— В моей стране ты найдешь все, что хочешь: еду, жилье, довольство.
Они подошли к изогнутому полупрозрачному мостику, перекинутому через живописную речушку, в которой мелькала странная рыба, похожая на колбасу. На том берегу возвышался роскошный особняк причудливой архитектуры, на подъездной дорожке возле которого рядом с чашей фонтана был припаркован двухместный спортивный автомобиль. На решетке радиатора в желтом оттиске встал на дыбы черный конь. Петр Аркадьевич сглотнул. Подобные машины он видел только на фотографиях с французскими актерами, которые жена вырезала из журналов, оклеивая туалет.
Внутри особняк оказался роскошным: несколько спален, гостиная с невероятным камином и обитыми войлоком креслами с высокими спинками, туалетные комнаты размером с две их кухни, отметил Петр Аркадьевич. Ковры, тюль, парча, позолота и еще множество материалов, названия которых мужчина и представить себе не мог. А от припаркованного у крыльца автомобиля так и вовсе невозможно было глаз отвести.
— Это моего сына Тура. Его сейчас нет, так что все в нашем распоряжении. Прокатимся? — Макошь подала Петру Аркадьевичу бокал с чем-то искрящеся-шипучим, напоминавшим шампанское, и подмигнула. — Ключи в замке.
— Почему я? — наконец выдохнул Петр Аркадьевич, окончательно переставая понимать, какого черта тут происходит, но которому все больше нравилось с каждой минутой.
— Ты же этого хотел. А желания могут сбываться. Только нужно быть осторожным.
— Осторожным?
— И у желаний есть цена.
Представив, сколько пришлось бы батрачить на такой дом с машиной, Петр Аркадьевич не допил шампанское и с тоской посмотрел на бокал. Нет, только в сказке из зарубежных кинофильмов.
— Да я не об этом глупенький, — перехватив его взгляд, рассмеялась Макошь, и из ее волос выпорхнули бабочки. — Ты можешь находиться здесь всего несколько часов. Это мое условие. Нарушишь, останешься у меня в услужении навсегда.
— Навсегда… — поморгал Петр Аркадьевич. — А почему так мало?
— Хорошего понемножку. Так что советую носить часы. Здесь они работают. — Макошь забрала у него недопитый бокал и, увидев растерянность, добавила: — Не волнуйся, сегодня я подскажу. А теперь покатай девушку.
— Так ведь после… — Петр Аркадьевич указал на бокал.
— Здесь можно. Давай. У меня и так тут радостей немного.
Это был невероятный автомобиль, хоть Петр Аркадьевич и не сразу приноровился к праворульной коробке передач, на ручке которой, в набалдашнике, словно в янтаре, застыло неизвестное перламутровое насекомое.
Быстрый, легкий, мягко рычащий мощным двигателем, он стремительно нес их через залитые алым поля, которые раскинулись сразу после указателя в виде леденца на палочке под огромным ветвистым деревом. Ветер волнами гнал крупноколосистую рожь, а на горизонте бледным мазком переливалась радуга. Волосы Макоши развевались, и за багажником машины стлался след из разлетавшихся шлейфом бабочек. От езды дух захватывало. Петру Аркадьевичу даже показалось, что вровень с машиной в траве некоторое время бежала гнавшаяся за зайцем лиса, разбрызгивая хвостом семена с одуванчиков.
Описав широкий круг по долине, они наконец подъехали к особняку, и Петр Аркадьевич заглушил мотор.
— Фу-ух…
— Ну как? — посмотрела на него Макошь.
— Это просто симфонь. — Мужчина мечтательно погладил баранку, оглядывая приборную панель из дорогой лакированной древесины и представляя реакцию мужиков из гаража. Расскажешь, на смех поднимут. — За такое и полцарства не жалко.
— Поосторожнее, — рассмеялась девушка. — Тебе пора. И помни про часы.
— А здесь всегда так? — Петр Аркадьевич указал на небо в сторону радуги.
— Под настроение.
Петру Аркадьевичу страшно хотелось прокатиться еще, но делать было нечего. Помахав девушкам за пряжей, он стал подниматься по лестнице. На этот раз в двери наверху красовалась красивая ручка с латунным набалдашником. Повернув ее, Петр Аркадьевич выбрался в коридор своей квартиры и тихонько вернулся в спальню, где мирно похрапывала жена.
Холодильник еще немного потарахтел и выключился. Часы на прикроватной тумбочке показывали без минуты пять.
* * *
И для Петра Аркадьевича началась совершенно другая жизнь. Днем он с энтузиазмом пахал на заводе, по вечерам с пенным и воблой резался в шашки с мужиками из гаража, а дома был образцовым отцом и мужем. Но как только часы показывали три ночи, он выбирался из кровати и, надев часы, исчезал в холодильнике. «Москвичонок», за которым он всегда хорошо ухаживал, теперь, к удивлению жены, все реже покидал гараж. Одно время она даже подозревала, что у Пети любовница, начав замечать, что муж стал заметно поправляться, но тот не подавал явных поводов, и она быстро успокоилась, списав все на свою стряпню. А один раз сильно удивилась, когда муж притащил несколько палок колбасы без названия и два ароматных кренделя детям, сославшись, что кто-то на заводе из командировки привез.
Он давно уже привык, что в мире Макоши отводилось всего два часа и к пяти он должен был обязательно быть уже дома. Признаться, ему хватало, так как встречи с девушкой и ее подругами стали регулярными. Но однажды, когда они катались по реке и проплывали под хрустальным мостом он, налегая на весла, все-таки спросил:
— А почему только два часа?
— Какой жадный, — притворно нахмурилась Макошь, покручивая ручку расписного зонта за спиной. — Ну, потому что я так сказала. Другим же тоже нужно время дать. Да тебе и на работу рано.
Она рассмеялась.
— А есть другие? — Петр Аркадьевич заозирался, продолжая грести. — А где?
За все то время, что он тут гостил, он ни разу не видел кого-нибудь еще из таких же обычных людей. Он вкусно и разнообразно ел, лежал на перинах в многочисленных спальнях, наматывал на автомобиле, которым очень быстро научился хорошо управлять, бродил по полям и холмам в компании Макоши и ее подруг, играл с ними в различные игры, но ни разу они так больше никого и не встретили. Ни единой души. Сына Макоши Тура он тоже до сих пор не видел. Девушка лишь отмахивалась, мол, у него дела. Да и вопрос о возрасте сына так и вертелся на языке, ведь по виду Макошь была совсем юной.
— Другие есть, — уклончиво ответила Макошь, пока Петр Аркадьевич помогал ей перейти из лодки на берег.
— Почему их не видно?
— А зачем? — просто переспросила девушка, складывая зонт. — Разве тебе с нами скучно?
Скучно Петру Аркадьевичу уж точно не было, и больше расспрашивать он не стал. В конце концов, у него все в порядке, кто там, где прячется — их, собственно, дело. Однажды его привлекло веретено, и он спросил, для чего они это делают. У Доли нити были полновесные с яркими вкраплениями, у Недоли блеклые, тонкие, готовые вот-вот порваться.
— Они связывают покутными нитями судьбу человека с делами его, воздавая каждому за все содеянное, — ответила Макошь, и ничего не понявший Петр Аркадьевич все-таки кивнул, чтобы не казаться необразованным. — Пока они целые, волноваться не стоит.
— А если порвутся?
— Плохо будет. Идем.
Дни тянулись за днями, медленно приближалось лето. Как-то погожим вечером, оттрубив смену, Петр Аркадьевич в приподнятом настроении — в одной руке портфель, в другой — пиджак, закинутый на плечо, — насвистывая, направлялся домой, предвкушая очередную ночь у Макоши. По дороге он зашел в «Воды Лагидзе», где хлопнул пару стаканов газировки с «тархуном», потом в булочную и прикупил всякой всячины домочадцев побаловать.
А в квартире его ждал внезапный удар. Петр Аркадьевич так и застыл на пороге, от неожиданности выронив на коврик авоську. Рассыпались продукты, по коридору незабитым мячом прокатился кочан капусты.
— Ну как тебе? — поинтересовалась жена, возящаяся возле холодильника. Только вместо привычного заветного «ЗИЛа» на его месте возвышался новенький двухкамерник гэдээровского производства. — Вот, на работе премию дали.
— Премию, — одними губами пролепетал Петр Аркадьевич, сползая по двери на коврик.
— Ну да. Смотри какой. Две камеры, шнур длиннее, новый совсем, и на место встал как родной.
— Что ты наделала, дура…
— А что? Что с тобой, Петя. Тебе плохо?
— Где он?
— Да кто?
— Старый… — Он сглотнул. — «ЗИЛ». Ты куда его дела?
— В комиссионку сдала.
— К… какую…
— На Заречном, час назад увезли.
— О-о-о… — простонал Петр Аркадьевич, вытирая смятой шляпой лицо.
— Вот, держи. — Сбегав на кухню, Ира вернулась со стаканом воды. — Выпей.
Ужин прошел в тишине, нарушаемой лишь стуком ложек по тарелкам. Видя, как муж то и дело поглядывает на часы, Ира не выдержала:
— Да скажи хоть, что не так?
— Все так, — успокоил Петр Аркадьевич, дожевав котлету. — Отличная вещь, молодец. Просто на работе перегруз, да пешком домой шел. Булочная пока. Вот и…
На самом деле за ужином у него родился блестящий, фантастический, гениальный по своей простоте план. Терзало лишь, что для этого пришлось бы пойти на уловку против своей семьи, а Петр Аркадьевич никогда не обманывал жену, да и дети уже просто грезили неделей в Геленджике. Но, доедая ужин, он уже принял окончательное решение. Сегодня или никогда. Кто знает, сколько холодильник простоит в комиссионке, тем более пользующейся такой популярностью.
Встав из-за стола, он проскользнул в спальню и, убедившись, что жена возится на кухне с детьми, достал из заначки в санаторий пачку купюр. Скрипнуло сердце. Но отступать было поздно. Допашет сверхурочно, пара премий — и незаметно вернет недостачу на место, успеет.
— Ты куда? — в коридор вышла протиравшая тарелку Ира, видя, как Петр Аркадьевич накинул пиджак и влезает в туфли.
— Да с мужиками в гараже сегодня договорились, — стараясь придать голосу больше небрежности, махнул рукой он. — Ты же знаешь, то-се, десятое. Яшка диски поменял, представляешь? На своем-то драндулете. Вот хочет похвастаться. Я быстро.
— Только это… — Ира многозначительно на него посмотрела, скрипя полотенцем по чистой посуде.