В мире видели, что позиция Сараева по отношению к сербам просто брызжет несправедливостью. Почему-то хорваты, также образовавшие на территории Боснии независимое государство, не пользовались такой ненавистью у бошняков. Почему?
Потому что хорватов не боялись. Бошняки с хорватами жили всегда мирно, а сербов начали вырезать, как только вышли из состава СРЮ. Сама мысль о том, что они могут отомстить, внушала животный ужас всем бошнякам — потому они и рассматривали сербов как самую злую и опасную силу в природе.
Ответом на разграбление казарм стал наплыв добровольцев, которые шли и ехали со всего мира защищать Республику Сербскую. Было даже около 200 русских!
Так дело долго продолжаться не могло. Добровольцы образовывали порядочный контингент, с которым бошняки, пожалуй, могли бы и не справиться. В такой ситуации нужна помощь международных сил — перед глазами Изетбеговича был отличный пример Хорватии! Надежды же на то, что Караджич, подобно Слободану, даст слабину и сам обратится за помощью к НАТО, не было. Тогда пошли на провокацию.
1 марта 1992 года произошло знаменитое убийство на сербской свадьбе в Сараево. 55-летний отец жениха, Никола Гардович, вышел на мост с сербским флагом в руках, что увидела группа радикально настроенных бошняков, которые убили его и присутствовавшего на свадьбе православного священника. Этот факт, по традиции, остаётся без внимания — кому нужны сербы?
27 мая 1992 года Изетбегович, чуя смертный час, организует в Сараево теракт — взрыв в очереди за хлебом. Что тут началось! Очередной виток санкций против Югославии, наплыв наблюдателей в Боснию!
С одной стороны, Изетбегович поступил тактически верно — теракт в столице Боснии мог рассматриваться международными организациями только как выпад тех, кто сепаратистски выступает против этой страны и у кого есть повод ей мстить. А это, в первую очередь, боснийские сербы. С другой, он допустил просчёт — он щёлкнул Караджича и его военного министра Младича по носу, избрав местом теракта именно Сараево. Они в ответ решили продемонстрировать миру, что хотят и готовы обеспечить в Сараево порядок, и сами заинтересованы в отыскании и наказании виновных в сараевских беспорядках. Воспользовавшись временным отсутствием в столице Боснии миротворцев, сербы совершают марш-бросок и последующее стремительное наступление на Сараево. В течение одних суток город был заблокирован.
Население города решило держать оборону — несколько попыток взять город штурмом были преодолены. Тогда Младич решает подвергнуть город артобстрелу. Перебивают системы водоснабжения и электричества. Город не сдаётся. Внутри творится настоящий кошмар.
Бандиты начинают резать живущих там сербов буквально как скот в отместку за действия Караджича. За полтора года убито было свыше 170 тысяч сербов, живущих в городе. Правительство даёт добро на всё это. Гуманитарные организации мира, включая «Врачей без границ», не могут изменить картины происходящего. Внутри города строят концлагеря для сербов, которых пытают и убивают все — и хорваты, и бошняки. Те издевательства, которые претерпели сербы, я даже не могу описать без слёз — помимо пыток, их ещё и часто выталкивали на обстрел сербской артиллерии как живой щит…
Два года все об этом молчали, пока молчание не стало невыносимым. Газета «Ослободжене» писала: «Вся мусульманская ложь и долгое сокрытие истины от международной общественности о жестоких преступлениях над сараевскими сербами стыдливо появляется на свет и перестаёт быть табу-темой, которую годами замалчивали».
Два года осады ничего не дают. Караджич и Изетбегович это понимают, но никто не желает сдать позиций. Тогда США придумывают «гениальное» решение — создать федерацию трёх независимых государств: Республики Сербской, Герцег-Босна и Боснии и Герцеговины. Чего Клинтон этим добивался? Об этом тогда хорошо сказал Слободан.
— Во всём мире центробежные стремления заставляют федерации распадаться, а тут вдруг, не успев выйти из одной, бошняки сразу вступят на птичьих правах в другую? Это смешно.
— В чём же дело? — не понимая ситуации, спросила я.
— Понимаешь, сейчас картина складывается для ЕС неприятная. Независимость Боснии ЕС признал, а независимость Республики Сербской и Герцег-Босна — нет. Хорваты являются основной военной мощью бошняков, без них те никто и ничто. Но формально наступить на горло сербам и дать зелёный свет хорватам ЕС не может — одна непризнанная республика давит другую, надо обеим надавать по ушам, а не поддерживать какую-то одну. Декларировать, что Герцег-Босна и её солдаты защищают интересы Боснии, также не получится — в таком случае завтра хорваты потребуют независимости. Дать им её тоже не выйдет — тогда надо признавать и Республику Сербскую. Получается вилка. Чтобы её избежать, надо формально наделить все три страны признаками федерации — тогда они будут равны как её субъекты. И когда один из них — любой — начнёт поднимать голову, то силовая реакция оставшихся двух на его поведение будет не просто оправданной, а ещё и получит поддержку НАТО: это будет по Конституции означать нарушение территориальной целостности и переворот.
— А что, если сербы не заявят в рамках федерации своих претензий? Что, если всех всё устроит?
— Ты на примере Хорватии видишь, что это невозможно. Тогда их просто будут убивать под одобрительные выкрики Евросоюза.
Слова Слободана оказались пророческими. 18 марта 1994 года федерация была создана на принципах взаимного примирения и уступок, но убийства сербов не прекратились ни на день. Миротворцы, по сценарию, ничего не делают, в ответ на что Караджич летом 1994 года объявляет продолжение войны.
Тогдашняя обстановка характеризуется противостоянием Слободана и Караджича. ООН поняла, какую промашку она сделала, обманув три года назад ожидания Слободана. Он был хоть и серб, но добрый, деликатный и лояльный. Чего никак нельзя было сказать о Караджиче, который с пеной у рта защищал свой народ. Тогда НАТО поняло — с ним не договоришься. Он ратовал за возрождение идей четников, чем, несомненно, мне импонировал — тогда я и вспомнила свои идеи трёхлетней давности!
Год война велась шатко-валко, пока 6 июля 1995 года сербы не начали крупномасштабное наступление на Сребреницу. Операция, которую осуществила армия Младича, была беспрецедентной и войдёт в мировую историю, не говоря уж об истории Сербии. Была поставлена цель потеснить мусульманские войска в город и не дать им возможность осуществлять вылазки в сербские районы. НАТО предупредило сербов о том, что им «будет дан решительный отпор, включая нанесение ударов авиацией НАТО». Это не остановило Караджича. Войска сербов залили кровью город, наполненный мусульманами. Сребреница была сначала окружена с трёх сторон, с четвёртой сербы теснили туда бошняков и хорватов. Когда их основной контингент оказался заперт внутри, замкнули последний выход и стали уничтожать всех без разбору — и местное население, и солдат. В рекордные сроки — меньше двух недель, кажется, больше половины мусульманского населения было ликвидировано в порядке проведения операции возмездия. Мировое сообщество впервые вздрогнуло от ужаса, видя ярость доселе угнетаемых сербов.
Моё отношение к этому? Я считаю, что Сребреница — подвиг сербов. Чтобы защитить себя в условиях федерации, поощряемых Западом убийств, они решились броситься на амбразуру, в том числе с использованием акций устрашения, против чего все спасовали. Не было иного выхода — ответом на применение силы может быть только применение большей силы, ответом на жестокость только ещё большая жестокость…
Когда стояние в Сребренице заканчивалось, мы встретились с Караджичем на официальном приёме. Он ответил на мой вопрос.
— Вы спрашиваете, что происходит сейчас в Сребренице? А я хочу напомнить вам про Сараево. Тогда мы пошли им на уступки, потому что они залили город и его окрестности кровью. Вам как никому хорошо известно о том, что людей убивали средь бела дня; пытали в частных тюрьмах, под которые были оборудованы обычные дома в центре города; вешали и оскопляли под свист и улюлюканье милиции! Такого разгула зверств не знали сербы, пожалуй, со времён Павелича. И тогда в шоке были все — и мы, хотя держали город в кольце, и иностранные наблюдатели, и даже наёмники, которые воевали с обеих сторон. И тогда стало ясно — только нечеловеческая жестокость может остановить повсеместное, огульное нарушение прав сербов. Да чего там — геноцид сербов! Впрочем, так было всегда. Со времён битвы на Косовом поле только кровопролитие что-то доказывало в вопросах борьбы сербов за независимость… Хотя, — Караджич опрокидывал бокал за бокалом и, казалось, начинал давать волю эмоциям, — о какой независимости речь?! Сербы, и вы, и ваш супруг это хорошо знаете, во все времена боролись только за свою жизнь. Если бы нас не начали убивать, мы бы не взялись за оружие. Так вот… Да, мы пролили в Сребренице много крови. Решение было жёстким, но своевременным. Если бы мы не ужаснули всё человечество этой акцией устрашения, всё так бы и продолжалось. Иными словами, в борьбе за жизнь все средства хороши.
— Вы рассуждаете как Дарвин, — улыбнулась я.
— Так я же в первую очередь врач, и уж потом поэт.
— Политиком вы себя вовсе не считаете?
— Я полагаю, что в трудные для страны времена каждый — политик. «Вы можете не заниматься политикой, и тогда политика займётся вами».
— Кто это сказал?
— Де Голль. Но ему было проще — его страну не раздирали внутренние склоки, он воевал только с внешним врагом. Политика — грязное дело, но сейчас нельзя остаться чистым, хоть об этом и мечтает ваш муж. В настоящее время нерешительность равна предательству, как всегда бывает в годину войны. Нельзя недооценивать соперника, а мне кажется, господин президент делает это… Хотя я не вправе судить. У меня нет и не было столько грамотных советников, сколько у него, но никто не пожелал встать на моё место и принять за меня решение — а значит, все должны уважать моё.
12 октября 1995 года было подписано перемирие — ввергнутый в ужас Запад не решился на открытую агрессию против сербов.