, по правде говоря, а совершал довольно рискованный ход: а что, если послание Валерии было ловушкой, средством заманить меня в западню? Да и написать его мог кто-либо другой, тот же Намцевич, договорившись предварительно с учителем, ведь я не знал ни ее почерка, ни то, какие внутренние мотивы двигали поступком Клемента Морисовича. Некоторые сомнения вызывал у меня также и Ермольник, сам вызвавшийся сопровождать меня в особняк Намцевича. Понятно, что он преследовал какие-то свои цели. Его постоянная угрюмость и настороженность говорили о том, что и на его душе лежит какой-то камень, отягчающий жизнь. И кроме того, я помнил о пропавших из моего дома тетрадках деда, об оставленных в подвале следах тупоносых ботинок, точно таких же, что носил кузнец. Но отступать было уже поздно.
Дождавшись, когда Милена уснет, я выскользнул из постели, оделся в темноте и осторожно прошел через зал в первую комнату, где был выход во двор, который, как сторожевой пес, охранял Марков. И хотя ступал я почти бесшумно, он тотчас же вскинул от подушки голову.
– Ты куда? – спросил шепотом Егор.
– Пройдусь немного, – уклонился я от ответа. – Голова побаливает.
– Врешь. И я с тобой.
– Спи, спи… Я ненадолго.
– Пистолет дать?
– Не надо. – У меня с собой и так было кое-что из моих пиротехнических спецэффектов. Не зная, что меня ждет в особняке, я на всякий случай захватил несколько «подарков» для хозяина и его охранников.
– Где тебя хоть искать, если не вернешься?
– У Намцевича, – немного помедлив, ответил я. А потом поспешил из дома. Времени было половина второго, и Ермольник уже поджидал меня на берегу озера. Я увидел его коренастую фигуру возле остова сгоревшей лодки.
– Все-таки пришел, парень? А я думал, что побоишься.
– Нам надо покинуть особняк до рассвета, Потап Анатольевич. Но сначала нужно туда попасть…
Я заметил в руках у Ермольника короткую чугунную дубинку, напоминающую древнерусскую палицу. Значит, и он тоже приготовился основательно.
– Вы видели, что сделали с трупом Стрельца? – спросил я.
– Сволочи… – произнес кузнец. – Хорошо хоть не над живым так изгалялись. Но дай срок, и за этим дело не станет.
– У вас есть в поселке верные люди?
– Найдутся.
– В случае чего можно будет на них опереться?
– Там видно будет, – хмуро отозвался Ермольник. – Пошли.
Через некоторое время мы стояли возле высокой ограды. Окна в самом особняке и в возвышающихся по углам башенках были погашены. Кроме одного – расположенного прямо напротив ворот. Очевидно, именно там находилась ночная охрана. Сколько их было: двое, трое? Вряд ли больше. Да и кого Намцевич мог опасаться здесь, в Полынье, где жители были разобщены и трусливо сидели по своим домам? Я бы нисколько не удивился, если они покорно примут все, что предложит им Намцевич. Меня всегда поражала терпеливая и какая-то безропотная природа русского человека, позволяющая сносить самые гнусные и подлые оскорбления, подставлять выю под очередное ярмо, словно так и должно быть.
Такие мысли одолевали меня, пока кузнец Ермольник тихо возился с замком в воротах. Наконец они слабо скрипнули и подались в сторону. На наше счастье, никакой сигнализации в ограде не было. Пригнувшись, мы вошли внутрь, и кузнец запер за собой ворота. Мы сразу же отступили в темноту, оставив позади полоску света, падавшую из окна. Но едва мы сделали несколько шагов, как из-за кустов выскочила огромная черная тень и помчалась на нас. Ермольник тихо присвистнул и вполголоса произнес:
– Спокойно, Тубо! Свои…
Мощный мастифф замер в полутора шагах от нас. Признаться, глядя на его разинутую пасть, мне стало не по себе. Такая милая собачка могла бы разорвать человека в два счета. Но кузнец, очевидно, хорошо знал ее. Он подошел к ней вплотную и положил руку на голову. Мастифф вильнул хвостом, выражая свое дружелюбие. Затем Ермольник обратился ко мне:
– Теперь, парень, не жалеешь, что я пошел вместе с тобой? Тубо привязался ко мне еще со щенячьего возраста. Иди, крошка, гуляй… – Последние его слова относились к четвероногому стражу особняка. Тот бесшумно нырнул в темную ночь, исчезнув так же внезапно, как и появился.
– А еще какие-нибудь подобные сюрпризы нас тут ожидают? – спросил я. – Крокодилы там или ягуары?
– Люди, – коротко отозвался кузнец. – Эти звери будут пострашнее животных.
– Ну разумеется, – согласился я. – Но только и мы с вами не ангелы. А все-таки скажите откровенно: вы ведь пришли сюда не только ради того, чтобы оградить меня от Тубо?
– Надо поискать открытое окно, – промолвил Ермольник, так и не пожелав открывать свои карты. – Тогда мы сможем пробраться внутрь особняка.