о-то крикнул оставшемуся в живых охраннику. И я еле успел отскочить в сторону, потому что автоматные очереди засвистели по чердаку.
Вновь наступило кратковременное затишье. Намцевич, видно, не ожидал такого поворота событий. Наше отчаянное сопротивление и неожиданное вмешательство Громыхайлова не входило в его планы. К тому же он и сам сейчас был ранен, а вокруг его особняка также шел бой. Выстрелы оттуда продолжали доноситься до нас. А здесь перестрелка между учителем и охранником снова продолжилась. Я также, высунувшись из чердачного окна, пустил несколько пуль в сторону джипа и понял, что патроны закончились. А потом почувствовал что-то неладное. Автомат Коха замолчал.
Я увидел, как переглянулись Намцевич и охранник. Поднялись и подошли к калитке. «Все кончено, – подумал я. – Учитель мертв». У меня был последний шанс: успеть сбежать вниз и взять его автомат. Я помчался к лестнице и кубарем полетел по ступенькам, чуть не сломав себе при этом шею. Но неожиданно стрельба снова возобновилась. Ворвавшись на кухню, я увидел Милену, которая как-то неловко, по-женски держала автомат учителя и беспорядочно палила из окна. Сам же учитель лежал на полу, и его застывший взгляд уже ничего не выражал.
– Иди в укрытие! – крикнул я Милене, оттолкнув ее к стене. Отобрав автомат, я выпустил очередь в окно и увидел, как покачнулся попавший в зону обстрела охранник, как он медленно опустился на колени, не выпуская из рук оружие. А стоявший во дворе Намцевич вскинул одной правой рукой свой карабин. Я даже не успел заметить, что Милена встала между мной и им.
Все произошло за какие-то доли секунды. Прогремел выстрел, и я подхватил падающую Милену, которая, повернув ко мне лицо, что-то прошептала. Осторожно опустив ее на пол, я распрямился и разрядил в окно весь магазин. Но Намцевича там уже не было.
Глава 20Последний поединок
В одной из комнат разлетелось стекло в окне, и Намцевич пробрался в дом. Опустившись на колени, я приподнял голову Милены и в последний раз поцеловал ее в губы. Она уже не дышала. «Прощай, родная моя…» – прошептал я, закрывая ей глаза. Потом передернул затвор автомата, проверил, сколько у меня осталось патронов. На несколько выстрелов. Но и у Намцевича, по моим подсчетам, было не больше. Теперь предстояло главное состязание, и оба мы должны были превратиться в хитрых и ловких зверей, чтобы почуять противника, прежде чем он успеет выстрелить в тебя.
Я осторожно вышел в коридор и подошел к комнате номер три, которую когда-то занимали Барсуковы. Прислушался. Там было тихо, но я все равно затаился между дверным косяком и стенкой. Так прошло минут пять. Наконец в зале послышался какой-то шорох, потом чуть скрипнула дверь на кухню. Намцевич пришел на то место, которое я недавно покинул. Очевидно, он сейчас разглядывал трупы учителя и Милены… Я почувствовал, что он там, и выстрелил прямо через кухонную дверь. Через разлетевшиеся щепки я видел, как он быстрой тенью мелькнул в прихожую, и снова выстрелил. Потом побежал по коридору в обход. Остановился я только в своей комнате, где находился люк в подвал. Открыв его, я спустился по лестнице вниз. Пусть он пока поищет меня по дому, вымотается…
Подождав некоторое время, я прошел к другой лестнице и выбрался по ней снова на кухню. Стараясь не смотреть на мертвую Милену, я осторожно открыл дверь в зал. Там было пусто. В какой-то из пяти комнат, выходящих в зал, находился Намцевич. Мне предстояло угадать – в какой. От этого зависела не только моя жизнь, но и, возможно, судьба Маши и Аленушки, остававшихся в укрытии. Слух мой напрягся до такой степени, что казалось, лопнут барабанные перепонки. Я стоял в центре зала возле стола и медленно поворачивался вокруг своей оси, держа автомат навскидку. Я был готов выстрелить на любой шорох. Но и Намцевич был искусным охотником: он выжидал. И тогда я сам спровоцировал его на выход. Я с силой перевернул одной рукой стол, а сам отскочил к стене. Тотчас же распахнулась дверь моей комнаты, и высунувшийся Намцевич стал стрелять в меня из своего карабина. Падая, я выпустил в него ответную очередь. Все это произошло так быстро, что я даже ничего не осознал, лишь пороховой дым завис в воздухе да гулкое эхо от выстрелов продолжало звучать в зале. Приподнявшись с пола, я с облегчением обнаружил, что он так и не попал в меня. Но и моя комната была пустой. Намцевич снова куда-то скрылся. Я вошел в нее и увидел валявшийся на полу карабин. Он расстрелял все патроны. Но и мой автомат был также пуст. Отбросив его, я вытащил из-под кровати меч. Все-таки это было достаточно надежное оружие.
Хлопнула входная дверь, и я бросился в прихожую. Намцевич бежал по двору к калитке, петляя как заяц. Я сошел с крыльца, обхватил рукоять меча обеими руками и поднял его над головой. Затем отклонился назад и, резко выпрямившись, пустил что есть силы клинок в спину властелина Полыньи. Острая сталь вошла Намцевичу между лопаток. Пролетев по инерции несколько метров, он уткнулся головой в калитку, раскинув руки. Я осторожно приблизился, глядя, как покачивается в спине Намцевича меч, вошедший в нее сантиметров на десять. В предсмертном движении Намцевич повернулся ко мне. Будто продолжая куда-то спешить, он прошептал, глядя мне прямо в глаза:
– Не надо… останавливаться… убей… и его… тоже…
После чего умолк навсегда. Я вытащил меч и возвратился в дом. К Милене. Мне хотелось побыть с ней наедине… И, когда я сидел возле нее, мне казалось, что она улыбается и говорит мне какие-то слова, смысл которых был от меня бесконечно далек. Должно быть, прошел час, прежде чем я очнулся. Вспомнив о Маше и Аленушке, я спустился в подвал, повернул рычаг и сдвинул с места цементную плиту.
– Выходите, – устало сказал я. – Все кончено.
Мы выбрались по лестнице в мою комнату, потом вышли во Двор. Аленушка с ужасом смотрела на лежавшие на земле трупы.
Наверное, впервые она видела смерть так близко. Кто-то подошел к калитке и окликнул меня. Я узнал старосту Горемыжного.
– Победа! – провозгласил он радостно. – Они захватили особняк. Охранники перебиты. Монк растерзан толпой. Вот только Намцевич скрылся…
– Вон он лежит, – кивнул я головой.
Горемыжный опасливо покосился на него.
– Ну… тогда все в порядке, – шепотом произнес он, все еще не веря, что всесильный властелин мертв. Потом добавил: – Народ собирается на площади… Все ликуют! Вы не хотите присоединиться? Кто-то должен что-то сказать… А Ермольник тяжело ранен.
– Нет, не хочу, – отозвался я. – Займитесь трупами.
– Обязательно, немедленно, – согласился Горемыжный. – Я уже отдал указание. Всех снесем в одно место. А позже похороним. Господи, трагедия-то какая!
«Вот именно, – подумал я, глядя, как он удаляется. – Спектакль почти закончен, только актеры, игравшие в нем, уже не поднимутся со сцены…»
– Маша, – произнес я. – Вам бы с Аленушкой тоже пойти на площадь… Все-таки немного развеетесь среди народа.
– Хорошо, – кивнула она. – А ты?
– За меня не волнуйся. Мне хочется побыть одному.
Я открыл калитку и вышел на улицу. А затем стал спускаться к болоту. Туда, где лежал Волшебный камень. Он необъяснимым образом притягивал меня к себе и на расстоянии жег лицо, а пока я шел, шатаясь и спотыкаясь, словно пьяный, какая-то горечь давила горло, и я хотел, но не мог заплакать.
Опустившись на его пористую поверхность, я закрыл глаза. Наверное, я ни о чем не думал. Просто сидел, и все. Во мне была пустота, и она должна была излиться наружу, вытечь, испариться, освободить меня от себя самого. Я раскачивался в такт какой-то музыке, звучавшей в ушах, я погружался в мир, где оживали мои друзья и близкие, враги и преследователи. Мы снова были все вместе, но уже не продолжали борьбу, а просили друг у друга прощения за все содеянное. Любовь и смерть соединила всех…
Но вот я снова остался один. Я чувствовал, что кто-то спускается ко мне, приближается к Волшебному камню. Остановился за спиной. Вглядывается в мой неподвижный затылок. Я знал, что борьба еще не окончена. Остался последний поединок. И я понял, кто торопит меня. Повернувшись к Валерии, я глухо спросил:
– Он ждет?
– Да. Он в твоем доме… В вашем доме, – поправилась она.
– Почему ты раньше не сказала мне, что он жив?
– Я не могла. Ты бы не поверил. И я подумала, что потом ты догадаешься сам.
– Так оно и вышло. Ты хочешь, чтобы я убил его?..
– Иначе тебя убьет он. И тогда все повторится снова. И уже никто не сможет его остановить. Ты должен идти.
– Да. Я готов.
– Тебе горько?
– Конечно. Но что бы ни случилось – жизнь не прожита напрасно. Я хотя бы попытался исправить ее. Но слишком высока цена, которую мы все заплатили.
– Я желаю тебе удачи, – мягко произнесла Валерия. – Ты обязан победить.
Мы покинули Волшебный камень, поднялись к моему дому, и здесь, возле калитки, она оставила меня, а я пошел дальше. Пройдя прихожую, я вошел в зал и увидел его, сидящего спиной ко мне. На столе лежали два меча, словно приготовленные для сражения. Потом он повернулся ко мне – мой двойник, мой дед.
– Ты неплохо выглядишь для своих лет, – усмехнулся я.
– Нужно уметь пользоваться старинными рецептами, – отозвался он. – Поверь, что я еще дам тебе сто очков вперед… Ну, здравствуй, Вадим!
– Надеюсь, целоваться не будем?
– Отчего же? Можно и облобызаться по-родственному. Ведь ты мой внук, моя кровь.
– Думаю, что на мне твоя дурная кровь и закончится. Скажи, почему ты не убил меня раньше? Ведь для этого у тебя были все возможности. Что стоило заколоть меня ночью, сонного?
– Разве так поступают? – возразил он. – Мой род тянется от древних египетских жрецов, но и они себе не позволяли такое. Тем более со своими внуками. Откровенно говоря, я вообще надеялся, что мы поймем друг друга. Тогда я смог бы научить тебя… многому. И ты станешь продолжателем моего дела. Ведь я не вечен, хотя и способен еще некоторое время омолаживать свой организм. Но достичь бессмертия, о котором толковал тебе Намцевич, невозможно. Он увлекся этой идеей, которую я ему подбросил, и… сошел с ума.