Он ещё издевается, – бурчу про себя, по-детски надувая губы.
– А ты можно подумать от большой ко мне любви обхаживаешь Зару?– собравшись с духом, озвучиваю, наконец, наболевшее.
– Ба... да ты ревнуешь! – самодовольно смеется этот негодяй, в момент подминая под себя моё тело и недвусмысленно прижимается пахом к бедру. А у меня внутри робко зачинается томление, потому, что у него там всё готово к новым подвигам. – Терпение, птичка, скоро всё узнаешь. Считай это мой тебе сюрприз.
Глава 24
– Рада, какого чёрта в моём кофе нет сахара?
Ополоснув тарелку, ставлю её в сушилку, старательно растягивая по лицу улыбку, и только потом оборачиваюсь к мужу. Начинать утро с бытовой грызни, когда только-только начал проклёвываться мир абсурдно, да, похоже, наша совместимость, налаженная в постели так ею и ограничится.
А может дело вообще не в ней? Может у Драгоша какой-то скрытый сдвиг вроде раздвоения личности? Потому что мужчину, который не только любил меня полночи до помутнения рассудка, но и пошёл на такие серьёзные уступки, как право предохраняться, я боготворю. А вот этого эгоистичного, требовательного мерзавца хочется прикончить.
– Закончился, – как можно равнодушней пожимаю плечами, промокая руки бумажным полотенцем.
Если пару мгновений назад я подумывала заявить о своих правах, то теперь, глядя на супруга, хмуро изучающего колонку "ищу работу", заключаю что возникать себе дороже. Он так предельно сосредоточен, что половины не услышит, а если услышит, то в лучшем случае без обиняков покажет, на чём он вертел мои капризы... и будет прав. Ведь "подниматься" самостоятельно дело хлопотное, а денег со свадьбы набралось не так уж и много. Любая работа, когда цыганом командует гаджо, исключается автоматически, нанимать сородичей противоречит нашей морали, так как грешно наживаться на своих, остаётся только самим подряжать местных. Вот тут-то и кроется основной подвох – иметь с нами дело рискует одна алкашня. Издержки расхожего мнения, будто наш брат поголовно нечист на руку.
– А вчера ты об этом не знала? Заехали бы в магазин, – не поднимая головы, замечает Драгош.
Иронично усмехнувшись, решаю не напоминать, что в свете вчерашнего конфликта куда уместней было бы озадачиться покупкой костылей. Я может, вообще не надеялась дожить до утра.
– Нам ничего не мешает закупиться сегодня, – решив всё-таки повернуть ситуацию в свою пользу, ослабляю пояс шёлкового халата, и красиво выставив ногу из каскада кобальтовых складок, подпираю лопатками стену у окна. – Смотри, какое солнце, птички поют. Когда ещё гулять, если не весной?
Игривый тон призванный побудить Золотарёва глянуть, наконец, в нужную мне сторону проходит мимо кассы. Туда же отправляются писклявые синицы и вид моего застывшего в эффектной позе тела.
– Так гуляй, – Драгош едва заметно ведёт уголком губ, не отрывая глаз от газеты. – В твоём распоряжении весь двор. Заодно цветник приведёшь в порядок, там розам кажется кранты.
Вот засранец!
Мой взгляд ненадолго задерживается на хмурых бровях и, соскользнув по скулам, устремляется к обнажённым плечам. На смуглых ключицах поблескивают капли воды, из чего напрашивается вывод, что Золотарёв после душа голову не вытирает. Забавно. Вообще странно делить с человеком быт и толком ничего о нём не знать. Подмечать его предпочтения, запоминать особенности, пытаясь согласовать их со своими собственными привычками, подстраивать биоритмы. А последнее сдаётся мне задачка не из простых и наше пробуждение яркий тому показатель. Как оказалось, напрасно я надеялась отоспаться после ночного марафона, Драгош подорвался ни свет, ни заря и, прихватив своих псов, отправился на пробежку. Пришлось, собирая лбом все углы, плестись на кухню, готовить ему завтрак, искренне уповая, что яичницу с беконом не постигнет участь вчерашней каши. Вроде как угодила, но самолюбие просит ответного внимания, на которое он вне постели не слишком-то и щедр.
– К обеду не жди, – ровный голос супруга, отвлекая меня от размышлений, глухой досадой скребет по самому сердцу. – Где-нибудь в городе перекушу.
– А к ужину ждать? – усмехаюсь, не скрывая иронии.
– Пока не знаю, – невозмутимо пожимает он плечами. На полном, чёрт возьми, серьёзе! – Скорее всего, тоже нет. Пепельницу подай.
Нет, всё-таки есть в его голосе что-то такое, что заставляет безоговорочно подчиняться. Какая-то сталь, что давит на принципы, обязывающая угодливо прогибаться под свою волю. И знаю ведь, что он руки на меня не поднимет, а всё равно, на автомате отлипаю от стены ещё прежде чем мозг успевает осмыслить приказ. Манипулятор фигов, – ворчу про себя, и громко стукнув по столешнице прихваченной с подоконника пепельницей, опускаюсь на выставленный стул.
– Я скоро с ума сойду одна в четырёх стенах, – бормочу, закидывая ногу на ногу. Щиколоткой случайно задеваю его голень, вследствие чего удостаиваюсь мимолётного взгляда. Такого, каким обычно смотрят на оборзевшего кота. То, что Золотарёв зациклен на безропотном подчинении и не терпит, когда его отвлекают от дел, в доказательствах не нуждается, но другой возможности поговорить сегодня может не представиться.
– Только не заводи хоть ты пластинку, о необходимости держаться одной большой семьёй. К отцу мы жить не переедем, – чеканит он, обводя простым карандашом очередное объявление. О намерении покурить муж видимо благополучно забыл.
Нелепость прозвучавшего предположения зашкаливает. Вот только нотаций его родни мне не хватало.
– Я всего лишь хочу немного внимания... не только ночью, – поясняю, скрипя зубами. – Кроме тебя рядом ни одной живой души.
– А зарабатывать будет папа Карло, – он небрежно проводит пальцем по сенсору телефона, сбрасывая звонок какой-то Кати, помеченной в скобках "троечка". – У нас целых две собаки, поверь, они с восторгом выслушают, кто кого отлюбил в этих ваших бабских реалити-шоу.
Стиснув зубы, безуспешно пытаюсь сдержать раздражённый выдох. Какие шоу?! В моей комнате и телевизора-то с роду не было, это притом, что нормальный телефон мне купили только к выпуску из школы. А на кнопочном, разве что в змейку играть, и то, если Нанэка посчитает, что дел по дому нету. Такое тоже случалось пару раз в год – на мой день рождения и по большим церковным праздникам.
– Твои зверюги сожрут меня и не подавятся, – шиплю, неприязненно поглядывая на вновь загоревшийся экран.
И снова Катя...
На грани истерики осторожно трогаю свои, ещё помнящие прикосновения Драгоша губы, вспоминаю жар его дыхания, то, как он исступлённо ласкал моё тело, молчаливый триумф в кофейных глазах, когда я задыхалась, теряя связь с реальностью от острого удовольствия, и собственнический инстинкт садистски взбалтывает кишки раскалённой кочергой.
– Ну не знаю... Хочешь, купим тебе котёнка, – находится он, резко ткнув указательным пальцем в опцию "отклонить".
Умник.
– У меня аллергия на шерсть, – лгу я, мысленно разбивая о его голову ненавистный гаджет.
– А у меня на женское нытьё, – карандаш трещит в стиснутом кулаке, но голос по-прежнему пробирает арктическим спокойствием. Жуткое сочетание. Короткий взгляд на меня, на телефон, обратно на меня – уже потеплевший, проницательный, побуждает задуматься о том, что неплохо бы научиться скрывать свои чувства, чтобы не светить лишний раз своей уязвимостью. Но эта мысль почти сразу блекнет, потому что в следующий момент Драгош кладёт мне руку на затылок и, подавшись вперёд, требовательно впивается в губы.
Гордость требует держать оборону, да как бы ни так. Внутри всё замирает, дрожит, сжимается. Я спохватываюсь на моменте, когда с измученным стоном приоткрываю рот, охотно сдаваясь напору его языка, и каждая клеточка тела предательски отзывается на своевольные, хозяйские ласки, которые он обрывает, едва почувствовав отдачу. Ага, поставил на место, теперь либо отправит зализывать самолюбие куда-нибудь подальше от своей архи занятой персоны, либо...
– Твоя ревность заводит, – хрипло шепчет этот деспот, прикусывая мне мочку уха, чем накренивает чашу весов ко второму варианту. – Но психовать нет нужды. Мне тебя достаточно.
Я бы удивилась, скажи он иначе. Хотя от такого самодура как Золотарёв ещё неизвестно чего ожидать.
– Может, прежде чем бросаться словами, для начала хотя бы почистишь контакты? – собираюсь дёрнуть головой в попытке удержать последние крупицы рациональности, но под давлением фиксирующих мне затылок пальцев лишь протестующе фыркаю.
– Запомни, я сам решаю, что мне делать, – ухмыляется он, туго наматывая на кулак мои длинные волосы, и одним жёстким рывком оттягивает их вниз. Я вынужденно запрокидываю лицо, чувствуя, как по телу распространяется уже знакомое томление, а шёлк халата невыносимо натирает горящие соски.
– И я должна просто верить? – сипло уточняю, скосив глаза на его вторую руку, в которой вновь появился злосчастный телефон. Неужели сдался? Что-то по хитрому взгляду сквозь ресницы верится с трудом.
– Ну, я же пытаюсь тебе доверять, – укоризненно качает он головой, выражая обидное пренебрежение к цене моих слов, и продолжая удерживать меня за волосы, кого-то набирает. – Жека, ты там ещё не накидался? Отлично. Кончай насиловать грушу, у меня есть предложение получше. Загород смотаемся. – С ухмылкой слушая матерную тираду своего собеседника, Драгош вдруг разжимает кулак на моём затылке, поднимается с места и, одной рукой стащив меня со стула, толкает спиной к краю стола. Мне не нравится хулиганистое выражение его лица. Оно вызывает едкое чувство, что намерения мужа переходят все границы приличий, и он от этого распаляется вдвойне. Попытка улизнуть пока Драгош отодвигает подальше свою чашку, оборачивается позорным провалом, вследствие которого я оказываюсь сидящей на столе, а его наглые сверкающие глаза бесстыдно шарят по моей чётко обозначившейся под тонкой тканью груди. – Ну, их тоже бери, подышат свежим воздухом, полезно. Помнишь батюшку, на отшибе, за сосновым бором живёт? Не-а, живой ещё, я узнавал. Держу пари, про него все забыли. Завалимся, потрещим. Ты главное лицо попроще сделать не забудь, а то будет как в тот раз, когда мужик через заднее окно сиганул к соседу за двустволкой. – Хохотнув, Золотарёв переводит взгляд на моё колено и накрывает его свободной рукой, а затем убийственно медленно, срывая мне пульс в дикий пляс, ведёт её вверх, полностью освобождая бедро от съехавшей полы халата. Дойдя до кружевного края нижнего белья, он замирает, слегка бледнея. Мстительно улыбнувшись, я тут же перехватываю инициативу и касаюсь губами пульсирующей на его шее вены, отчего Драгош податливо запрокидывает голову, шумно дыша ск