В этот миг Марина посмотрела на себя и обомлела. Треугольник серебристой ткани вершинкой уходил туда, где…
Господи, она – в цирковых серебристых стрингах через мгновенье выйдет на манеж! Куда деваться?! Выйдет как миленькая, поскольку не владеет собой. Руки и ноги подчиняются беспрекословно этому жалкому студентишке, возомнившему из себя чёрт знает что.
В следующий миг занавес поехал в сторону, ноги понесли на манеж, под софиты и аплодисменты. Она профессионально вскинула вверх руки, встав рядом с факиром.
– Сосредоточься, – незаметно буркнул он ей. – А то распилю по линии седалищных костей, вскрикнуть не успеешь. Ты сейчас не у себя в журнале. Народ заплатил бабки, чтоб на это посмотреть.
– Не волнуйтесь, Василий Эдуардович, я не подведу!
Это она сказала? Или кто-то за неё?
Марина увидела красный ящик на колёсиках. Факир крутил его и так и сяк, демонстрируя, что никаких подвохов тут нет, что всё не понарошку. Звучали фанфары, гремели аплодисменты. Она как во сне. Сначала подошла к ящику, потом села – улыбка до ушей – потом легла. Сначала ящик заперли, затем вынесли на манеж пилу-двуручку.
С усталой улыбкой на лице, словно распилил за день по меньшей мере полсотни женщин, факир приблизился к ящику.
– Говори, тебя Жидель подослал? Этот старикан? Он в курсе, что я его ищу? – запульсировало в её мозгу. – Иначе распилю заживо. И пикнуть не успеешь.
Сердце куда-то провалилось, ног она не чувствовала, словно те были уже отпилены.
– Никто меня не подослал, я сама по себе, – пролепетали губы. – Что вы со мной такое вытворяете?
– Где Жидель? – звучало у неё то в правом ухе, то в левом. – Я неделю его не могу найти! Колись! С Торичео он не контачит, тогда с кем?
– Не знаю я ни про какого Жиделя… или как его… Тори… Точирео! Отвяжись от меня!
– Что ж, приготовься к встрече с Всевышним, – снова прозвучало в голове. – К цепи подключено высокое напряжение. Три тысячи вольт. Крови никто не увидит, поскольку она вся свернется, не успев вытечь. Как тебе моя задумка? По-моему, неплохо. Итак, где профессор? Я не верю, что он вот так запросто исчез, не оставив ни одной лазейки.
Факир эффектно приказал унести двуручку и принести электроопилу. Маринелла попыталась согнуть колени, развести их в стороны, но ничего не вышло.
«Сейчас будет резня. Только не техасская. – почему-то появившаяся мысль вызвала улыбку. – И не бензопилой, а электро.»
Казалось, одновременно с принесённой пилой зрители завизжали от восторга. Никогда ещё ей не приходилось быть подопытным кроликом, фактически – жертвой. Открыть ящик не получилось. Словно цинковый гроб.
«Как же Лёвчик с Вовчиком? – вопрос завис в сознании подобно зеркальному шарику под куполом цирка. – Ведь кроме меня у них никого не осталось. Что с ними будет?!»
Занесенную электропилу внезапно перехватила рука в резиновой перчатке. Над самым ухом журналистки раздалось:
– Посмотри сюда, идиот!
Зубарев перевёл глаза на говорившего и едва не выронил пилу. Над Мариной сблизились два совершенно одинаковых лица, два факира застыли друг напротив друга. Лишь у того, кто был в резиновых перчатках, левый глаз закрывало жуткое зелёное бельмо.
– Опять ты? Мало, что ты нож из кустов украл, так здесь решил помешать? Ты кто такой? – прошипел факир, кое-как отойдя от шока.
– Не прикасайся ко мне, – прошипел в ответ одноглазый. – Иначе погибнем оба. Я потому и перчатки резиновые надел, чтобы контакта не было. Я – это ты, а ты – это я. Так получилось, сошлись в одном времени. Эта баба здесь ни при чём!
– Откуда ты взялся?
– Придёт черёд, всё узнаешь. Пока запомни, она, – одноглазый указал на съежившуюся от страха Марину. – Совершенно не при делах. Убьешь её сейчас – порвёшь континуум. Ты не там ищешь! Заруби на носу! Жидель…
– Да пошёл ты! – факир оттолкнул двойника, и того тотчас схватили работники цирка.
– Видишь ли, Василий. Никакого Жиделя я не знаю. – затараторила вдруг Марина. – Просто Бронислав. Тот самый. Ну, которому ты на время вручил своего двойника. Чтобы присматривал, значит. Он мой… жених.
Она вдруг поймала себя на том, как легко у неё это выскочило – словцо из пяти букв. Броник, стало быть, жених, а она, выходит, невеста. А убитый неизвестно кем Кирилл, отец Лёвчика, побоку, что ли? Выходит, побоку…
– Он что, раскололся? – процедил сквозь зубы факир Зубарев, брызгая слюной на лицо. – Я предупреждал, чтоб ни одной живой душе. Это ему обойдётся очень дорого. А Жиделя я всё равно найду! Живого или мёртвого. Так и передай своему жениху.
– Н-н-не надо его винить, – начала она защищать Бронислава. – Мы ведь с ним не чужие люди. Он под большим секретом мне.
– Мне плевать, какие вы люди, – грубо перебил факир, но потом почему-то остыл и продолжил более миролюбиво. – Ты ничего не знаешь обо мне, и ничего не будешь знать. С какой целью ты заявилась на кафедру?
– Мне показалось странным твоё предложение, сделанное Броннику. У него рушится карьера, – она ухватилась за мелькнувшую мысль, словно в бушующем океане за хвост дельфина, который должен был спасти. – Он классный доктор, талант, можно сказать, а сейчас у него… иждивенческие настроения. Зачем работать, если тебе платят лишь за то, чтобы ты присматривал за Точере. Речете.
– Торичео! – злобно исправил факир. – Ты даже имя его знаешь!
– Ты сам произнёс его недавно! Да пойми же ты, что после встречи с тобой Броник стал сам не свой, – тараторила она, не давая вставить палачу ни слова. – Его словно подменили. Он наукой уже не бредит, как раньше, ему ничего в этой жизни не надо. Даже меня. Я не смогла это оставить без внимания. Вполне естественная реакция для… будущей жены, разве не так?
– Вполне, – вдруг согласился факир. Потом добавил: – На первый взгляд. А на второй.
– Слушай, ты спросил, кто меня подослал. Я тебе ответила исчерпывающе, кажется.
– Заруби себе на носу, – очертания факира начали расплываться, лишь голос звучал в голове подобно набату. – Вы оба не должны приближаться ко мне на пушечный выстрел. Даже думать обо мне не должны! Я твоему жениху всё подробно изложил. Ещё один прокол, и он, а вместе с ним и ты, очень пожалеете об этом.
В следующий момент в голове словно зашевелился огромный тарантул: такая боль пронзила, что она закричала…
Когда боль стихла, Марина обнаружила себя лежащей на полу в коридоре клиники, где не так давно сновали туда-сюда студенты в белых халатах. Сейчас над ней горели люминесцентные лампы, свет которых частично загораживала голова склонившейся пожилой женщины в платке.
– Что с тобой, милая? Припадок поди какой? Так я чичас доктора позову. Они все в третьем корпусе.
Марина вскочила на ноги, едва не опрокинув стоящее тут же ведро с водой. Прислонённая к стене швабра завершала картину. Коридор был пуст, кроме неё и уборщицы не было никого.
– Не надо доктора, скажите, сколько времени сейчас?
– Так девять вечера доходит, – раздумчиво сообщила уборщица, оглядывая её с головы до пят. – Откуда ты взялася тута? Ведь не было тебя, истинный крест! Я полкоридора успела вымыть… И вдруг ка-ак заорёшь. Я чуть воду не разлила.
– Неважно, откуда, – перебила пожилую женщину Марина. – Забудьте, что видели меня. Продолжайте мыть. А я пойду.
С этими словами подняла с пола сумочку и быстро зашагала к выходу. Голова слегка кружилась, но это ничуть не смущало.
Кнопка за правым ухом
Из прихожей Бронислава опахнуло чем-то спертым, даже мелькнула мысль: «Здесь вообще живёт кто-нибудь?» Лишь спустя минуту он понемногу начал различать отдельные слова и фразы, доносившиеся из глубины квартиры:
– Никак Васёк Трубачев пожаловал… да ещё с товарищем! Вот удача, так удача. Жду давненько тебя, Василий. Заползайте, касатики.
Ошарашенный доктор не заметил, как оказался рядом со своим подопечным. Торичео хмыкнул и начал по-свойски раздеваться. Голос тем временем продолжал звучать из глубины комнат:
– Не удивляйтесь, колхознички, я в курсе, что существует твой двойник, Васюта. Он сейчас живёт как бы твоей жизнью, сковал тебя по рукам и ногам… А ты вынужден щёлкать этим самым… сам понимаешь чем, как натуральный лох. Вытеснил тебя на периферию, бортанул, гы-гы-гы… Я в курсе всего. А ты барахтаешься в кювете. Кстати, ты знаешь, что делает в это время он?
– Без понятия, – заметил Торичео, осторожно ступая по паркету. – Откуда загипнотизированному знать, чем занимается гипнотизёр?
– Так вот, гипнотизёр в эти часы получает как раз письмишко, которое адресовано тебе. Матушка твоя вас различить не смогла и вручила послание ему. Я, как ты сам понимаешь, длорпавыф, не смог ему помешать.
От Бронислава не укрылось, как напрягся доверенный ему «пленник». Торичео словно с цепи сорвался, почти бегом кинулся в комнату и застыл в дверях. Его взгляд был устремлен куда-то вверх.
– Где вы, Юрий Валентиныч? Решили в прятки поиграть?
Когда доктор оказался рядом со студентом, его челюсть отвисла ниже студенческой сантиметра на полтора. Комната была совершенно пуста. Зеркальный потолок с огромной люстрой, паркет, обои и бахромчатые шторы от пола до потолка – вот всё, что ограничивало пространство этого кубика жилого пространства. Из центра которого, из видимой пустоты отчетливо раздавался голос:
– Что, цирюльнички, не привыкли с пустотой разговаривать? Придётся, иного не дано! Материализуюсь я здесь, видит бог, не так скоро, как хотелось бы.
Чтобы убедиться, что источник находится в центре комнаты, Бронислав сделал пару шагов внутрь, но это ничего не прояснило.
– Не понимаю, – признался он, водя рукой там, где, если верить его ушам, рождался голос. – Здесь должна быть ваша гортань. Как такое может быть? Я впервые сталкиваюсь с подобным феноменом.
– Не нужно ничего даже пытаться понимать, дорогой сгусток органики, – прозвучало сзади Бронислава, отчего он обернулся, едва не потеряв равновесие. – Осторожней, поручик, не покалечьте себя. Вы мне ещё понадобитесь, уверяю вас! Хм. Или я вам, – доктору померещилось, что уловил насмешку в интонации невидимки. – Что есть голос?! Всего лишь звуковые колебания воздушных масс, их можно воспроизвести любой мембраной. Причём заметьте, хлопчики, совсем не обязательно, чтобы мембрана эта находилась тут же. Она может находиться за тысячи километров или миллионы световых лет от вас. Вот так-то!