…Теперь у меня к вам вопрос: вы не заметили ничего необычного? Если вы не понимаете, почему я об этом спрашиваю, вернитесь назад и посмотрите еще раз, повнимательнее{25}.
Возможно, вы испытали нечто подобное тому, что пережила я и многие другие люди, впервые увидев эту фотографию. «Ну хорошо, два енота на склоне холма, над ними небо», — думаете вы сначала. Но потом что-то в правой части снимка притягивает ваш взгляд. «Это что… обломок скалы? В небе?»
«Наверное, кто-то бросил камень, и он еще не успел долететь до земли», — думаете вы. Но в глубине души вы не удовлетворены таким объяснением: что-то в нем не так. Но что же это может быть? Еще миг — и вы замечаете другую странную деталь, которая гораздо меньше бросается в глаза. «Что это за тонкая белая линия идет по одной из сторон камня?»
И вдруг у вас в голове что-то щелкает, и все становится на свои места: «Это не небо. Это вода, отражающая небо. Обломок скалы вовсе не висит в воздухе — он торчит из воды. И на енотов мы смотрим не снизу вверх, а сверху вниз».
Наша способность менять мнение зависит от того, как мы реагируем, когда мир ведет себя вопреки нашим ожиданиям. Иногда, как в случае фотографии с енотами, нам становится любопытно, и мы начинаем пересматривать свое восприятие происходящего.
Однако гораздо чаще мы реагируем на факты, идущие вразрез с нашими взглядами, тем, что подыскиваем якобы рациональные объяснения, позволяющие сбросить их со счетов. Например, человек, считающий, что к нему все плохо относятся, может отказываться от приглашений коллег пообщаться, объясняя себе: «Они меня зовут только из жалости». А человек, считающий себя хорошим учителем, так объясняет плохие отзывы учеников: «Они просто злятся, что у меня нелегко получить хорошую оценку».
В какой-то степени подобное переосмысление неизбежно. Мы не могли бы существовать в мире, если бы были вынуждены постоянно ставить под вопрос свое восприятие реальности. Но, особенно когда в игру вступает мотивированное рассуждение, мы слишком увлекаемся, втискивая в сюжет противоречащие ему данные, когда уже давно пора отступить на шаг и сказать: «Постойте-ка, а правильно ли я интерпретирую то, что здесь происходит?»
Особенно трагический пример этого явления относится ко Второй мировой войне. Эрл Уоррен, губернатор Калифорнии, был убежден, что американцы японского происхождения вступили в заговор с целью подорвать боеспособность Америки в войне с Японией. Когда ему указали, что нет никаких свидетельств существования такого заговора, он нашел способ интерпретировать даже отсутствие данных как довод в пользу своих подозрений: «Я считаю, что это отсутствие [доказательств] — самый зловещий знак во всей нашей ситуации. Я считаю, что нас обманывают, чтобы усыпить наши подозрения»[149].
В этой главе вы научитесь сопротивляться желанию сбросить со счетов детали, которые не укладываются в вашу теорию. Вместо этого вы позволите себе растеряться и присмотреться к своей растерянности: заинтересоваться непонятными данными, увидеть в них загадку, требующую решения, как было с удивительным плавающим в воздухе камнем на фотографии енотов. Далее мы рассмотрим серию случаев, когда мир вел себя вопреки чьим-то ожиданиям, и увидим, как важно в таких случаях любопытство.
«Каждый раз, когда я гляжу на перо из павлиньего хвоста, мне становится плохо!»[150]
Это строка из письма Чарльза Дарвина к другу, написанного в 1860 году. Прошел год с момента публикации работы «О происхождении видов», и Дарвин вел жаркие споры с учеными разных стран по поводу выдвинутой им теории эволюции. Слова о том, что ему становится плохо при виде павлиньего хвоста, были не совсем шуткой. Эти перья, сами по себе очень красивые, кажется, представляли прямую угрозу теории, на разработку которой Дарвин потратил много лет и на успех которой поставил всю свою профессиональную репутацию.
Теория Дарвина — теория эволюции, происходящей благодаря естественному отбору, — утверждала, что свойства, помогающие животному выжить, передаются следующим поколениям, а свойства, не помогающие выжить, должны постепенно исчезать и наконец исчезнуть совсем. Хвост у павлина огромный и ярко раскрашенный, длиной до полутора метров. Такой хвост только утяжеляет птицу и мешает ей спасаться от хищников. Тогда как же он появился?
Дарвин знал, что соображает медленно, а также не считал себя хорошим аналитиком. У него была плохая память, и ему трудно было следить за ходом длинных математических рассуждений. Однако он считал, что компенсирует эти недостатки очень важным достоинством — страстью к выяснению, как на самом деле устроена реальность. Сколько он себя помнил, его тянуло осмысливать окружающий мир. Дарвин всегда следовал тому, что называл «золотым правилом»; оно помогало ему не впадать в мотивированные рассуждения.
«…Каждый раз, как мне приходилось сталкиваться с каким-либо опубликованным фактом, новым наблюдением или мыслью, которые противоречили моим общим выводам, я обязательно и не откладывая делал краткую запись о них, ибо, как я убедился на опыте, такого рода факты и мысли обычно ускользают из памяти гораздо скорее, чем благоприятные»[151].
Поэтому, хотя зрелище павлиньего хвоста и будило в Дарвине тревогу, он продолжал ломать над ним голову. Как сочетаются существование такого хвоста и естественный отбор?
Через несколько лет Дарвин нашел убедительный ответ. Естественный отбор — не единственная движущая сила эволюции. Половой отбор не менее важен. Некоторые черты — такие, как огромный разноцветный хвост, — особенно привлекательны для особей противоположного пола. Такие характеристики со временем могут стать более распространенными среди определенного вида, поскольку хотя и вредят выживанию особи, зато способствуют ее размножению. И второе может перевесить первое.
По иронии судьбы перья, при виде которых Дарвин заболевал от беспокойства, в конце концов помогли укрепить его теорию. Такое случилось не впервые. Проводя исследования, которые потом легли в основу книги «О происхождении видов», Дарвин доводил до конца любое наблюдение, противоречащее его гипотезам, обдумывал и соответственно пересматривал свою теорию. К тому времени, когда он закончил работу, обоснование естественного отбора стало прочным и хорошо подкрепленным фактами. Поэтому, несмотря на упорное сопротивление в начале, не прошло и десяти лет, как научный мир в большинстве своем убедился в правоте Дарвина.
В шестнадцатом эпизоде первого сезона оригинального сериала «Звездный путь» челнок с космического корабля «Энтерпрайз» совершает аварийную посадку на планету, населенную враждебными обитателями. Командует Спок. Он выработал план: экипаж «Энтерпрайза» выстрелит несколько раз, чтобы показать обитателям планеты, как хорошо они вооружены, туземцы поймут, что силы противника превосходят их, и отступят.
Но получается не так. Явная агрессия со стороны экипажа «Энтерпрайза» разозлила туземцев, и они нападают, в результате два члена экипажа гибнут. Корабельный врач Маккой ругает Спока за провальный план:
Маккой: Ну, мистер Спок, их испуга хватило ненадолго, а?
Спок: Чрезвычайно нелогичная реакция. Когда мы продемонстрировали свое передовое оружие, они должны были обратиться в бегство.
Маккой: Вы хотите сказать, что они должны были нас зауважать?
Спок: Разумеется!
Маккой: Мистер Спок, уважение — это результат рассудочных действий. Вам не пришло в голову, что обитатели планеты могут отреагировать эмоционально, в гневе?
Спок: Доктор, я не отвечаю за их непредсказуемость.
Маккой: Они были абсолютно предсказуемы. Для любого, кто способен хоть что-нибудь чувствовать. Уж признайте свою ошибку, мистер Спок. Это из-за вашей драгоценной логики мы подверглись нападению![152]
Вот! Видите, что получается, когда кто-то пытается быть логичным? Люди гибнут!
Шучу. Спок на самом деле отнюдь не логичен. Он слишком верен своему представлению о том, как, по его мнению, люди «должны» мыслить, и потому не обращает внимания на то, как они мыслят на самом деле. Предположительно Спок до этого эпизода много общался с другими не-вулканцами и имел возможность выяснить, что их поведение определяется иными правилами, не соответствующими его ожиданиям. Почему же он не сделал выводов из своего опыта и не научился прогнозировать поведение людей? Потому что, когда кто-то ведет себя вразрез с ожиданиями Спока, он пожимает плечами и говорит: «Очень нелогично с их стороны». Он даже не пытается понять, чего именно не понимает.
Реакция Спока — классический пример одного из семи типов защитных рассуждений по классификации Тетлока, о которой мы узнали в главе 10. Там мы рассмотрели защиту типа «Я был почти прав». Здесь Спок использует для защиты своих убеждений прием, окрещенный Тетлоком «Политика — дело темное»: когда прогноз, в правоте которого предсказатель был совершенно уверен, не сбывается, предсказатель пожимает плечами и говорит: «Разве в этой области можно что-нибудь предсказать?»[153] Еще полбеды, будь это более или менее постоянным обновлением в сторону агностицизма. Но беда в том, что, когда приходит пора делать следующий прогноз, предсказатель опять абсолютно уверен в своей способности предсказывать события мировой политики.
Если вы хотите научиться прогнозировать поведение людей, то не стоит пожимать плечами и сбрасывать со счетов поступки окружающих, когда они противоречат вашим ожиданиям. Споку следовало бы присмотреться к своей растерянности, вызванной атакой туземцев, и спросить себя: «Чего я не понимаю? Почему для них такое поведение может иметь смысл?»