Сын даже не дал мне договорить — его решение было категорично. Надежда была ещё на Милана. Как знать, может, он сумеет отговорить короля от такого брака…
Самое обидное для меня заключалось в том, что цветок, который ты оберегал как зеницу ока, с которого сдувал пылинки, за которым ухаживал, который боготворил — вдруг хватает в руки грязный крестьянин, попирая всё, что ты вложил в это удивительное, прекрасное растение. Конечно, в таких руках ему суждено погибнуть. У меня одним махом отняли всё, что я так лелеяла и чему я желала добра — и трон, и сына.
Наталья (окончание)
Как я и говорила, Милан объявился спустя год после моего возвращения в Сербию — то ли в конце 1893, то ли в начале 1894 годов. К тому моменту мы не виделись почти год, и решили встретиться по приезду в Белград.
Я не имела уже той власти, что прежде, будучи королевой, да, пожалуй, и не стремилась к ней. Если я о чём-то и думала — так это о том, как по возможности устроить жизнь сына, уберечь его от тех ошибок, что в своё время допустили мы с Миланом. Для этого, пожалуй, и следовало побеседовать с бывшим мужем.
— Рада тебя видеть. Ты выглядишь свежо и бодро.
— Благодарю, — сухо отвечал Милан. — Это всё — влияние Родины.
— А мне кажется, это близость к престолу.
— Возможно, ты права.
— Значит, ты для себя не исключаешь возвращения на политическую арену?
— Видишь ли, Александр ещё очень слабо разбирается в политике, на уровне, недостойном главы государства. Ему нужен рядом надёжный советник, который откроет ему глаза на то, что в действительности происходит в Сербии.
— Мне казалось, что Ристич в твоё отсутствие выполняет эту функцию.
— Не говори ерунды. Рядом с равным может быть только равный. Рядом с королём — только король. Ристич, к счастью, не король, а потому его советы, хоть и исполнены государственных познаний, не могут обеспечить главного — самодержавия в вопросах их принятия. Ристич всю жизнь принимал только популярные решения, в то время как королю иногда требуется принимать и непопулярные, но перспективные для его страны. И вот эти-то непопулярные он должен объяснять силой своей власти, присущей ему от Бога. Власть Ристича — не более чем власть временщика. Он далеко не может видеть, потому как не король и потому королём никогда и не будет.
— Говоря о непопулярных решениях, ты подразумеваешь перевороты?
— В том числе.
— Руками Александра ты отомстил Ристичу, а заодно и всем, кто жаждал твоего отъезда?..
— Ты узко смотришь на вещи, видишь только одну сторону медали. Да, я вернулся, но вернулась и ты. Страна не может жить без короля, а король без страны — обыкновенный нищий. Сейчас мы с тобой нужны Александру и Сербии как никогда…
— Мне казалось, ты и впрямь решил отречься, а ты всего лишь играл всё это время…
— Ты об этом хотела поговорить? Уличить меня в чём-то? Снова взяться вспоминать старое?
— Нет, я как раз об Александре и хотела поговорить. Тебе известно о его увлечении моей бывшей фрейлиной?
— Это какой? Их было много.
— Драгой Луневица.
— Слышал что-то такое… Знаешь, сейчас столько дел, что даже не до подобных страстей.
— Между прочим, зря. Сын собирается жениться на безродной блуднице, которая имела ещё, будучи фрейлиной, ряд некрасивых романов, о которых я, как уважающая себя женщина, предпочитаю умолчать, даже делала аборт, после вышла замуж и — по слухам — благополучно отравила своего мужа.
Милан расхохотался мне в лицо:
— Ха-ха-ха! Уважающая себя женщина сыплет слухами и полунамёками, как же! Однако, коли уж ты заговорила об этом, значит, тебя и впрямь волнует положение дел. Спешу тебя успокоить — всё не так серьёзно. Подумаешь, флирт 18-летнего юноши с 30-летней фрейлиной — это ли редкость? Ты совершенно не читала будуарных романов, если думаешь так. Все через это проходят, так что ж ему теперь? Придёт время — и мы подберём ему достойную избранницу из числа равных. А пока пусть взрослеет.
Я была вне себя от его слов.
— Ты приехал сюда, чтобы вновь устраивать свою политическую судьбу и думаешь только о том, как добиться назначения своего возлюбленного Христича вновь на должность премьера, а на то, что погибает страна — тебе наплевать! Впрочем, так всегда было. И на что я рассчитывала, когда шла на этот разговор?!
Я вышла, громко хлопнув дверью. Милан недоумевал — он впервые видел меня такой. Как знать, быть может ему и вправду казалось, что я преувеличиваю опасность ситуации, но я как женщина знала старую мудрость о том, что муж — голова, а жена — шея, а на троне это правило проявляется как нельзя более чётко. Несогласованность действий, разлад между королём и королевой ведёт страну к краху, своим примером мы с Миланом продемонстрировали это всему миру. Нельзя было допустить повторения сценария с Александром. Потому я поспешила от Милана на встречу с ним. Но на этот раз это был уже не обычный разговор матери с сыном, это была высочайшая аудиенция.
— Я хотела поговорить с тобой о Драге.
— Я слушаю, — тон сына был необычайно холодным — так, словно он или разговаривал с чужим человеком или уже приготовился отвечать боем.
— Насколько мне известно, вы собираетесь обвенчаться?
— Именно так.
— Тебе должно быть известно, какова её репутация в народе…
— Ты строга к ней. Народ и страна пережили такие дрязги, что сложно было кому-то покинуть это болото, не замаравшись. Мало ли, кто и что говорит о тебе или отце — сама понимаешь, у моего решения возвратить вас было мало поклонников. И, тем не менее, я его принял, и никому не позволю его обсуждать… — Сын недвусмысленно дал мне понять, что его решения есть последняя инстанция в стране, и был прав, но… смириться с этим мне было трудно.
— Я не хочу подвергать корректировке твои решения, мне просто хотелось бы, чтобы ты всё знал до конца.
— Знал, например, что? Что её родственники, которых я назначил на ряд государственных должностей, причастны к расхищениям казны? Знаю и обещаю принять по отношению к ним самые жёсткие меры…
— Также и то, что она не вполне чиста перед памятью своего первого мужа, полковника Машина.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — не дослушал меня Александр. — И потом, из чьих уст я это слышу? Вы с отцом всегда были честны со своим народом? Ваше прошлое кристально чисто?
Он был прав. Чтобы осуждать другого, нужно самому быть образцом морали и нравственности. А отрёкшиеся правители такими быть не могут по определению.
— Пойми же, что я говорю с тобой не как отставная королева, а как мать, сердце которой разрывается от одной мысли о том, что её сын может быть несчастен с человеком, которого избрал себе в попутчики! — это был уже крик моей души. Александр почувствовал это, подошёл ко мне, взял мои руки в свои и заговорил тихим, вкрадчивым голосом, глядя мне в глаза — в этот момент он был прекрасен как никогда; сравнить я его могла, пожалуй, только с молодым Миланом, которого я когда-то очень сильно любила.
— А ты в свою очередь пойми, что я король. Любое решение — в моей власти. Судьба целого народа — в моих руках. Я знаю, тебя беспокоит Драга и какие-то её поступки, но и меня не считай слепцом. Нет ничего такого, что я, глава государства, не знал бы из того, что известно тебе. И потому, когда я почувствую, что кто-то — начиная от простого крестьянина и заканчивая Драгой — вдруг начинает представлять для меня или государства опасность, я сразу же приму меры…
— Я понимаю, ты, конечно, во всём слушаешь отца, но его биография должна бы тебя научить, что австрофильский курс для нашей страны не подходит. Народ тянется к России, которая не раз во многом помогала нам, и, как знать, возможно, ещё поможет. По мнению же русского царя, твоей женой должна быть женщина королевских кровей. Сам видишь — он даже принимать вас с ней не хочет у себя во дворце! Ведь не просто так же это! Лишиться поддержки России сейчас ты не можешь — это будет значить потерять экономическую почву под ногами!
Это озадачило Александра.
— В этом ты права, — опустив глаза, сказал он. — Меня тоже настораживает решение Александра отказать нам в приёме. Ведь сколько раз он принимал нас с тобой, да и меня одного, даже орден мне пожаловал! А тут такое!.. Однако наши источники в Петербурге сообщают, что государь уже очень плох, и не сегодня-завтра на престол взойдёт его сын, а уж с ним я сумею найти общий язык…
— Почему ты так думаешь?
— У него роман с балериной, Матильдой Кшесинской, которая тоже не царских кровей. Он меня поймёт.
— Но она не жена ему!
— Ну и что? Его чувство к танцовщице, как знать, ещё, может, и сильнее, чем к Аликс!
— И всё же это не приватный разговор, это государственное мероприятие, официальный приём одним царём другого! Как он будет смотреть в глаза общественности? Матери, наконец?
— Будет день — будет пища. Не забегай вперёд. В конце концов, время лечит и не такие обиды. Мы с Драгой поженимся, и, как бы кто ни противился, с годами всякому придётся смириться с тем, что она — королева-консорт.
— Даже твоему народу, которому ты служишь и который её ненавидит?
— Посмотрим, что скажет народ, когда узнает, что она ждёт для меня наследника!
Слова сына будто окатили меня холодной водой. Я готова была примириться уже даже с тем, что он и Драга станут мужем и женой, но свыкнуться с тем, что эта блудливая пьяница станет матерью моего внука и будущего наследника престола, было выше моих сил.
— Отец знает?
— Ещё нет.
— Уверена, он будет против такого решения. Да, и потом, тебе отлично известно, что дети, рождённые в таком браке — с особой не королевских кровей — престола не наследуют.
Последние мои слова словно бы оскорбили Александра. Он вскочил со стула, покраснел и нервно заходил взад-вперёд по комнате.
— Ах так?! В таком случае я передам престол после своей смерти черногорскому князю и его потомкам! Они же нам какие-то дальние родственники?