— И очень хорошо, что не можешь. Выговорилась — теперь слушай меня. Кондрата помнишь с Серегиной работы? Ну, Лешку Кондратьева. Да, да, на прошлый Новый год он был с женой такой рыжей. Так вот, у него есть двоюродный брат Мишка. Его ты не видела, а мы несколько раз с ними на шашлыки ездили. С ними — это с Мишкой и его женой Людкой, жуткой стервой и свиньей. Они уже тогда ругались, а теперь разошлись окончательно. Она его довела, он собрал монатки и ушел, все ей оставил: и квартиру, и машину. Парень — просто супер! Добрый такой, покладистый. Зарабатывает хорошо: первым механиком от «Мик-Ойла». Рейсы коротенькие, деньги приличные, соцпакет неслабый. И молодой — всего тридцать два года, и симпатичный. А эта сволочь ему даже не хотела детей рожать, все шлялась!
— Ясно, хороший парень, обжегся на стервах, теперь ему надо домохозяйку и многодетную мать. При чем тут я? И вообще, как ты себе это представляешь? Я имею в виду знакомство. Если парень умный, разве он позволит себя как пса на случку… Это Таня, это Миша, трахайтесь и рожайте детей. И как после этого должны себя чувствовать Таня и Миша, ты не подумала?
— Ну зачем ты так? Сразу про случку… Ты что, не знаешь, как люди знакомятся?
— Не знаю!
— Значит, ты совсем одичала! Познакомиться через сестру с нормальным парнем — это плохо. А что хорошо? Шляться по ночным клубам — так там котируются малолетние шлюхи. А ты под эту статью не подходишь, и слава Богу. Трахаться с женатыми мужиками — себя не уважать, сама говоришь, время на них терять неохота.
— А почему решила, что я сплю и вижу…
— Ой, не надо свои песни про «не нужен мне мужик». Всем нужен.
— Не всем!
— Но ребенок-то тебе нужен? А как же здесь без мужика? А желательно, чтобы ребенок рос в полной семье, разве не так? Только не надо мне тут цитировать из женских журналов, даже слушать не хочу. Строить из себя счастливую женщину, будучи матерью-одиночкой, даже с хорошей зарплатой — не дури мозги! Короче! Не будет никаких случек, все сделаем просто и со вкусом. У Кондрата через месяц с небольшим день рождения. Мишка там будет, естественно. И ты пойдешь с нами.
— Да я и не знаю…
— С Кондратом получше познакомишься на следующих выходных — мы на шашлыки с ним договаривались. Ради этого тебе желательно не ходить никуда в пятницу, чтобы не наклюкаться и хорошо поспать — ведь часов в десять выезжаем, чтобы пораньше вернуться, у всех дети. Ничего, бабы твои переживут потерю бойца.
На следующий день Танька, сидя перед выключенным монитором с раскалывающейся головой, придумывала причину, по которой можно отпроситься с работы и завалиться болеть на родной диванчик. Только когда она увидела шефа, в памяти всплыл вчерашний дурной день. Юрий Викторович сдержанно поздоровался и прошел в свой кабинет. У Татьяны в висках застучала кровь, она криво и размашисто написала заявление по собственному и, подложив его вниз стопки документов, постучала в директорскую дверь.
— Вот, здесь тот договор с администрацией нашего района, — бормотала Танька, выкладывая перед шефом документы по очереди и стараясь не смотреть ему в глаза. — Пушков сказал, что оплатит счет, как только мы ему сбросим подписанное допсоглашение. Вот оно с новой суммой. По таможне я звонила, надо к ним подъехать, с Вадимом Игнатьевичем переговорить, я уже здесь ничего не могу сделать. Если с ним не получится, в принципе, мы можем… то есть можно судиться. Я с адвокатом проконсультировалась, у нас… у вас здесь сильные позиции.
— Игнатьич, значит. Ясссно… Так, Ларису ко мне, что-то мне эта новая сумма непонятна, с Пушковым мы о другой договаривались. А это что?
Шеф выудил из стопки заявление и с удивлением поднял брови. Танька почувствовала, что на бледно-зеленый фон ее лица стремительно наползают малиновые пятна.
— Это… ну-у… заявление, — сипло выговорила она и шепотом добавила: — Мое.
В течение непродолжительной паузы, которая, по мнению Татьяны, тянулась вечность, шеф смотрел на нее, а она смотрела на свои туфли. Потом он вздохнул и сунул бумажку в мусорник, который тихо загудел, разрезая ее на тоненькие полоски. Все время уничтожения ее заявления они промолчали, вслушиваясь в звук машинки и шелест бумажной вермишели, словно отдавая дань какому-то священному действу.
— Ну вот, — сказал Юрий Викторович, когда все затихло, — и с этим разобрались. Танюша, — он взглянул на нее с мягким укором, — не забивай себе голову глупостями. Если тебе неприятно думать о м-м-м… вчерашнем — не думай. И даже не вспоминай, забудь, как будто и не было. Тебя ведь устраивает эта работа, правда? И ты меня устраиваешь как работник, даже более чем… Я вот подумал о повышении зарплаты. Ну, индексация и все такое. Цены-то растут все время, так что давно пора. Ну ладно, съезжу к Игнатьичу, чего ему надо, узнаю.
С этими словами шеф выдернул из ящика стола какую-то папочку, подхватил портфель и выпорхнул из кабинета. Все произошло так быстро, что Танька только заморгала красными глазами, стоя перед директорским столом. Про отпрашивание уже речи не могло быть, и она медленно побрела болеть на своем рабочем месте.
Ровно через год Татьяна вспоминала этот эпизод, глядя на облупленную раму больничного окна, и удивлялась, насколько мало он имел значения. Казалось бы, событие заметное: переспать с шефом. Но оно не повлияло на ее дальнейшую судьбу абсолютно. Она не уволилась, зарплату немного подняли, как и остальным сотрудникам, работу выполняла ту же, что и раньше. Отношения с Юрием Викторовичем остались такие же, как и были до того: шутливая почтительность доброго отчима и балованной дочки. Через каких-то два месяца после этих событий состоялся суд, и все дольщики получили от «Спецремжилстроя» свои деньги. Быстроту процесса объясняли тем, что незадачливые строители обидели родственников каких-то шишек из областного суда. Таня вернула деньги с чувством глубокого удовлетворения, шеф их с таким же чувством принял, хотя немного покочевряжился для вида.
Гораздо больший, судьбоносный след оставила хмельная кухонная перепалка с сестрой. Как ни смешно, спонтанный план Ольги по знакомству с неким хорошим одиноким парнем Михаилом сработал без сучка и задоринки. В самый последний момент согласившись принять участие в упомянутом шашлыке, Танька очаровала Лешку Кондратьева и его толстую жену парочкой анекдотов от Светки Седовой и получила приглашение на день рождения. Явилась Татьяна на сие сомнительное мероприятие во всеоружии: сеансы солярия и посещение забытого было личного тренера в течение месяца восстановили ее имидж преуспевающей во всем молодой леди. Вся такая небрежно-модная и немного нахальная, она решила развлечься как следует и показать этим сводникам, как они смешны. Естественно, все было продумано, естественно, гостями были семейные пары за исключением их двоих. И, конечно же, его подготовили, что-то типа: «Она тоже обожглась». Тьфу! Ну, держитесь, сейчас она обрушит на это жалкое сборище всю силу своего сарказма!
Худой и жилистый, довольно высокий (во всяком случае, для нее), парень выглядел бы моложе своих тридцати двух, если бы не глубокие залысины, которые его, впрочем, не портили, а только придавали солидности. Ежик темных волос, высокий покатый лоб, длинное узкое лицо, тонкие изящные очки — он скорее смахивал на банковского работника, чем на моряка, пусть и элитного. Особенно Таньку добили очки, слишком уж неприятные ассоциации.
Миша немного волновался и чувствовал себя не в своей тарелке — наверное, тоже пришел знакомиться в принудительном порядке. Вон как двоюродный братец залихватски подмигивает. Боже мой, главное событие вечера. Миша явно чувствовал на себе ответственность поддержания разговора и неуклюже старался. Танька, вознамерившаяся было показать этому очкарику, какой он дебил, внезапно передумала. В конце концов, он оказался в таком же нелепом положении, что и она. А к собрату по несчастью надо относиться с сочувствием и пониманием. Он, видимо, почувствовал ее лояльность, и несколько шуток ему удалось. Она отблагодарила его искренним весельем. Но решающий поворот произошел, когда он снял очки, чтобы протереть запотевшие стекла. Надо сказать, что очки ему весьма шли, в них он был таким респектабельным, таким интересным. Но слишком дурные ассоциации. И еще она увидела его глаза. Это было неожиданно или она уже слишком много выпила? Глаза оказались больше, чем за стеклами, очень добрые, мягкие, чуткие карие глаза. Ласковые и чистые, как у ребенка. Как у олененка. Бемби. Что-то переключилось в ее сознании или она слишком много выпила? Ей вдруг вспомнились слова шефа: «Просто расслабиться и быть женщиной». В конце концов, почему бы и нет? Все идет так гладко без малейших усилий с ее стороны, и, наверное, это неспроста. Все решено и устроено без нее, а она просто идет по расстеленной дорожке и не встречает никаких случайных препятствий. Только те, которые она ставит сама. Может быть, эта дорожка и есть судьба? А вдруг, если она постарается вести себя как послушная корова в стаде и не будет сама выдумывать себе препятствий, эта судьба улыбнется ей маленьким счастьем?
Год спустя она улыбалась облупленной раме, вспоминая те первые дни их знакомства. Когда она решила плыть по течению, течение бережно, но очень быстро понесло ее. Все это время они сдували друг с друга пылинки, сглаживали углы, бросались навстречу, спеша предложить компромиссы. Дрожали от мысли, что снова могут остаться одни. Они буквально вцепились друг в друга без единой мысли, только на чувствах. Даже не чувствах, а инстинктах. Причем это был даже не инстинкт продолжения рода, а инстинкт самосохранения. Это было открытием. За ушедший год Танька сделала много открытий и, когда испытывала затруднения с выбором, вспоминала: «просто будь женщиной».
Она почувствовала острую боль в груди и благодатно зажмурилась. Он тихонько постучал в дверь и зашел в палату. На плечах белый халат, в руке огромный пакет со всякой всячиной — чего она просила и чего не просила. Огромный букет светло-розовых роз, их любимых.