е пехота становилась в ружье, а кавалеристы садились на коней. Легко представить себе удивление штаба. Что же стало с авангардом? Лошади были очень утомлены; за девять часов они сделали 12 лье; предстояло преследование многочисленной кавалерии на свежих лошадях, нужно было поспешно начать отход; колодцы Рафия находились слишком близко, и к 11 часам вечера отряд прибыл к колодцу Зави. Патрули, направленные вдоль берега моря через пустыню, не доставили никаких новостей.
В 3 часа ночи патруль из двенадцати всадников на дромадерах, возвращавшийся из Гайяна, привел араба, найденного в маленькой хижине: он сторожил стадо верблюдов. Тот сказал, что в трех лье от Аль-Ариша французы покинули Сирийскую дорогу и пошли напрямик в направлении Гайяна, то есть на Карак. Главнокомандующий немедленно отправился в путь, взяв этого араба в качестве проводника. На рассвете он встретил трех или четырех драгун авангарда, которые сообщили ему самые плачевные вести. Клебер сбился с пути и в течение 15 часов марша не замечал своей ошибки; но в 5 часов пополудни несколько солдат, удивленных тем, что не видят могилы святого, у которой, по словам жителей Аль-Ариша, они должны были найти рвы с овощами, сообщили о своих сомнениях офицерам, а последние довели о них до сведения генерала. Предупрежденный таким образом, Клебер уточнил свое местоположение и понял, что сбился с пути. За авангардом следовало только несколько верблюдов с водой; сварив суп, авангард, как только взошла луна, снова отправился в путь, чтобы вернуться по своим следам к колодцу Зави; он знал, что главнокомандующий должен был следить за ним, и сильно тревожился, пока в 10 часов главнокомандующий не появился. Как только солдаты узнали его серый походный сюртук, они приветствовали его несмолкаемыми криками радости. Уныние было настолько сильным, что несколько человек сломали свои ружья. Наполеон велел дать сигнал сбора, и когда дивизия собралась, сказал солдатам, «что не бунтом могут они помочь своим бедам; что в случае крайности лучше зарыться головой в песок и умереть с честью, нежели устраивать беспорядки и нарушать дисциплину». Он сообщил им, что они находятся недалеко от колодца Зави, что навстречу им идут верблюды с водой; в полдень дивизия Клебера прибыла к колодцу Зави – одновременно с прибытием туда из Аль-Ариша остальной части армии и верблюдов резерва. Не хватало только пяти человек, умерших от жажды или заблудившихся. Ланн принял командование авангардом и в тот же вечер заночевал в Хан-Юнусе. Пленные показали, что за два дня до этого при виде охраны главнокомандующего Абдаллах сел на коня и со всей своей кавалерией продвинулся до Рафии. Но поскольку ночь стала очень темной, он прекратил преследование из опасения попасть в какую-нибудь засаду. Великая пустыня была пройдена. В Хан-Юнусе имелись большие сады; вода в колодцах была хорошая и в количестве, достаточном для того, чтобы не только удовлетворить текущие нужды, но и наполнить бурдюки; от этой деревни до Газы больше нет колодцев.
Армия перешла границу Африки и находилась в Азии. Хан-Юнус – первая деревня Сирии. Предстоял переход через Святую землю[140]. Солдаты увлекались всякого рода предположениями. Для всех был праздником поход на Иерусалим; этот знаменитый Сион возбуждал воображение каждого и вызывал различные чувства. Христиане показали им в пустыне колодезь, где богоматерь, идя из Сирии, отдыхала с младенцем Иисусом. При генералах состояло в качестве толмачей, интендантов или секретарей большое количество сирийских католиков, которые немного говорили на «линга-франка» – итальянском жаргоне; они разъясняли солдатам все традиции их легенд, изобилующих суевериями.
День 24 февраля армия провела в Хан-Юнусе; 25-го она выступила до рассвета; в трех лье оттуда она встретила авангард Абдаллаха и захватила несколько пленных. Этот полководец прикрывал город Газу; он получил подкрепление. Под его командой находилось 12 000 человек, в том числе 6000 конницы. Он каждую минуту ждал подхода армии иерусалимского аги, а также 14 пушек из яффского полевого парка; следовательно, численность его армии должна была достигнуть тысяч двадцати. Его пехота была недисциплинированной; ее нужно было как-то принимать во внимание только до тех пор, пока она останется за стенами Газы. Кавалерия состояла из трех категорий воинов: мамлюков Ибрагим-бея – это были отборные войска; но этот бей, пришедший в Сирию с тысячью человек, имел теперь только 500–600 всадников; арнаутов[141] Джеззар-паши насчитывалось 3000 человек (на конях); дели из Дамаска[142] было две тысячи. Количество арабов в лагере, в соответствии с их обычаем, то уменьшалось, то возрастало; пленные считали, что их там всегда было не менее тысячи. В 3 часа пополудни обе армии завидели друг друга. Правый фланг армии Абдаллаха был примкнут к большому холму, именуемому Хеврон, куда Самсон принес ворота Газы. Этот холм расположен напротив Газы, от которой отделен долиною шириной в 700–800 туазов. Вся его конница находилась у него на левом фланге. Он занимал не город Газа, а только тамошний форт, где имелись тяжелые орудия. Наполеон поручил командование левым флангом Клеберу, а центром – генералу Бону. Вся конница под командованием Мюрата находилась на правом фланге; и поскольку она сильно уступала вражеской в численности, он поддержал ее тремя пехотными каре генерала Ланна. Гусары доставили несколько пленных, которые сообщили, что иерусалимский ага еще не прибыл, а артиллерия парка в Яффе еще не выступала из этой крепости из-за отсутствия упряжек. Абдаллах располагал, следовательно, лишь 10 000–12 000 человек всего при двух орудиях; его не следовало страшиться. Генерал Клебер ринулся в долину между Газой и правым флангом противника и оказался в тылу врага. Конница, поддержанная каре генерала Ланна, обогнула левый фланг, в то время как генерал Бон с центром двинулся на противника с фронта. Как только эти маневры были замечены турками, последние отошли, оставив все свои позиции. Только мамлюки Ибрагим-бея вели себя мужественно; они опрокинули три головных эскадрона генерала Мюрата; но, атакованные во фланг, они были вынуждены отступить. Чорбаджии, хотя и были несколько лучше арабов, далеко уступали мамлюкам и даже при тройном превосходстве в численности не могли померяться силами с драгунами. Последние преследовали противника по пятам на протяжении двух лье. Но турки очень подвижны; у них совершенно не было обоза и имелись только два артиллерийских орудия, которые они бросили. Мамлюки Ибрагим-бея прикрывали отход; Абдаллах потерял 200–300 человек. Потери французской армии составили человек шестьдесят убитыми, ранеными или пленными.
Шейхи и улемы Газы вручили ключи своего города. Прокламации дивана мечети Аль-Азхар, следовавшего за армией, примирили с нами жителей; они не изменили своего настроения за все время войны. В тот же вечер форт был окружен, и под влиянием жителей ага, состоявший в нем комендантом, сдал его на рассвете. Там находилась артиллерия, склады и запас бурдюков турецкой армии. Газа расположена в полулье от моря; высадка десанта у этого города чрезвычайно затруднительна; там нет ни порта, ни причалов. Город стоит на красивом плато, имеющем два лье в окружности. Когда-то этот город был крепостью. Александр осаждал его, столкнулся с трудностями и был тяжело ранен. Ныне, однако, это только совокупность трех жалких поселков, население которых составляет 3000–4000 душ. Равнина Газы красива, обильна, покрыта рощами оливковых деревьев, орошается множеством ручьев; на ней находится большое число красивых деревень.
Армия встала лагерем в плодовых садах вокруг города; она заняла высоты сильными отрядами. Среди ночи она была разбужена явлением природы, от которого отвыкла. Загремел гром, в воздухе засверкали молнии, с неба низвергались потоки дождя. Солдаты стали испускать радостные крики; вот уже почти год, как они не видели и капли дождя; это климат Франции, – говорили они. Но когда миновал первый час дождя, ливень, от которого негде было укрыться, надоел им; вскоре долина оказалась затопленной; главнокомандующий приказал перенести свои палатки на высоту Хеврон. Армия почувствовала, в какой плодородной местности она находится. В течение четырех дней она отдыхала после утомительного перехода через пустыню; она в изобилии получила продовольствие отличного качества. Земля была жирной, размытой, небо было покрыто тучами. Через несколько дней от этого стала страдать солдатская обувь.
Бертье воспользовался периодом отдыха, чтобы направить прокламации в Иерусалим, в Назарет и в Ливан. Это были прокламации султана Кебира, обращенные к туркам; это были обращения улемов мечети Аль-Азхар к правоверным мусульманам, а также письма к христианам. Эти прокламации были составлены на арабском языке; главная квартира имела свою типографию. Иерусалим лежал вправо от пути, по которому следовала армия, там рассчитывали завербовать значительное количество христиан и найти важные для армии ресурсы; но ага принял меры к обороне этого города. Вся армия была охвачена праздничным настроением в связи с предстоящим вступлением в этот столь знаменитый Иерусалим; несколько старых солдат, воспитанных в семинариях, распевали духовные гимны и «Плач Иеремии», которые можно слышать на святой неделе в церквах Европы.
V. Выступив из Газы, армия взяла влево и пошла по равнине шириной в 6 лье. Слева от нее находились дюны, окаймляющие берег моря, а справа – первые отроги гор Палестины, высота которых возрастает на протяжении четырех – пяти лье, а затем постепенно понижается до самого Иордана. 1 марта, сделав переход в семь лье, армия стала лагерем в Эсдуде; она перешла вброд через поток, текущий из Иерусалима и впадающий в море у Аскалона. Этот последний город знаменит осадами и сражениями, происходившими во время крестовых походов. В настоящее время он лежит в развалинах, а порт обмелел. Наполеон потратил три часа на осмотр поля аскалонского сражения, в котором Годфруа разбил армию султана Египта и мавров Эфиопии. Это сражение принесло христианству столетнее обладание Иерусалимом. Тассо воспел его в прекрасных стихах о гробе господнем. Эсдуда страшились из-за тамошних скорпионов. Когда армия становилась лагерем на развалинах этих древних городов…