— Зато ты наша гордость! — поднял стопку Михаил Анатольевич.
Именинник засмеялся и нетвердо продекламировал:
— Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!
— Ага. И забрали тебя, пьяницу, по двести восемнадцатой, за ношение холодного оружия?
Виноградов вдруг сообразил, где он видел молчаливого соседа справа.
Подполковник Лобов участвовал в штурме захваченного бандой Овечкиных самолета, получил пулю в руку и Красную Звезду на грудь. Второй орден он заслужил за подавление кровавого бунта в Сухумском следственном изоляторе… Теплым летним вечером девяносто второго вышел в собственный двор. Шестилетний сын копался в песочнице, прихваченная из дому книжка про шпионов не увлекала, хотелось домой — к жене и телевизору. На пьяного соседа, выпустившего на прогулку ротвейлера, внимания поначалу не обратил — так, средней вонючести коммерсант, но когда собака… Сейчас уже не узнать, какие инстинкты вдруг пробудились в клыкастой твари; свободная от поводка, она кинулась наперерез к песочнице, вцепилась ребенку в руку. Две пули из табельного «Макарова» достались псу. Третья — подбежавшему хозяину. Два трупа и мальчик, долгие месяцы пролежавший в больнице.
Лобова судили. Дали срок. При конвоировании в Кресты он бежал. Естественно, числился в розыске: органы делали вид, что ищут его по всей стране, а он делал вид, что живет в подполье. Виноградов догадывался: те, кто помог Лобову уйти из-под стражи, обеспечивали профессионалу и фронт работ. Фамилию подполковника в некоторых кругах связывали с сербскими событиями, недавней «плутониевой» акцией в Прибалтике, с нашумевшими вооруженными разборками за сферы влияния банков.
Это был человек-легенда, потенциальный покойник и совершенно не нужный Виноградову сосед.
— Смотри, Саныч, что мне бандиты подарили! — хозяин наклонился, с трудом извлек откуда-то из шкафа заключенный в раму прямоугольник и водрузил его над телевизором: — Во!
Сначала капитан не сообразил: на картине белело нечто округлое, символизирующее необъятное женское лоно, рассеченное узкой стреловидной аркой с черным кружевом, разорванные прутья решетки. На переднем плане — торжествующе оскаленный, зубастый и безглазый головастик с нахальным тоненьким хвостиком. Капли крови.
— Называется «Проект памятника прорвавшемуся сперматозоиду». Художник Александров. Холст, масло.
Петрович был горд и наслаждался произведенным эффектом.
— М-да… Ну-ну! И это здесь будет висеть?
— Жалкие и ничтожные люди! Менты! Что вы понимаете в высоком искусстве?
— Что там свистит на кухне? Чайник?
— Ох, черт! — Именинник сплюнул и выбежал в коридор. — Забыл.
— Михаил Анатольевич… Я, пожалуй, на минутку. Пойду скоро. — Минаев включил дисковый проигрыватель, поэтому Виноградову пришлось наклониться почти к самому уху генерала.
— Я тоже уже собираюсь. Чем порадуешь?
— Замкнул плюс на минус, — пожал плечами капитан, — пусть сами с собой функционируют. В целом — как и планировалось.
— А относительно тебя?
— Должны, вроде, отвязаться. Хотелось бы верить.
— Ладно. Сиди тихо, ни во что не влезай. Про меня забудь — придет время, найдем. Понадобишься.
— Вам лично? Или…
— Володя, давай раз и навсегда — чтоб без обид! Если была бы возможность взять тебя в игру, поверь… А так — слишком опасно. И для тебя, и для нас.
— А я не рвусь, — искренне пожал плечами Виноградов. — Ей-Богу! Обидно только, что в это никто не верит.
— Уехать бы тебе на время в командировочку.
Появился Петрович с шипящим чайником:
— Мать вашу! Горячо же. Саня, чашки доставай! Из шкафа.
— Помочь? — перебираясь через Михаила Анатольевича, спросил Виноградов.
— Пойдем. Торт свой сам порежешь. Да, кто поближе? Усатый, достань коньяк! Прямо за тобой, настоящий армянский. Кол-лек-ционный. Не то что Володькино пойло!
— Спасибо, что пришел, Саныч. Узнал? Усатого? — В тесной кухне было не развернуться, если стряпней занимались двое, один непременно мешал другому. Поэтому именинник выжидал, когда Виноградов покончит с дележкой кондитерской продукции.
— Считай, что нет. Мне так легче будет, да и тебе тоже.
— Что же, верно. Хотя по фигу: я в конторе не служу, если пару раз в месяц кому-то у меня в берлоге захотелось встретиться, поговорить…
— Тормознись! Это меня не касается, понял?
— Понял, молчу! Только чужие, Саныч, здесь не ходят.
В прихожей заверещал электросоловей.
— Звонок!
— Ждешь кого?
— Нет, вроде.
Виноградов пропустил вперед себя хозяина и вслед за ним вышел из кухни.
— Что? — на пороге комнаты обозначился силуэт Лобова.
— Сейчас посмотрим.
Петрович прильнул к глазку:
— Мужик в майке. С ведром… Кто там?
— Это я, Сергей. Из шестнадцатой, — донеслось снаружи. — Пары сигарет не будет?
— Знаешь его?
— Да, собственно, не знаю.
— Не открывай!
— Да ла-дно… — Хозяин уже щелкнул замком. — Неудоб…
В следующий момент его вынесло вместе с дверью, отбросив и распластав вдоль стены: что-то огромное, черное, пронзающее воздух впереди себя вороненым стволом автомата возникло в проеме.
— Лежать! Не двигаться!
Прежде чем отпрянуть с линии огня, Виноградов увидел «стечкин» в руке Лобова, два выстрела в незащищенные ноги. Черный великан рухнул на пол, но на его месте тотчас же возникла другая фигура, поменьше, полоснула наискось очередью.
— Руки! Милиция!
Вновь загремели выстрелы со стороны лестничной площадки — сначала схватился за горло и сполз вниз репортер, а на него — получивший, очевидно, пулю в спину боец группы захвата.
Пятясь все дальше назад, в кухню, Виноградов отчаянно щупал пустую подмышку: пистолет с учетом намечавшейся пьянки был дисциплинированно оставлен в сейфе. Как положено…
В комнате со звоном осыпалось стекло, на долю секунды опередив хлопок газовой гранаты.
— Ложись, сука!
Увидев направленное на него дуло, капитан поднял руки и тут же получил удар прикладом — его вполне хватало, чтобы лишить Виноградова сознания, и остальных пинков он уже почти не ощущал…
— Ну? И что делать будем? — Голос Михаила Анатольевича то слышался ясно, как наяву, то затухал, удаляясь. Это было очень похоже на Би-Би-Си по старенькому приемнику времен застоя.
— Не знаю… — Капитан с удивлением уловил знакомый баритон и, выплывая обратно в реальность, попытался вспомнить его обладателя. Ассоциации были, но смутные и неприятные. — Не знаю.
— Убит популярнейший журналист, безоружный, даже не пытавшийся оказать сопротивления. Погиб капитан Тарасевич, еще один парень из группы захвата ранен. Неизвестного гражданина застрелили.
— Это Лобов! Вы…
— Может быть. Может быть, этот гражданин — действительно опасный преступник, находящийся в розыске! Но так бездарно организовать операцию по его задержанию… Кстати, он-то стрелял по ногам, хотя мог и насмерть! Своего пожалел: бывший же мент…
— Он преступник! Оказавший вооруженное сопротивление сотрудникам милиции.
Господи, да это же Пограничник! Виноградов чуть не рассмеялся неизвестно чему.
— Серьезно? Ваши люди что, представились? Или в форменной одежде были? Хозяин, может, подумал, что это бандиты! Да и мы все тоже подтвердим… Подумать только! Я не говорю уже о Следкове и его заме, но травить газом и избивать оказавшегося в гостях у именинника офицера милиции…
Это обо мне, сообразил Виноградов. Сознание стало уже вполне ясным, но начало противно саднить висок и вывернутые наручниками руки.
— Ох и скандал будет! А если еще назначить экспертизу, проверить, из чьего оружия убит Валентинов и кто залепил пулю в затылок оперативнику…
— Это случайность! Роковая случайность!
— Да не ори ты так! Дерьмо.
Повисла пауза, и Виноградов решил было уже подать признаки жизни, но тут вдруг заговорил Пограничник:
— Товарищ генерал, скажите, что делать? Я готов.
— Застрелись.
— Товарищ генерал! Михаил Анатольевич…
— Твоя инициатива была? Докладывал кому?
— Нет. Не успел… Я Виноградова разрабатывал, но вчера от моего… ну, коллеги из контрразведки поступила команда прекратить. Взамен они слили информацию о Лобове, сообщили, что здесь будет, есть возможность…
— Отличиться?
Пограничник молчал.
— Отличился! Знаешь, подполковник, дурак с инициативой — он ведь самый опасный.
Опять молчание.
— И какие будут предложения?
— Есть один выход. Подходящий… — открыв рот, Виноградов заговорил неожиданно легко. Разглагольствовать, лежа на полу в скрюченном состоянии, было унизительно, но упускать момент — еще хуже.
Сидящие за кухонным столом собеседники сверху вниз следили за телодвижениями встающего капитана. Несмотря на разбитое окно, сквозняк еще не до конца выветрил кислый запах «черемухи».
— Слава Богу, очнулся! Одним покойником на совести товарища Теплухина меньше.
Пограничник набычился, ожидая дальнейшего развития событий.
— Расстегни! — велел ему Виноградов. Подполковник подчинился.
Растирая затекшие в наручниках руки, Владимир Александрович уселся на свободный табурет:
— Ручку бери, ублюдок. Записывай!
Михаил Анатольевич подумал и кивнул:
— Делай, подполковник.
Дождавшись, когда Пограничник будет готов, Виноградов начал:
— Так, значит… «По сообщению пресс-службы Главного управления внутренних дел сотрудниками Регионального управления по борьбе с организованной преступностью во взаимодействии с представителями налоговой полиции и Оперативного отряда милиции проведена операция по обезвреживанию находившегося в розыске особо опасного преступника Лобова. Лобов, пробравшийся в квартиру известного своими разоблачительными газетными материалами об отечественной мафии журналиста А. Валентинова, зверски убил его, однако был заблокирован в помещении. Переговоры с бандитом к положительным результатам не привели, в ходе штурма Лобов был убит. На боевом посту погиб оперуполномоченный РУОП Тарасевич, ранен один из бойцов группы захвата… Ряд участников операции представлен к правительственным наградам и поощрениям правами начальника Главка».