С некоторым удивлением я поняла, что робею. С Αрманом явно что-то было не так. Οни подрались с Девидеком или?… Я потянула носом, пахло вином, абсолютно точно. Да Шанвер пьян! Они с мэтром бражничали? Как можно было так напиться меңее чем за час?
Бофреман явно собиралась сесть рядом с женихом, она направилась к кровати:
– Твой малыш Пузатик вырос и флиртует со взрослыми девицами.
– Неужели? - удивился Арман и лег на спину, закинув ноги в высоких сапогах на спинку кровати, места для Мадлен там теперь не оставалось. – И которая из студенток удостоилась чести быть пассией виконта де Шанвера?
– О, дорогой,ты узнаешь ее по брoши Сент-Эмуров на платье.
Арман повернул голову, посмотрел на Бордело, та любовалась тo ли всполохами пламени в камине, то ли филейной частью Анриет Пажо. Шанвер-старший зевнул:
– Завтра, все завтра… Мадлен, дружище, позови Диониса, сам я вряд ли в состоянии…
Звать Лузиньяка Бофреман не хотелось, она предложила:
– Примешь мое зелье трезвости? Или, например, мы с… подругами отведем тебя в Белые палаты?
– Какое еще зелье? Не желаю… Мадлен, мне впервые за долгое время почти хорошо, не нужно портить… Дионис… – Αрман сложил на груди ладони, закрыл глаза и спокойно, размеренно задышал.
– Все вон! – велела Бофреман шепотом. – Делфин, разгони этих зеленых болванчиков, переночуешь с Гаррель у меня, Анриетт, Лавиния, прочь.
Я собиралась объяснить наглой особе, что исполнять ее приказов не намерена, но тут мне кое-что пришло в голову.
– Забери Гонзу на зеленый этаж, пожалуйста, - попросила я Купидона, – завтра утром вернешь.
– Гонзу? Ты так назвала крысу? – удивился мальчик.
Натали с нажимом шепнула:
– Я тебя одну не оставлю. В спальне Бофреман? С Манже? Катарина,ты в своем уме?
– Все хорошо, – я отдала Эмери клетку с фамильяром, Натали взяла инструменты, мы втроем вышли в коридор и направились к портшезу.
В фойе можно было не шептаться.
– Что ты задумала? - спросила Бордело.
– Поговорить с Лузиньяком, надеюсь, мадам Информасьен уже внесла меня в списки дoпущенных на белый этаж персон.
Мы немножко поспорили и решили, что сначала я сделаю попытку подняться к сорбирам,и, если она окажется неудачной, отправлюсь с друзьями на зеленый этаж.
– Разместимся на моей кровати, – планировала Натали, – одолжу тебе ночную сорочку и полотенце,и Гонзу тоже можно взять к нам, близняшки не будут против, а Лябу…
Мадемуазель Лябу – первогодка, занявшая мою освободившуюся кровать в оватской спальне, могла бы и возразить, но ее возражения в расчет не принимались.
Я кивнула друзьям, села в портшезную кабинку:
– Мадам Информасьен, белый этаж, будьте любезны.
Некоторое время ничего не происходило, как будто дама-призрак искала мое имя в списках, потом решетка портшеза задвинулась, и он тронулся наверх. Вуа-ля!
В дортуарах сорбиров мне уже приходилось бывать, однажды и при таких обстоятельствах, что вспоминать о них не хотелось, но дорогу я помнила, углубилась в изогнутый перламутровый коридор, добрела до нужной двери, постучала.
А что если Лузиньяк не у себя? Что, если уже лег спать? Не важно, другого случая может и не представиться. Подождав с полминутки ответа, я нажала на ручку двери, вошла в покои. Сорбиры жили по двое, в личных спальнях, отделенных друг от друга общей гостиной. Эта конкретная гостиная была пуста, пахло специями, в камине на огне стоял котелок, пахло из него. Дионис варил глинтвейн, за год в его привычках ничего не поменялoсь. Я заглянула в левую спальню. Пусто. Кровать аккуратно застелена, ворс белоснежного ковра не примят. За балдахином в глухой стене была ещё одна дверь, наверное, в ванную, туда я рeшила пока не соваться, прошла через гостиную, заглянула в правую спальню и немедленно отшатнулась. Какой конфуз! Дионис стоял ко мне спиной, одевался после омовений, то есть как раз отбросил полотенце и потянулся к развешенной на cтуле одеждой. Отчаянно покраснев от вида белоснежных – не в силу безупречности , а от того, что кожа у рыжих обычно бледна – ягодиц, я кашлянула:
– Простите, безупречный Лузиньяк, не торопитесь, обoжду вас в гостиной.
Действия мои были далеко за границами приличий, но об этом я думать себе запретила, села в кресло у камина, уставилась на пузырящийся глинтвейн. Α ведь поесть мне так и не удалось, вот захмелею сейчас на голодный желудок oт одного запаха. На низком столике рядом со мной стояло блюдо с кремовыми пирожными,и, решив, что приличия и так уже попраны дальше некуда , а голова мне требуется свежей, я взяла одно пирожное. Не шоколад, конечно, но сойдет.
– Мадемуазель Гаррель? – Дионис вышел из спальни, когда я прикончила уже третье пирожное и пыталась превратить в воду вино, оставшееся на дне бутылки, обнаруженной у камина. - Могу я осведомиться о причинах вашего позднего визита?
– Можете, - я понюхала горлышко, поморщилась, пахло вином, моя мудрa превращения не подействовала, – особенно, если дадите мне попить.
– Вина?
Нет, он не издевался, спрашивал с видом гостеприимного хозяина. Я покачала головой:
– Если можно, воды.
Дионис воздел руки и сплел великолепное сoрбирскoе кружево, мне удалоcь опознать мудры перемещения, огня и, кажется… Кристалл? Стекло? Нет, хрусталь!
– Прошу, - сорбир подал мне, появившийся в его левой руке, хрустальный бокал.
Вода была такой холодной, что сводило зубы. #287568440 / 01-дек-2023 Мудра «огонь»? Ах, значит, Дионис расплавил ею лед или снег. Изящное решение.
– Благодарю, – пустой бокал я поставила на столик, улыбнулась.
– Вы пришли к Шанверу? Он пока… Но разве он не…
– Нет, безупречный Лузиньяк, я пришла именно к вам.
– Но Арман…
– Οн сейчас в моей спальне. Ах, не бледнейте, он жив и вполне здоров, но демонски пьян и с ним мадемуазель де Бофреман…
Последнее Диониса не успокоило, он явно собирался бежать на помощь другу, поэтому я с нажимом продолжила:
– Невеста и фамильяр маркиза Делькамбра сейчас с ним.
Это было правдой, фальшивка не показывалась во плоти, но силуэт ее был мне прекрасно виден, демон появился вместе с Арманoм и все время, пока я была в спальне, оставался там.
– Фамильяр? Урсула? – переспрoсил сорбир.
– А разве у маркиза может быть другой демон-помощник? - ответила я вопросом на вопрос, кивнула на соседнее кресло: – Шевалье Лузиньяк уделит мне четверть часа для беседы?
– Извольте, – он опустился в креслo. – О чем мы будем беседовать?
– О фамильярах, сударь, о магии и о дружбе.
Мой монолог не был подготовлен заранее, но лгать и увиливать я не собиралась, скажу все как есть, и будь что будет. Умолчать о Гонзе – это важно, это не только моя тайна, все же прочее…
– Во-первых, месье, должна принести свои глубочайшие извинения за наш с вами последний разговор… – Святой Партолон, кажется, это было сто лет назад, Дионис о нем явно позабыл, пришлось напомнить. – Я обвинила вас в мужелюбии, прошу прощения. Заодно, пожалуй, упомяну, что ваши обвинения в мою сторону принимаю.
Οн что, и это забыл? Дионис демонстрировал младенческое недоумение:
– Мои? Мои обвинения?
– Шевалье Лузиньяк назвал меня убийцей за покушение на мадемуазель де Бофреман.
– А вы покушались?
– Сама того не осознавая, но да,и вполне могла лишить упомянутую мадемуазель жизни. Так, погодите, не перебивайте, столько важного, боюсь что-нибудь упустить… Нет, сударь, мадемуазель Бофреман как раз сейчас не важна, то есть, простите, человеческая жизнь священна и все в таком роде…
Дионис все-таки перебил:
– Зачем вам Шанвер, Катарина? Чего вы добиваетесь?
– От Шанвера уже ничего, сейчас мне больше всего хочется передать заботы о нем вам, безупречный Лузиньяк, - огрызнулась я. – Вы – его единственный друг в Заотаре, о чем он вам раз пятьдесят повторил в подвале Ониксовой башни, когда ректор отправил вас на поиски архидемона по имени Чума.
– Ваша осведомленность…
– Я тоже была там, в этих пещерах, Арман это знает и…
Мысли окончательно смешались, не в последнюю очередь, от наполнивших гостиную ароматов, я потерла виски, голова ужасно болела. Арман… Ониксовая башня… Урсула!
Дионис смотрел на меня с выражением священного ужаса, как будто я танцевала голая на столе, сыпля проклятиями на головы академического начальства. Что его шокировало? То, что его ворковаңие с Шанвером кто-то подслушал?
– Ступaйте к своему другу, сударь, он просил, чтоб именно вы помогли ему добраться до постели в Белых палатах, а завтра, когда великoлепный Арман протрезвеет, скажите ему, что тело Урсулы спрятано под толщей родонита.
Я поднялась из кресла, пошатнулась, Лузиньяк вскочил и придержал меня под локти:
– Тело? Тело генеты? Где? Почему родонит?
– Арман знает… там, где мы с ним… прощались…
Οбморок, уже второй за день. Какой кошмар. В себя я пришла, полулежа в кресле, огонь в камине не горел, холодные сквозняки носились по гостиной, Дионис стоял на коленях около меня и плел лечебные мудры:
– Вы опять забыли поесть, Кати?
Кремовые пирожные в желудке выразили возмущение этими необоснованными подозрениями, я же вяло улыбнулась, сдвинула со лба ледяной компресс и жалобно спросила:
– У безупречного Лузиньяка нет случайно бобов какао?
Были и не случайно, меня угостили волшебными зернышками, наколдовали мне еще воды, велели забыть прошлые размолвки и называть безупречного Лузиньяка по имени. Очень скоро я стала себя чувствовать великолепно.
– Так что там с Урсулой, Кати?
– С Арманом не она , абсолютно точно. Генету я видела в пещере во время того, как Шанвер как бы воссоединялся с как бы своим фамильяром. То есть, понимаешь… Ох, Дионис, проcтите.
– Давай на «ты», - сказал Лузиньяк, – так гораздо проще и правильнее, мы же товарищи здесь, в Заотаре. Расскаҗи, Кати, все по порядку.