— Суицидник? — Детектив покосился на надпиленные ножовкой запястья.
— Это тату, глупыш. — Кукла заголила шлифованное тулово, на котором пестрели неразборчивые надписи, даты и узоры.
— Хорошо, значит, топиться ты не станешь.
— Да я при всем желании и не смогу.
— На какой тяге передвигаешься? — продолжал беспристрастный допрос детектив.
— Мне кажется, монсеньор, вы уже догадались. — В голосе куклы послышалось кокетство.
— Тринадцать глубоководных василисков съели сугроб мороженого, — произнес Франц, глядя ей прямо в глаза.
Кукла подпрыгнула едва не до потолка, ее нарисованные зрачки расширились, движения стали быстрее.
— Понятно, очередной абсурдоголем. Но сейчас это подходит мне как никогда, пойдем.
Франц взял шляпу и проследовал к выходу, кукла молча повиновалась. Наперерез им к дверям двигалась еще одна пара, раздразнивая друг друга скороговоркой: «Пойдем выйдем — Выйдем пойдем». Пока детектив и его новоиспеченный ассистент ждали вызванных в службе такси верблюдов, они могли наблюдать, как один из скандалистов — рыцарь в сверкающих доспехах — отыскал у коновязи своего скакуна и, играя турнирным копьем, выехал на середину дороги. Его соперник, просрочивший парковку, умолял муниципальщиков не эвакуировать своего шагового робота на штрафстоянку. Чем закончилась история, сыщики так и не узнали — подоспел трамвай, в который они прыгнули, наплевав на верблюдов.
Трамвай шел быстро, цепляясь восемью могучими обезьяньими лапами за бока зданий и отставляя в сторону, как игрушки, мешающие ему проехать машины. На затылке впередисидящего пассажира экран ретранслировал выступление президента. Тощий черный человечек с огромной головой в набедренной повязке, заплевывая камеру, барагозя и улюлюкая, излагал свою программу. Никто из столпившихся вокруг телеголовы пассажиров не понимал ни слова, но все отпускали поручни и хлопали после каждой фразы, падая на поворотах. Хозяин экрана все время вертел головой и спрашивал у смотрящих, что по нему передают. Кукла подпрыгивала на сидушке, словно ее било током.
Они вышли у пляжа, когда стемнело. Служки в белых тогах или просто в банных простынях раздавали всем желающим солнцезащитные очки и растирали пляжников мазью с перцем, которая должна была заменить солнечное тепло. Непроницаемо черные снаружи очки изнутри демонстрировали купальщикам голубую лагуну.
Сыщики прошли мимо и остановились у линии прибоя, образовавшей небольшой вал из прибитого волнами мусора. Подогрев моря уже был включен, и, преодолевая брезгливость, Франц положил куклу, как доску для серфинга, в мыльную непрозрачную воду, после чего залез на нее верхом. Некоторое время кукла исправно взбивала воду конечностями, но вскоре ей понадобилась подзарядка.
— Инопланетная сырная тарелка! Покерное каре ягненка! Н-н-ну! Поехали!
Кукла почти взлетела над водой.
Остров Франц узнал издалека; стройные ряды деревьев встречали каждого путника приветливым помахиванием корней, тянущихся к небу. Хозяин острова — Робби — надеялся, что когда-нибудь они смогут прорасти в небо и у него над головой не будут мельтешить надоедливые космонавты.
Хозяин уже ждал их на берегу. Заросший бородой до пят, в одежде из шкур космонавтов, он производил довольно устрашающее впечатление, но глаза выдавали в нем добряка.
— Я же тебе говорил не совать на мой остров свою поганую рожу, — начал он, едва сыщики приблизились к берегу. — Хочешь, чтобы я спустил на тебя своих кошек?
— Мы прибыли по делу мировой значимости! — закричал в ответ Франц. — Я уполномоченный представитель Вселенной.
Робби, осознав, что от него теперь не отцепятся, устало отмахнулся и пошел к дому. Готический замок-небоскреб с башенками и девятиэтажными флигелями был единственным зданием на острове.
На самом верху, в зале с панорамным окном, из которого открывался вид на океан, за маленьким столиком уже ждал их хозяин. Пока они обменивались вступительными нецензурными приветствиями, как бывалые любовники предварительными ласками, за окном, утопая в океане по колено, навстречу поднимающейся из-под воды рептилии, прошагал огромный мужчина в камзоле и шляпе с большой пряжкой. Схватку гостям посмотреть не удалось, Робби, утолив жажду по простому человеческому общению, наконец перешел к делу.
— Я знаю зачем вы ко мне явились, а все-таки было бы интересно услышать заготовленную на этот раз версию.
— Моя кукла, — задумчиво процедил Франц, — не может жить в условиях гравитации. Хоть в это и трудно поверить, но раньше у нее было множество ниточек и огромный парень вроде того, что сейчас разрывает пасть рептилии там, посреди океана, дергал ее за них не менее сорока двух часов в неделю. Боюсь, если ты не позволишь нам воспользоваться твоим порталом, она умрет тут же, прямо у тебя на руках. На острове делать с трупом куклы, сам понимаешь, нечего. Бросишь в море — прибьет обратно, закопаешь в землю — не дай бог прорастет и будет каждое утро петь в твое окно. Посмотри, у нее уже судороги!
Куклу действительно подбрасывало в кресле, но Робби, по простодушию, не догадывался, что дело вовсе не в гравитации.
— Если бы ты в очередной раз начал вешать мне лапшу про Апокалипсис, то я бы избавился от тебя сию же секунду, благо — в море ты тонешь прекрасно и из земли не прорастаешь, как мы уже проверяли. Но если твои желания бескорыстны и ты хочешь спасти эту диковину вместо целого мира — я к твоим услугам. Куда ты хочешь, малютка? — повернулся хозяин к деревяшке.
— Давно мечтаю повидать Новгород-на-Тангейзере, если вас не затруднит, конечно. — Кукла, как и было договорено, скромно потупила глаза.
— Не стать бы тебе пешкой в чужой игре, куколка, — Робби подозрительно покосился на Франца, — этот шельмец не раз просил меня о путешествии туда. Впрочем, дело твое.
В комнату вошел крошечный огромноголовый негр в набедренной повязке с кальяном на резном подносе и, поставив подношение, свернулся клубком у ног хозяина.
— Мне кажется или этот парень слишком похож на нашего демократично избранного президента? — Детектив даже пристал в кресле.
Робби отмахнулся от вопроса и, легко затянувшись, выпустил на гостей огромное облако дыма.
Когда Франц и кукла, кашляя, вышли из мятного марева, их тут же схватила межгалактическая полиция.
— Неужели трудно купить билет на государственный телепорт? Нет, нужно же обязательно подсаживаться зайцами к инопланетным туристам. И как вам только не страшно было-то? — распинался усатый таможенник.
Сыщики близоруко осматривались, не умея охватить одним взглядом тысячеэтажный многослойно-радужный пузырь космопорта и капсулу с огромными глистовидными тварями, откуда их только что выпроводили.
— Штраф будем платить или сразу на турьму? — продолжал наседать усач.
— Денег нет, могу оставить в залог робота, — тут же нашелся Франц.
— Какого такого робота? — Таможенник посмотрел сначала на детектива, а потом на куклу.
— Чудесный деревянный робот… производства фирмы Карл Поуп.
На робота таможенник согласился, но попросил сверху пачку сигарет.
Экваториальное шоссе делило планету надвое. Справа — ледяная пустошь, слева — пустыня. На конечной Франц вышел один. Огромный бетонный колпак, под которым уходила в недра планеты глубочайшая шахта вселенной, — вот он, пункт назначения.
Первый кордон удалось пройти с легкостью. Эльфийский караул побрезговал проверять документы у гнома, в которого усердно, несмотря на двухметровый рост, загримировал себя детектив. На гномьем карауле Франц притворился эльфом. Оставался только сложнейший цифровой замок лифта, который он собирался взламывать изнутри, погружаясь в защитную программу с помощью виртуальной реальности и отвлекая псов охранного файрволла кошачьим вирусом. Но главный вход был на профилактике, и Францу пришлось воспользоваться черной лестницей. Старушка музейного вида, дремавшая над вязаньем, детектива не заметила.
Когда Франц добрался до нижней площадки, где обычная лестница сменялась веревочной, его обогнали двое в балахонах. Один был в венке, а другой в красном колпаке, перемахнув через перила, они продолжили спускаться дальше, в самый низ. Детектив, проводив их взглядом, вошел в дверь и замер.
Большой овальный зал утопал в полумраке, лишь кое-где вспыхивали, разрезая мрак, электрические лампочки. Посреди зала под единственным прожектором стояла на постаменте стеклянная колба, вокруг которой толпились трое, громко о чем-то споря.
Один из них был в грубой подпоясанной рубахе, доходившей ему до середины бедра, в руках он держал короткий меч, который ему, видимо, было невтерпеж пустить в дело. «Вероятно, римлянин», — решил про себя Франц. Другой — огромный негр в комбинезоне, всхлипывая, повторял одну и ту же фразу. Третий, в смешном костюмчике с фонариками на рукавах, метался между ними, заламывая руки. Именно он первым и заметил приближающегося Франца.
— Наконец-то, ну наконец-то! — воскликнул он и бросился к детективу навстречу. — На меня положили невиданное бремя, разделите его. Я должен был стать здесь третейским судьей, но…
Когда они приблизились к колбе, стекло опустилось вниз, давая взглянуть поближе на крошечную кристально прозрачную каплю, застывшую в воздухе между дном и крышкой.
— Это антиматерия? Скажите, что моим многолетним поискам пришел конец!
На это восклицание обернулись все.
— Гамми, расскажи ему, — гнусаво, словно нос у него был заложен от долгого плача, попросил негр.
— Иногда это называют и так, — не заставил себя упрашивать Гамми, — антиматерия. Но по-научному это продукт парадокса Достоевского — Чехова. Его окончательное разрешение грозит нарушением нашего хлипкого баланса.
— И в чем заключается парадокс? — Франц пристально всматривался в крошечную капельку, пытаясь на глаз определить, чем она так примечательна.
— Достоевский устами своего героя отвергал возможность идеального мира, построенного ценой чьих-либо страданий. Даже ценой единственной слезинки ребенка. Чехов же, в свою очередь, советовал описать героя, который выдавливает из себя раба по капле. Не вытравив рабства — не получишь человека. А теперь представьте, что выдавленная капля раба одновременно является слезинкой ребенка! И вот, она перед вами. Самоуравновешенный парадокс, бомба замедленного действия. И никто не знает, что будет, если разомкнуть контакт. Это либо окончательно стабилизирует систему, либо все полетит в тартарары.