— Восемь куда лучше, чем четыре! Слушай, нам вообще повезло, что ты гуманоид. Ты ведь наверняка смотрел наше кино про пришельцев?
— Да. Люди думают, что инопланетяне делятся на три категории. Если есть руки и ноги, то могут быть легко интегрированы в американское общество. Если выглядят неприятно и похожи на зверей или насекомых — инфернальная угроза, можно только уничтожать. Нейтральный вариант — непознаваемые существа, вроде разумного океана или колонии грибов. Их рекомендуется обходить стороной и обносить стеной. Хорошо, что я не океан!
— Только не зазнавайся, — улыбнулась Мэри. — Ты знаешь, что по земным меркам твой ДНК ближе всего к птичьему? Хотя почему-то крыльев тебе не завезли. Так, давай проверим, что завезли.
— Мне кажется, что ничего.
Мэри завозилась под одеялом и разочарованно выдохнула:
— И вправду. Ну ладно, раз сегодня не твой день, давай включим телевизор.
— Я не уверен, что порно поможет.
— Да черт с ним, с порно, мы будем смотреть мой любимый мультик Genlock! Это, правда, уже шестой сезон… Но я все объясню! Короче, вот эти роботы-насекомые — это зловещий Союз, а вот эти гуманоидные роботы — это храбрые солдаты армии СМИ. То есть США.
— Так, я понимаю, что на Америку в очередной раз напала Россия, но что именно русским нужно? Почему история в ваших триллерах всегда фокусируется на персонажах, но не разъясняет контекст и мотивацию? — спросил Момотаро, когда серия закончилась.
— Контекст очевиден: Россия и США — не столько враги, сколько конкуренты, поэтому неважно, какая у сторон мотивация. В игре с нулевой суммой правы только свои. Но говорить так прямо нельзя, это секрет Полишинеля.
— Но почему США просто не уничтожат Россию? — вскочил с кровати голый Момотаро и сжал кулаки. — Я двадцать лет слушаю по ящику байки про великую Америку и гадкую Россию. Скиньте на них сто тысяч «Томагавков», и дело с концом. Что не так с этой стратегией?
— Все дело в том, что Россия десять лет назад приняла на вооружение самоходный подземный дрон с ядерным двигателем. Он способен пробуриться через земную кору прямо до мантийного плюма в Йеллоустоуне и вскрыть его, как банку с протухшими огурцами. Дрон они по безденежью построили только один, зато и защиты от него никакой.
— А почему тогда Россия не уничтожит США?
— Потому что униженная и побежденная Америка вспомнит о модернистских корнях и переродится как мощная ревизионистская держава, сильная и счастливая — но злопамятная. Так что уничтожение Америки в ее нынешнем виде — это только на поверхности поражение Америки, а на самом деле — ее стратегическая победа для всех нормальных американцев. Ладно, давай спать.
— Хорошо, — пробормотал Момотаро, переваривая информацию. — Давай.
Наутро в лаборатории первым делом Момотаро усадили в кресло и развернули перед ним экран ноутбука, по старинке оснащенного скайпом.
На экране появился сильно постаревший, но все еще вполне по-президентски грозный Майкл Гандаму.
— Так. Момотаро, — прочеканил имя по слогам лидер свободного мира.
— Да, господин президент, — с опаской ответил Момотаро.
— Ты знаешь, что за все эти годы мы потратили на тебя тридцать семь миллиардов долларов? — насупил брови Майкл. — Больше полутора миллиардов в год!
— Но… — растерялся Момотаро, — я не вполне понимаю…
— И эта чертова война, — продолжил президент. — Я устал от нее. Я хочу вернуть наших ребят домой, к женам, мужьям и детишкам. Поэтому мне нужно решение. Сейчас.
— Какое решение? Я ничего не понимаю…
— Или ты прямо сейчас изображаешь нам что-то… Хоть что-то!.. Или я отдаю тебя на опыты ребятам доктора Стирлинга, и будь что будет! Понял? Мне нужно чудо! Сокровище! Которое я смогу продать избирателям! У тебя есть месяц!
Связь оборвалась.
Мэри обняла растерянного пришельца.
— Может быть, ты попробуешь? — участливо спросила она.
— Но я ничего не знаю! Я умею верстать сайты в HTML ручками, немного знаю китайский и классно смешиваю мохито, но инопланетные супертехнологии — не мое совсем. Я обычный земной американский парень, только зеленый и с лишними пальцами!
— Земные птенцы тоже не знают ничего о юге, но как вырастают — исправно летают на зимовку, — резонно возразила Мэри. — Просто попробуй довериться инстинктам. А я помогу. У нас есть целый месяц!
Лаборатория на Базе-51 раскинулась на десять тысяч квадратных метров, и чего там только не было: высокоточные станки, химические реактивы, аэродинамические трубы. Пользуйся чем угодно — хода не было только в западное крыло, где шли биологические эксперименты. Вот только Момотаро не представлял себе, с чего начинать, тупо пялился на люльку и листал на ноутбуке список доступного оборудования в поисках сколь-нибудь знакомых слов.
День проходил за днем абсолютно бездарно, но в конце второй недели внезапно помогла камера сенсорной депривации, изолирующая человека от любых ощущений.
Правда, с парой креативных модификаций.
Во-первых, в соленую жидкость с плотностью, равной плотности тела человека — или гуманоида! — Момотаро погрузился вместе с Мэри.
Во-вторых, они взяли с собой ящик настоящего пролетарского пива Pabst Blue Ribbon.
Открывать зубами бутылку, когда плаваешь в полной темноте и невесомости, — занятие не для слабонервных. Но когда делаешь это вместе, неловко сталкиваясь руками и ногами, — ощущения совершенно волшебные. А первый глоток напитка, который ты в буквальном смысле слова добыл, сражаясь с темным бестелесным ничем, — совсем не то же, что дежурная пинта в модном баре Марины дель Рей.
— Сколько у меня пальцев? — спросил Момотаро, прикончив вторую бутылку и размахивая руками, как Майкл Джексон из виар-аттракциона.
— Десять? Тринадцать? — всхлипнула Мэри, давясь от смеха. — Да какая тут разница? Здесь понятий реального мира не существует! Я чувствую себя как утробе матери. Или в яйце под горячей жопкой курицы.
И вдруг пришелец впервые в жизни ощутил, как сердце разгоняет волну желания от груди, редко используемая часть тела откликается на зов, робко касается партнерши и застывает в ее руках камнем.
— Неплохо, — оценила Мэри на ощупь и встретилась с этой частью так же нежно, как свежая тушка птицы киви с зубами одичавшей комнатной собачки.
— Тебе не больно? — забеспокоился Момотаро после пары фрикций. — Я все делаю правильно?
Любители порно знают, что бурный секс с любимой овчаркой выглядит классной идеей только в тексте. Буквы убаюкивают и обманывают, фокусируют внимание на боли и наслаждении (в любом порядке), на радости от подчинения животным инстинктам, но на видео никаким монтажом не вырежешь простой факт: член существа другого вида всегда выглядит абсолютно омерзительно.
К счастью, в камере сенсорной депривации Мэри не видела ровным счетом ничего, зато на ощупь определила другую особенность Момотаро.
— Слушай, он словно лижет меня изнутри, — пробормотала Мэри. — Вытащи ненадолго, я хочу понять, как это вообще возможно.
Ошалевший Момо подался назад, блаженство замкнуло синапсы в мозгу пришельца коротким замыканием, а в сознании вдруг замелькали странные двойные и тройные спирали.
Мэри вывернулась, ощупала член пришельца снизу доверху — пять ладоней! — осторожно погладила кончик и хмыкнула.
— Слушай, а у тебя из уретры растет язычок. Шершавый! Пахнет мной!
— Может быть, продолжим? — взмолился Момотаро. На его теле выступили бисеринки пота, пришелец мелко-мелко дрожал, мохнатые яйца впервые в жизни стали горячими и отчетливо распухли.
Мэри поймала проплывающую мимо полную бутылку «Пабста», сорвала крышечку зубами, сделала большой глоток, обтерла губы ладонью, уперлась руками в перила и разрешила:
— Ну, поехали! Только не пытайся вставить его целиком. На четверть шишечки вполне достаточно. Засунешь — двигайся медленно и больше работай язычком.
Осьминоги-аргонавты из Тихого океана во время секса отстреливают член — и он потом одинокой спермоторпедой плавает по морю в поисках готовых к совокуплению самочек. Момотаро, к счастью, позаимствовал у головоногих только способ передвижения. Когда стенки влагалища сжали его каменный член особенно настойчиво, пришелец выстрелил в девушку всем, что сумел накопить, и вылетел из нее на мощной реактивной струе — да так, что врезался в противоположную стенку и больно ударился головой.
Тут-то в его сознании и промелькнул странный набор цифр.
— 28.71.99.170! Записывай скорее! — крикнул он громко и тут же поплыл к двери камеры сенсорной депривации. — Пока не забыл!
— Что это? — удивилась Мэри. — Не IP-адрес же. Ну серьезно.
Всю правду раскрыл довольно скалящийся доктор Стирлинг в белом халате.
— 28 и 71 — это, очевидно, никель и лютеций. Математика и физика — два языка, которые никак не зависят ни от культуры, ни от цивилизации, ни от планеты. Число протонов в ядре химического элемента — это вам не курс доллара к евро! Моя версия подтверждается очень просто — сплавом, из которого была изготовлена люлька. Это, если угодно, вторая координата кода по методу расшифровки Лю Цысиня, — объяснил научный директор Базы-51.
— А другие два числа? — спросила Мэри.
— Дальше работает математика на уровне тупых задачек из фейсбука. Ведь 99 — это 71 плюс 28, а 170 — это 99 плюс 71. Я думаю, это намек на то, как проще всего получать новые, более сложные химические элементы. Серьезно, мы это уже умеем делать. Просто берем два элемента попроще, сталкиваем их атомы в циклотроне и надеемся на то, что получится что-то более сложное новое и проживет достаточно долго для регистрации приборами.
— И что это значит?
— Это значит, что нам нужно взять лютеций и эйнштейний — элемент номер 99 — и получить элемент под номером 170, о котором мы абсолютно ничего не знаем. Но для соплеменников Момотаро он отчего-то очень важен. На нем код заканчивается. Современная наука только-только подобралась к элементу-122, но ничто не мешает попробовать сделать прыжок веры и провести эксперимент сразу с номером 170. Сильно подозреваю, что мы наткнемся на остров стабильности периодической таблицы. То есть элемент-170 окажется достаточно долгоживущим, чтобы его можно было использовать как невероятно эффективное топливо!