Нюх ничего не ответил. Действительно, он дышал тяжелее, чем вампир, но вовсе не устал. Пешие прогулки в быстром темпе вдоль реки помогали ему поддерживать отличную физическую форму. Вампир, конечно, обладал сверхъестественной силой, но Нюх тоже прыгал вокруг дымовых труб и перескакивал через парапеты и фронтоны с живостью дикой ласки. В его маленьком тельце сохранились старинные навыки его предков-охотников.
Фигура в черном плаще перед ним едва касалась черепиц. Граф, наверное, когда-то был цирковым танцором или канатоходцем. Быстротой и ловкостью Нюх обладал, но с летающим вампиром ему было не потягаться.
Но Нюх и не собирался ловить Рянстикота, ему было совершенно ясно, что он, простой смертный ласка, бессилен против сверхъестественного горностая. Казалось, графу погоня даже доставляет удовольствие, иначе он бы давно расправился с Нюхом. Ему нравилось демонстрировать свое искусство. Однако Нюх всячески старался незаметно направить Рянстикота к реке. Он хотел заставить его спуститься на землю, где, как он надеялся, вчетвером они с ним справятся. Недаром его друзья во весь опор гнались за парой по улицам под прикрытием домов. Когда Рянстикот окажется внизу, они уже будут там с кольями и молотками.
– Все равно я тебя достану, – крикнул Нюх. – До конца ночи ты не доживешь!
В ответ вампир провизжал:
– Ах ты, жалкий смертный! Когда я захочу, то повернусь, выдерну из твоего тела хребет и запущу им отсюда в твоих друзей! Думаешь, я их не вижу? Они же грохочут, как быки.
У Нюха упало сердце. Неужели нет никакого способа расправиться с этим бессмертным горностаем? Сейчас он понял, что вампир ведет его к высокой остроконечной крыше Звенящего Роджера. Перебраться на нее можно, только совершив головокружительный прыжок с купола нового музея. Вампир обежал купол, залез на вершину, а оттуда одним прыжком перескочил на шпиль Звенящего Роджера.
Он стоял там и смотрел вниз, на купол, где остановился Нюх, не в состоянии совершить гигантский скачок.
– Видишь, жалкий тип? – закричал Рянстикот и наклонился, словно для того, чтобы завязать шнурки. – Тебе только остается с удивлением наблюдать, как высшее существо оставляет тебя с носом! Думаю, я тебя оставлю в живых, но с носом! Мне забавно, что ты существуешь на свете и пытаешься схватить меня. Однажды ночью я заберусь в твое окно и заставлю тебя присоединиться к бессмертным!
Нюх молчал. Он смотрел на циферблат. Через мгновение-другое Звенящий Роджер пробьет двенадцать раз. Ни одно существо на земле, сверхъестественное или обычное, не сможет удержаться за шпиль нового Звенящего Роджера, когда тот зазвонит! Рянстикот свалится на землю и, будем надеяться, пробудет в оцепенении достаточно долго, чтобы трое ласок успели вонзить в мерзкое сердце вампира свои колья.
– Нет, нет, – махая Нюху крючковатой, когтистой лапой, ворчал Рянстикот. – Не выйдет! Ничего у тебя не выйдет! Я умею читать мысли. Не надо так смотреть на стрелки, приближающиеся к дьявольскому часу. Ты ждешь, что меня, как блоху, стряхнет с этой башни? Этого не случится: я улечу с дуновением ночного ветра!
С этими словами он вытянул передние лапы. Нюх увидел, что граф привязывает к лодыжкам углы своего широкого черного плаща. Наконец у него появились крылья, как у летучей мыши. Вампир оторвался от шпиля как раз в тот миг, когда часовой механизм внутри башни приготовился ударить по мощному колоколу. Он полетел вниз, мимо купола, к человеческому берегу.
Однако, когда вампир пролетал мимо, Нюх подпрыгнул, совершенно забыв об огромной высоте. Он прыгнул в темноту и схватил Рянстикота за правую заднюю лапу.
Вампир тотчас же начал падать с душераздирающим криком. Нюх вцепился мертвой хваткой. Оба падали в реку. В свете газовых фонарей набережной блестел ил, поскольку было время отлива. Нюх протянул свободную лапу и ухватился за развевающийся край плаща и рванул его. Самодельные крылья вампира разорвались!
– Дурак! – орал Рянстикот на Нюха. – Мы оба свалимся в реку!
Оба стремительно летели вниз.
Увидев парочку, спускающуюся с ночного неба, трое ласок устремились к берегу. Нюх с шумом плюхнулся в ил, на добрых полметра уйдя в мягкую жижу. А вампир-горностай пронзил ночной воздух полным отчаяния криком.
Переведя дыхание, Нюху удалось встать на задние лапы. Взглянув на место, где упал вампир, он увидел старую сваю с расщепленной верхушкой.
С одной стороны она заросла зелеными водорослями, в которых шевелились раки, а с другой – ракушками. Одна из щепок пронзила сердце вампира, тело которого разрушалось с ужасающей быстротой. Останки графа Рянстикота падали в поднимающуюся воду, и скоро от него не осталось ничего, кроме мерзких черных лохмотьев.
Нюх застрял в иле, но трио на берегу разбудило дремавшего Возилу, который и спас детектива прежде, чем приливная вода добралась до его мордочки.
– Спасибо, Возила, – поблагодарил Нюх. – Я твой должник.
– Рад вам помочь, господин, – ответил выдра. – В любое время.
На обратном пути в ратушу Плакса нарушил молчание.
– Это самое поразительное зрелище, которое я когда-либо видел, – сказал он. – А я уж боялся, тебе крышка, Нюх!
– Если честно, я и сам так думал, – ответил ласка-детектив.
– А я верила, что ты выкарабкаешься, – удовлетворенно произнесла Бриония. – Ты же всегда побеждаешь!
– Я с тобой полностью согласен! – заявил Грязнуля.
Когда они вернулись в ратушу, Нюх ожидал увидеть общество в панике, но все оставались удивительно спокойны. Большинство гостей медленно, словно во сне, прогуливались. Единственными существами, не утратившими бодрости, похоже, были хозяева: мэр Недоум и его сестра Сибил.
– Это ты виноват, Серебряк! – повернувшись к Нюху, заявил мэр.
Но внимание Нюха было занято другим. Он стоял возле какого-то комнатного растения с полураскрытыми соцветиями.
40
– Ты ошибаешься, дорогой брат. Ласка оказал нам большую услугу, – сказала Сибил. – Он уничтожил вампира. В конце концов, ведь именно для этого мы и устроили бал. Я просто немного увлеклась, вот и все. Ты же знаешь, как я возбуждаюсь, когда устраиваю развлечения.
Мэр похлопал ее по лапе:
– Ладно, ладно, дорогая, не волнуйся. Послушай, я немного устал. Кажется, я не прочь бы соснуть.
Нюх нахмурился, так как ему и самому внезапно очень захотелось спать.
– Что здесь происходит? – посмотрев на один из цветочных горшков, спросил он.
Вокруг него лежали комары мухи и другие насекомые. Мертвые – или спящие?
– Быстро, Бриония, Грязнуля, Плакса… – Однако Плакса уже лежал, посапывая, на полу. – Откройте окно! – закричал Нюх. – Выкиньте все цветы! Быстро! Дорога каждая секунда!
С этими словами он сам распахнул ближайшее окно и бросил из него горшок с цветами. Бриония с Грязнулей без лишних вопросов последовали его примеру. Вскоре горшки один за другим полетели в окна. Комнату наполнил свежий воздух, и ядовитые пары рассеялись. А фарфоровые вазы Сибил одна за другой со звоном разбивались о булыжники под окнами.
– Мои вазы! Мои горшки! – кричала убитая горем принцесса. – Они принадлежали династии Кротов! Им три тысячи лет! Они бесценны!
Не обращая на нее внимания, ласки продолжали уничтожать коллекцию драгоценного фарфора. Казалось, сердце принцессы тоже разбито. Она с тихим стоном и рыданиями опустилась на пол.
Мэр не был готов оставить этот чудовищный вандализм безнаказанным. Он боролся с Грязнулей, пытаясь вырвать у него большой горшок, но Грязнуля был хотя и меньше полнощекого мэра, но гораздо здоровее. Он отпихнул мэра и выбросил в ночную темноту последний горшок.
– Что? – пронзительно закричал мэр. – Головорезы! Ласки-луддиты! Вы разбили жизнь моей сестре. Вы знаете, чего мне стоили эти горшки? Целое состояние! Огромную сумму. Я упеку вас за решетку до конца дней. Констебль Бабабой! Шеф Врун!
Теперь, когда губительные пары улетучились, не успев причинить большого вреда, шеф Врун сделал шаг вперед с наручниками наготове. Но именно в этот миг кто-то появился в дверях, кто-то рано покинувший бал и вернувшийся посмотреть, как обстоят дела. Это был ласка в маске орангутанга с прикрытыми марлей носом и ртом. Оглядевшись, он пренебрежительно фыркнул:
– Ты снова сорвал мой план, Остронюх! С величайшей злобой проклинаю твою ветвь нашей семьи!
– Кто это? – огрызнулся мэр. – Еще один ласка-вандал?
– Лучше не скажешь, – ответил Нюх. – Это мой кузен Баламут. Он недавно вернулся из Таравака с ядовитой землей. Если бы мы не выбросили эти горшки в окно, вы и ваши гости заснули бы на ближайшее десятилетие. Взгляните на этих мух…
Мэр уставился на мух, лежавших на спинках с поднятыми лапками на полу.
– Они надышались ядовитым газом от цветов. Сомневаюсь, что они проснутся скоро.
– Как это тебе удалось? – спросил Баламут. – Давай похвастай, как тебе повезло в очередной раз расстроить планы своего гениального кузена!
Нюх пожал плечами, но вместо него ответила Бриония:
– Ты же прекрасно знаешь, Баламут, он не станет хвастать, но я тебе объясню. Это элементарно, Баламут, элементарно! Неужели ты думаешь, что ты – единственный ласка, который читает «Куранты»? Нюх тоже прочел статью о профессорах Джайде и Франтихе и о том, что они нашли особую почву. Он догадался, что ты поехал в джунгли не для поправки здоровья, и дал мне немного твоего «удобрения» для химического анализа… Вот и все!
– Проклятье! – тряся когтистой лапой, вскричал Баламут. – Чем я заслужил такого законопослушного кузена? Я, последний из борцов за свободу? Будь прокляты твои глаза и печень, Остронюх!
– Арестуйте этого орангутанга, шеф! – воскликнул мэр.
Врун вышел вперед.
– Спокойно, Рыжий, – сказал он.
Но прежде чем Врун успел щелкнуть наручниками, Баламут исчез в ночи.
Несколько дней спустя Нюх сидел в своем любимом кресле на Хлебной улице. Бриония сидела за столом недалеко от него, делая кое-какие записи по ветеринарной работе. Госпожа Хлопотуша, они слышали, шла по коридору этажом ниже. Еще два ласки, Грязнуля и Плакса, гуляли где-то в городе. Для разнообразия жизнь вошла в спокойное русло.