— Был бы рад узнать, из какого вы мифа, — спросил я. Ну, не удержался, что поделать.
Рыбка взмахнула огромными черными ресницами. Кокетка мокрая…
— Из сказки я русской, — тихо ответила она. — Так меня полюбили, что миф родился новый.
— Надо же. — Я сделал отметку в блокноте. — Ну что, рассказывайте. Что случилось, как…
Рыбка несколько мгновений помолчала, хлопая огромными ресницами. В какой-то момент я подумал, что она могла бы использовать их вместо плавников, и еле сдержался, чтобы не представить себе ее плавающей хвостом вперед.
— Доходят до нас новости быстро, морские девы приносят, русалки трезвонят, — нерешительно заговорила рыбка. — Говорят, что на свете живет человечек, который мечтать не желает, и никто уговорить его не может. Но разве же можно вот так, без мечты? Нельзя без мечты, мой хороший…
У нее был очень красивый голос — высокий, звенящий, я бы сказал, хрустальный. Я откинулся на кушетке и блаженно зажмурился. Да, надо бы попросить начальство улучшить условия. Хочу такое чудо в свой кабинет — стресс снимать. И голосом, и плаванием вперед хвостом — я не удержался и представил.
— Я проплыла через бурные воды, разыскала чудную девицу, — продолжала рыбка. — Она меня знала, в детстве сказку мою любила. Объяснить я пыталась, что без мечты невозможно, но разве девица стала бы слушать…
Я был готов сам соврать, что мечты у меня нет, лишь бы загадать ей желание, чтобы она осталась и всегда говорила, говорила и говорила. И я уже хотел было сказать об этом, но тут до меня дошло.
— То есть у девицы нет желаний, — осторожно заговорил я. Рыбка опустила голову ниже, затем подняла, и я решил, что она так кивнула. — А у вас всех, естественно, задета профессиональная гордость. С ума сойти…
— Береги хрупкий разум, милый, — тихо сказала рыбка. — Один ты у нас, наше солнце…
Дед забрал склянку пять минут спустя, а я сел за стол и принялся листать контакты. Где-то у меня был телефон департамента исполнений желаний, сейчас посмотрим…
— Док, — послышался густой бас. — Ну сделай ты уже что-то, а? Ну сколько можно!
Я поднял взгляд. Отлично. В мой кабинет без разрешения или стука, минуя секретаршу в лице моей дражайшей супруги, ворвался лепрекон. Всегда недолюбливал эту братию за наглость, зеленую одежку и рыжину. Но кое за что они мне все-таки нравились.
— Я закурю? — спросил я.
— Валяй, — отмахнулся лепрекон. Похлопал по карманам, вытянул из внутреннего кармана трубку из темного дерева. — И мне отсыпь, а?
По кабинету поплыли клубы сизого дыма, за закрытой дверью слышался гул голосов, а мне было восхитительно все равно. Коллегия джиннов, нанявшая меня для своего департамента, ненавидела курильщиков. А еще все они, все до последнего злились от того, что пришлось нанять именно меня — видите ли, я им статистику порчу. Но выбора не было — только у меня был такой внушительный багаж знаний, дипломов, сертификатов и рекомендаций. Любой другой мог похвастаться разве что «знанием человеческой натуры», которой, кстати, у меня было в разы больше, чем у них, но это уже мелочи. Так вот, джинны поклялись вышвырнуть меня, если хоть раз учуют запах дыма в кабинете. Исключение делалось только для пациентов, ха-ха.
— Так чем помочь? — спросил я.
Лепрекон ударил по столу. Краем глаза я разглядел под его ладонью белый прямоугольник — бумажка вроде.
— Эта девчонка портит нам все показатели! — взвился пациент. — Все! Это невыносимо, док! Джинны бесятся, но даже они сделать ничего не могут. Я по секрету скажу — замначальника как-то попробовал к ней подобраться. Сумочкой огрела — будь здоров!
Как бы мне ни хотелось посмеяться над неудачливым заклятым коллегой, я встревожился. Джинны не просто так сидели в начальстве — еще не встречалось человека, способного им отказать.
— Я бы сделал хоть что-то, если бы мне хоть что-то сказали, — ответил я. — У меня за эти сутки столько ваших побывало, что впору требовать повышение зарплаты… а толку ноль. Играем в молчанку.
— Кончилась твоя молчанка. — Лепрекон затянулся и придвинул ко мне белый прямоугольник. Почти угадал — визитка. — Вот ее контакты, адреса… в общем, все. Только сделай хоть что-то, ты же эксперт.
— Какой из меня эксперт, я тут первый день, — вяло отмахнулся я, хотя в глубине души уже понимал, что не отверчусь.
Лепрекон покачал головой. Понизил тон.
— Дурак ты, — тихо сказал он. — Ты думаешь, нам всем нужна твоя терапия? Да на хрена? Сами себя протерапируем, только скажи. А вот эксперт по человеческой душе нужен. И по желаниям, сам понимаешь.
От его слов мне стало так не по себе, что я снова потянулся за трубкой. А лепрекон кивнул с довольным видом и затянулся.
— Проси, что хочешь, — сказал он. — Если сделаешь, естественно.
Я недовольно поморщился.
— Хоть бы что новое предложили…
На визитке и вправду были все данные. Место работы, место учебы, мобильный телефон, адрес электронной почты, список используемых мессенджеров и даже любимый магазин нижнего белья. Самое забавное, что именно там я ее и встретил — оказалось, что перебирать бесконечное число шелковых сорочек было ее маленькой тайной страстью.
Первым, что я увидел, было начертание на сумочке: «Следующему, кто скажет, что надо идти за своей мечтой, я дам в рыло!» Начертание видели только те, кому оно предназначалось: эльфы, гномы, спириты, фейри, да и я тоже. Девушка стояла возле стойки с красными шелковыми сорочками и держала две вешалки в руках — видимо, не могла решить, что нравится больше. Начертание парило над ее лаковой черной сумочкой, разворачивалось огромным фиолетовым транспарантом. Мне было не по себе, но я решил, что разворачиваться, когда на тебя надеется толпа пациентов, как минимум свинство. Как максимум — признание собственного непрофессионализма, но это точно было не про меня.
— Помочь, милая? — спросил я, подойдя к девушке справа.
Она резко развернулась — так, что вешалка чуть было не задела меня. Она хмурилась, ее огромные карие глаза сверкали гневом, а я смотрел в них и пытался понять, что же не так с этой девицей. По всем канонам нашего ведомства она была просто обязана мечтать. Фигура не идеальная, нос некрасивый, простое серое платье. Сумочка старая, сильно потертая, в конце концов! Волосы сухие, висят безжизненной коричневой соломой! И ни капли косметики, хотя проблемы с кожей налицо. Ну, на лице.
— Чего тебе? — недовольно спросила девица.
— Просто помочь хотел, — осторожно сказал я. — Вы знаете, у нас сегодня такие скидки, и я хотел предложить…
— Дуру из меня не делай, — грубо оборвала меня девчонка.
Она кивнула на вывеску над стендом. Я машинально посмотрел туда и выругался. Уценка, скидка не распространяется и прочие вещи, которые знал бы компетентный сотрудник магазина.
— Если ты не можешь закрыть какой-то там свой план, это сугубо твои проблемы, — процедила девица. — Оставь меня в покое, а то… сам видишь, спирит гребаный.
Она ткнула пальцем за спину, где разворачивалось начертание. Я сдержал желание откашляться и снова взглянул на девушку.
— Я не за этим, — указал на начертание. — Я просто спросить хотел.
Девушка пару мгновений подозрительно смотрела на меня, затем отложила вешалки в корзину под стендом.
— Ну спрашивай, — уже более миролюбиво сказала она.
Я почувствовал прилив уверенности, расправил плечи.
— Я вообще-то психотерапевт, — заговорил я. — И мои клиенты говорят, что не могут исполнить ни одного вашего желания… потому что их нет, кхм-кхм.
— И чо?
Я почесал в затылке. Машинально оглянулся по сторонам, как будто между бюстгальтерами и трусиками можно было найти подсказку, но ее там не было. Пришлось импровизировать… ну, то есть говорить банальные фразы.
— Милая, в нашем мире все мечтают. — Я изобразил фирменную улыбку джинна и его повадки. — Не бывает человека без мечты, иначе он пуст и мертв внутри. А вы на мертвую не похожи, вот нам всем и стало интересно…
Девица пожала плечами. Я лихорадочно припоминал данные с визитки.
— Вот возьмем вашу работу, — продолжал я. — Певица в ресторане, верно? Неужели вам не хотелось бы чего-то большего?
Девушка пожала плечами.
— А чего? — меланхолично спросила она. — Собирать стадионы, что ли? И что мне это даст?
— То есть? — вырвалось у меня. Уверенность вырвалась следом за словами, оставив меня наедине со странной девчонкой.
— Ну, стану я собирать стадионы. Дальше что? — спросила она.
Я развел руками, не зная, что ответить. Любовь миллионов? Деньги? Подарки от поклонников? Черт, да люди за меньшее продают душу!
— Вот представьте, — заговорила она, и я обратился в слух. — Я собираю стадионы, и это — лицевая сторона медали. А обратная? Сколько мне надо пахать ради этого? Сколько людей будет следить за моей жизнью? Сколько будет завистников?
— Можем подсчитать, — машинально отозвался я. — На этот случай у меня всегда есть калькулятор.
— Забей, — отмахнулась девчонка. — Тут арифметика простая. Чем больше тебя любят, тем меньше ты принадлежишь себе. Ты становишься не своим и не маминым, а тем, кто принадлежит толпе. И она диктует свои правила, и тебе приходится им подчиняться.
Я молчал, не зная, что возразить, а она уже закатывала рукав на правой руке.
— Я вообще-то мечтаю, очень даже, — продолжала она. — Только… вот так. Видишь? Кто-то из ваших кретинов оставил, не знаю, как убрать.
От запястья к сгибу локтя на ее руке растягивался волемер, какими обычно пользуются феи. Метка мечты покоилась на старте, и в первое мгновение мне показалось, что ее и вовсе нет. Метка воли к исполнению зашкаливала за красную зону — такой человек будет переть асфальтоукладчиком, лишь бы добиться желаемого. Первый раз вижу такое сочетание, обычно бывает наоборот.
— Ты уж извини, что я ваших так грубо отшиваю. — Девчонка развела руками. — Меня задолбало то, что я все время мечтаю как-то не так. Должна хотеть собирать стадионы, должна хотеть стать лучшим врачом и старшим механиком. Я себе хочу принадлежать, понимаешь? — Она вздохнула. — Хочу делать то, что хочу. Петь, как мне нравится. На психиатра учиться. В автосервисе подрабатывать. Не хочу, чтобы толпа меня за это судила, мне и так круто. Ты разве не понимаешь?