Коварные повороты «серпантина» мы преодолевали крадучись, мама все еще сражалась с незнакомой коробкой передач. Минут через пятнадцать мы выбрались на дорогу «Б», а потом и на шоссе, идущее к городу. Когда мы покинули спасительную темноту проселочных дорог и влились в поток транспорта на ярко освещенном шоссе, я почувствовала себя уязвимой и беззащитной. Я вжалась в сиденье и прикрыла рукой лицо. Что, если следом за нами едет приятель Пола Ханнигана и он узнает машину? Что он сделает, если увидит двух незнакомых женщин, которые управляют автомобилем его друга? Я заставила себя не думать об этом…
— Ты не можешь ехать быстрее, мам? — заныла я.
— Здесь скорость тридцать, Шелли. Еще не хватало, чтобы нас остановила дорожная полиция.
Я сползла ниже.
После пятнадцати минут агонии впереди засияли огни «Фармерз Харвест».
«Фармерз Харвест» — так называлась сеть ресторанов, стилизованных под старину, где официантки были переодеты в героинь романов Томаса Харди; на стенах были развешаны конская упряжь и старинный сельскохозяйственный инвентарь; цыплят подавали тушками, а томатный соус — в маленьких пакетиках, за которые приходилось доплачивать. Но, несмотря на такую сомнительную экзотику, отбою от посетителей не было. Когда мы проезжали мимо, мама часто говорила, что этот ресторан был «живым свидетельством» правоты одного острослова, который однажды заметил: «Какой вкус у массового потребителя? Да просто отвратительный!»
Мама притормозила, подала знак поворота налево и свернула на парковку ресторана с точностью и аккуратностью водителя-ученика на экзамене, стараясь не делать ничего такого, что могло бы привлечь к нам внимание. Она проехала между рядами припаркованных машин, направляясь в дальний сектор, где было много кустов и деревьев и не так много света. Мы заехали в самую даль, но свободных мест не было.
— Только не это, — еле слышно произнесла мама. — Только не это!
Мы сделали полный круг, и ничего. Вскоре мы снова оказались перед ярко освещенным входом в ресторан.
— Делай еще круг, мам! Может, мы пропустили свободное место!
Нам пришлось уступить дорогу шумной компании. Они, похоже, шли на свадьбу — женщины в облегающих платьях «рыбий хвост» и на высоких каблуках, мужчины в костюмах, некоторые с гвоздиками в петлицах. Несмотря на их пышные наряды, было в них что-то грубое, вульгарное. Я обратила внимание на татуировки на костяшках пальцев мужчин, конские хвосты у женщин, крупные броские серьги как непременный атрибут роскоши. Они казались уже изрядно подвыпившими, глупо ухмылялись, заглядывая в окна нашей машины.
Я подумала, что они как раз из тех людей, с кем мог быть знаком Пол Ханниган. Его сальные длинные волосы и лисье лицо идеально вписывались в общий фон этой компании. Я прикрыла глаза рукой и молила только о том, чтобы никто из них не узнал машину. Какой-то молодчик с бритым черепом и ушами топориком, попыхивая зажатой в зубах сигаретой, с силой ударил кулаком по капоту нашей машины и прокричал что-то, но я не поняла. Я заерзала на сиденье, мечтая о том, чтобы оказаться где угодно… где угодно, только не там, где я находилась. Наконец я почувствовала, как машина снова медленно покатилась вперед, и, когда я осмелилась выглянуть в окно, свадебные гости уже толпились у дверей ресторана, кричали и жестикулировали, а лопоухий прямо-таки закатывался от дикого хохота — хохота, в котором было много брутальной злобы и ни капли человеческого тепла.
Мы снова двинулись на задворки паркинга, встречая таких же несчастных водителей, которые кружили в поисках свободного места. И тут я увидела одно — в середине второго от края ряда — и крикнула маме, чтобы она сдала назад.
— Я не знаю, Шелли, — сказала она. — Не уверена, что я здесь умещусь.
У мамы были большие проблемы с парковкой, и она никогда не парковала машину задним ходом, если можно было этого избежать.
— Тебе и не нужно идеально вписываться, мам. Просто вставай как сможешь, и быстро сматываемся!
Мама включила заднюю передачу и медленно двинулась на парковочное место. Однако выровнять машину ей не удалось, и пришлось выехать вперед, чтобы повторить попытку. Ей предстояло втиснуться между двумя машинами; с моей стороны это был совсем новый внедорожник. Мама снова не рассчитала траекторию и сдала вперед для второй попытки. Ее лицо было предельно сосредоточенным, напряженным. Сбоку подоспела еще одна машина, которая собиралась проехать мимо, и наши маневры перегораживали ей путь. Мама переключила передачу и снова попыталась заехать. На этот раз угол был выбран верно, и мы могли, по крайней мере, продвинуться чуть дальше назад и освободить проезжую часть. Она еще раз выехала вперед, и только после этого мы легко вписались в разметку.
Она заглушила мотор и выдохнула с огромным облегчением.
— Отлично, мам, — сказала я, а она посмотрела на меня и покачала головой, словно говоря: как в страшном сне!
С моей стороны было совсем мало свободного места, чтобы выйти из машины; с маминой стороны и того меньше, и я увидела, как мучительно она протискивается сквозь щель приоткрытой двери. Мне удалось высунуть верхнюю часть туловища, и я как раз пыталась развернуться, чтобы вытащить правую ногу, когда мир вокруг меня взорвался.
Раздался вой сирены, и вспыхнули оранжевые огни. Я огляделась по сторонам, ожидая увидеть полицейские машины, блокирующие нас со всех сторон, но ничего похожего не было. Я оцепенела, оглушенная этим звуком, и лишь тупо моргала. Медленно-медленно до меня наконец дошло, что это сработала сигнализация внедорожника.
Мама вдруг оказалась рядом со мной, решительно увлекая меня за руку. Я едва слышала, что она говорила, в этом оглушительном вое сирены.
— Не паникуй, Шелли. Иди спокойно.
Я так и сделала, хотя не сомневалась в том, что сигнализация выманит из ресторана всех посетителей, которые кинутся посмотреть, в чем дело. Но тут неожиданно все смолкло.
С невозмутимым видом мы быстрым шагом устремились вперед. И тут нас окликнул мужской голос:
— Эй! И куда это вы направились?
Мы остановились и обернулись.
Перед нами стоял владелец внедорожника, он поигрывал ключом от машины, которым только что отключил сигнализацию. Это был мужчина крепкого телосложения с бритой головой и черной козлиной бородкой.
— Вам не удастся так просто уйти, после того как вы повредили чужую машину, — грозно прорычал он.
Я приготовилась бежать. Мы ведь собирались припарковать машину незаметно, не привлекая к себе внимания. Если мы сейчас останемся, этот человек сможет описать нас полиции. Но мама, которая все так же крепко держала меня за руку, не шелохнулась.
— Что вы имеете в виду? — сказала она. — Мы не трогали вашу машину.
— Еще как трогали, — хмыкнул он. — Я наблюдал за вами. Она ударила в бок своей дверью. — Он указал на меня брутальным кивком своей лысой головы и нагнулся, чтобы осмотреть внедорожник, поглаживая его, словно ветеринар, ощупывающий бока пострадавшего породистого скакуна.
— Нет, я этого не делала, — подала я голос. — Дверца даже не коснулась вашей машины. Должно быть, я просто уперлась в нее задницей.
— Да, повреждений не видно, — произнес он с явным разочарованием, — но здесь недостаточно светло. Позвольте мне записать ваши координаты.
Этого мы не могли допустить. Это было безумием. Мы рассчитывали уйти незамеченными. Я вдруг вспомнила про фонарик в кармане.
— Вот, возьмите, — сказала я. — И убедитесь, что я не прикасалась к вашей двери.
Забирая у меня фонарь, он внимательно посмотрел на меня, и я заметила, как по его лицу пробежала тень отвращения. Моей первой мыслью было то, что он увидел мои шрамы, поэтому я растерялась, когда он показал на мой левый глаз и проворчал:
— У тебя кровь.
Я приложила руку к виску — и, конечно, на шерстяном пальце перчатки отпечаталось темное пятнышко. Ветка! Ветка, на которую я наткнулась, когда в темноте шла по саду!
Он вернулся к своей машине и принялся светить фонариком по водительской двери, придирчиво разглядывая краску. Он явно не торопился, в то время как мы с мамой стояли на ветру, совершенно растерянные, не зная, что делать дальше.
Не поднимая головы, он спросил:
— Ты всегда носишь с собой фонарь?
Я почувствовала, как запылали щеки, когда до меня дошло, какую глупость я совершила. Я отдала ему фонарик, какое безрассудство! Кто из девчонок носит в кармане такой фонарь? И тем более когда собирается ужинать в ресторане! Я в ужасе посмотрела на маму, но она лишь крепче сжала мою руку, словно говоря: все в порядке, Шелли, все нормально.
Когда он двинулся к заднему бамперу своей машины, мама — к моему изумлению — вдруг отстранилась от меня и бесстрашно шагнула к нему.
— Это абсурд! — воскликнула она. — Дверь находится здесь, но никак не там! Отдайте мне фонарь! У нас нет времени на эту ерунду!
Он вернул ей фонарь, презрительно оглядывая ее, высокомерно ухмыляясь.
— Вашей драгоценной машине не причинили никакого ущерба! Возможно, у вас слишком чувствительная сигнализация. — Она снова взяла меня за руку, и мы направились к ресторану.
— Эй! — закричал он. — Куда вы пошли? Я все-таки хочу обменяться координатами!
Мама резко развернулась:
— Мы не портили вашу идиотскую машину! И кончено!
Мы решительно двинулись вперед и почти дошли до входа в ресторан. Я увидела очередь, выстроившуюся в ожидании свободных мест; девушку, которая показалась мне школьной знакомой, она предлагала корзинку с хлебом группке японских бизнесменов в бумажных шляпах. Мы не хотели заходить в ресторан — это увеличило бы вероятность того, что нас заметят и запомнят. Я оглянулась назад. Крепыш стоял к нам спиной и, казалось, снова осматривал свою дверь, уперев руки в боки.
— Он наблюдает за нами? — спросила мама.
— Нет.
Мама тоже обернулась, чтобы убедиться, и тут же потащила меня в темную аллею позади ресторана. Нам нужно было всего лишь пройти эту аллею до конца, и она