Молодой опер, лейтенант, глаза васильковые… почти вылезли из орбит от адреналинового опьянения.
Навел ствол на детектива, вот-вот нажмет на спусковой крючок.
И что-то Маузера спасло: то ли его гипнотическая татуировка, то ли неопытность полицейского. Опер замешкался, и Маузер скользнул к нему и к белой от испуга Ольге.
Детектив ударил ребром ладони. Пистолет бабахнул вбок, противно взвизгнул рикошет, и пуля ушла гулять вдоль кленовой аллеи. Полицейский зашипел и затряс рукой, его оружие упало на газон: черное пятно среди пожухлой травы и собачьих куч.
Маузер, оскалившись, потянулся к молодому оперу. Ладонь широкая, как экскаваторный ковш, а пальцы – словно слегка гнутая толстая арматура. И в этом движении было что-то от механической неотвратимости Терминатора, подобравшегося к цели на расстояние вытянутой руки.
– Маузер, стой! – к детективу протянул испачканную кровью ладонь третий опер. Из носа у него хлестало, как из прорвавшей трубы. – Я – Минин из главка! Я веду дело Артюхова!
– Да мне плевать! – гаркнул Маузер.
– Я собирался с тобой потолковать о деле!..
– Не с того начал разговор, Евгений! Ты что о себе думаешь?
Минин отшатнулся, ему показалось, что Маузер вот-вот на него набросится и станет рвать зубами.
– Тут тебе не бандитский Петербург! – вид детектива был страшен: длинные волосы растрепались, глаза сияли адским огнем, на шее вспухли жилы, брызги чужой крови окропили страхолюдную татуировку на щеке. – Неприкасаемым заделался? При свидетелях напал! – он повернулся к жене. – Оль, ты как?
– Нормик, – шмыгнув носом, отозвалась Ольга и сразу перебежала за широкую спину Маузера.
– Старые ментовские методы! – продолжал возбухать Маузер. К ним стали подтягиваться люди: бабульки покинули скамейки и ринулись на шум голосов, как акулы – на запах крови, подтянулись мужики, которые играли во дворе в домино, подошли несколько дам и господ в жилетках работников жэка. – Скрутить человека, разбить ему морду, вымутить из него все, что нужно, – от сведений до мобильного телефона, – а потом сказать, мол, ошибочка вышла, мол, вали подобру-поздорову, пока в обезьянник не увезли!
– Я веду дело Артюхова, – прошипел Минин, размазывая по лицу кровь носовым платком. – Если ты, частник хренов, оказался на моем поле, то ты будешь следовать моим правилам! А то быстро прикроют лавочку, и позвонить кому следует не успеешь!
– А может, мы его – того… за неповиновение… – нерешительно предложил молодой опер и, поймав взгляд Минина, попятился.
– Рот закрой! – бросил ему, словно мальчишке, Минин.
Маузер взял Ольгу за руку, потянул жену из уплотняющейся толпы к машине.
– Никакого Артюхова я не знаю! – бросил на ходу. – И не суйся без ордера!
– Ордер раздобыть несложно! – проговорил опер детективу в спину.
Маузер хотел повернуться и показать полицейским средний палец, но Ольга, точно предвидя намерения мужа, крепко вцепилась ему в руку.
– Испугалась? – спросил Маузер, когда они оказались в душном салоне автомобиля.
– Чуток, – призналась Ольга. – Размякла. Два месяца без драк и перестрелок, уже начала скучать.
– Шутишь, – Маузер завел машину и потянулся за сигаретой. – Значит, шока нет.
– Да какой там шок, – Ольга вынула из сумочки зеркальце, принялась рассматривать свое отражение. – Только неправильно это все… Не так, как должно быть…
– Вот! – Маузер взмахнул сигаретой. – А ты говорила, что я – параноик.
– Не ври, ничего я такого не говорила! – насупилась Ольга.
– Этот мир определенно сошел с ума, причем давно. – Машина тронулась, Маузер бросил последний взгляд на полицейских: те что-то втолковывали собравшимся вокруг них людям; все это хреново пахло. – Симптомы, дорогая, видны теперь не только специалистам, вроде меня, но и простым смертным.
– Таким, как я? – буркнула Ольга.
– Угу, – ответил Маузер, понимая, что только начавшийся день безнадежно испорчен.
Глава 4
Игарт
Напуганный рассказами о черных, Януш не рискнул появляться на людях и остался на краю леса, а Игарт отправился менять уши на наличные. У ворот замешкался, заметив дозорного на вышке. Чем меньше людей будет его видеть, тем меньше потенциальных предателей и больше шансов избежать плена. Но деньги были жизненно необходимы, и он толкнул ворота.
Будь что будет.
На этот раз они были закрыты – пришлось стучать. Голову Игарт не поднимал, чтобы не смотреть в дуло автомата.
– Кто такой? – крикнул охранник.
– Мне к Толянычу, – сказал Игарт, нащупывая ПМ. – Неделю назад он дал мне задание перебить в округе слепых псов. Вот уши, – он достал мешок.
«Пусть думает, что я тут уже неделю».
Дозорному, похоже, было все равно, Игарта утром он то ли не разглядел в тумане, то ли не вспомнил. И хорошо, что так.
Плечи от напряжения окаменели. Он шествовал по единственной улице, загребая опилки «берцами». Куры разбегались в стороны. Хрипел на цепи молодой черно-белый кобель. Разгонялся, прыгал на врага, опрокидывался и начинал новый заход.
За стеклами мерещились силуэты, недобрые глаза, вороненые стволы. Белыми флагами колыхалось белье, развешанное Сарой. Бар стоял прямо напротив ворот и манил к себе. На пороге Бад с наисосредоточеннейшим видом отрезал заусеницы острием ножа.
Поздоровавшись с ним и сдав оружие, Игарт проскользнул в бар.
Толяныч был все там же, за столом в темном углу комнаты. Игарт сел напротив и молча положил на стол мешочек с песьими ушами. Толяныч щелкнул языком, высыпал трофеи на стол, хлебнул пива и заел вяленой рыбой, ничуть не брезгуя собачьими запчастями. Сунул руку в подсумок и вынул истрепанные сотенные купюры.
– Молодец, проворный парень. Дня еще тут не пробыл и успел так прикинуться. Быстро сориентировался. Порадовал меня, а это в последнее время случается нечасто, так что ПМ я тебе дарю.
Игарт скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула:
– Мне бы патронов… Почем они?
– Десятка – штука.
Десять – штучка, сто – кучка, в кучке десять штучек.
– Дороговато будет. Отсыпь пятьдесят.
Игарт скрепя сердце вернул пятьсот заработанных рублей и отвернулся, чтоб не видеть, как загребущие руки Толяныча считают купюры. Одноглазый хлопнул себя по лбу:
– Тебе же для «макара»! Забыл! Они по пятерику. Сейчас будут.
Честный торгаш отдал двухсотку, полез под стол, где у него стоял ящик, зазвенел патронами и вынул две коробки.
– Шестьдесят. По тридцать штук в упаковке.
– Нормально. А сколько тут номер стоит?
– Пятьсот.
Игарт присвистнул. Отдай за патроны, за еду, за номер – и ничего не останется. Так невозможно будет разжиться деньгами для нового оружия. Если снимать угол вдвоем с Янушем, будет проще…
Возник внезапный, но вполне ожидаемый вопрос:
– Толяныч, а как тут с бабами?
Одноглазый сплюнул на пол и набычился:
– А как ты думаешь? Думаешь, среди них было много желающих переться в Зону? У нас суровый мужской мир. Женщин процентов десять, и то половина из них – шлюхи, а большая часть второй половины настолько безобразны, что, в общем, я не осуждаю македонцев.
– Они перебили всех женщин? – удивился Игарт.
– Не совсем. Поняли, что им не обломится, и отныне женщины – их конкурентки. Так что осторожней с ними.
Вспомнилась голубоватая область на карте, подконтрольная каким-то македонцам. Игарт засмеялся в голос. И как сразу не догадался? Н-да, в баню на их территории ходить нельзя. Откупорив коробку, он принялся вставлять патроны в один магазин, потом – в другой.
– Не ошибся я в тебе. Смотрю, ты парень способный, броником разжился, вторым магазином, финкой, – продолжал нахваливать Толяныч. – Пожалуй, у меня для тебя еще есть задание. Пять тысяч плачу. Работы буквально на сутки, зато потом можно расслабиться, – он смолк.
– Что делать? – спросил Игарт, решив принять предложение, каким бы оно ни было.
Толяныч разложил на столе поблекшую подробнейшую карту с пометками, разгладил ее и ткнул в правый угол:
– Тут, в Голубятне… то есть в Македонске, есть схрон с медикаментами в старой воинской части, разбитой и разграбленной. Давным-давно, еще когда Зона была открыта для Большого мира, мы там мародерили с ребятами и попали под огонь военсталов. Едва ноги унесли и, естественно, медикаменты не взяли: регенераторы там, бинты, медицинский клей… Всего добра тысяч на пятнадцать. Тогда оно нам особо не нужно было, мы припрятали его на черный день. И вот он настал. В Гавани заканчиваются медикаменты. Берешься? Македонцы хорошо зачищают территорию, потому там мутантов немного, как и аномалий. И недалеко это.
– За десятку возьмусь, – сказал Игарт.
Лицо слепого на один глаз Толяныча осталось бесстрастным, он обнял бокал обеими руками и проговорил ледяным голосом:
– Зона смертельно опасна. Нас тут мало. Еще меньше хороших людей, которые пытаются держаться вместе. Мы с Крисом помогаем новеньким по мере сил, но мы не всемогущи. Тебе тоже помогли, а ты теперь так нам платишь?
– Я не плачу, а прошу инвестиций. Толку от меня безоружного? Разбогатею, прикуплю дробовик, бронежилет… этот мне дали на время. Авось и пригожусь потом.
– Мудро сказано. Семь тысяч даю, и закрываем тему, – он взял ручку, лежащую рядом с керосинкой, разгладил смятый лист бумаги. – Теперь смотри внимательно. Рисую тебе военную базу и место, где схрон.
Карандаш заскреб по бумаге. Когда Толяныч закончил, возле стола навязчиво топтался совершенно лысый узколицый сталкер с головой, татуированной под шар для боулинга. Узкое лицо, длинный нос, слишком яркие губы и синие глаза в обрамлении длинных ресниц, сросшиеся у переносицы темные брови. Толяныч помахал ему и проговорил:
– Еще две минуты подожди. Игарт, держи. Это контейнер для артефактов, на пути будет много аномалий, и может попасться что-то толковое. Каждый арт обладает как положительными, так и отрицательными свойствами. Если хранить артефакт в контейнере, они не проявляются. Но учти: вещь дорогая, даю ее с возвратом. А еще я советую купить бутылку водки – лучшее средство от радиации. Ну и пилюли с регенераторами, естественно.