Уокер: Потому что я там работаю! Я сам это видел! Практически…
Корреспондент: Скажите, мистер Уокер, вам ничего не известно об отчётах, подготовленных белорусскими и финскими специалистами?
Уокер: Насколько мне известно, они ещё не готовы.
Корреспондент: У вас несколько неверные сведения. Отчёты официально опубликованы ещё утром. Так, из текста белорусского отчёта следует, что убиты жертвы были не в Рачаке, а в другом месте, а в Рачак только привезены за несколько часов до обнаружения, а из текста финских коллег — что убитые — это переодетые в гражданскую одежду солдаты регулярной армии Косова. На одежде нет никаких пулевых следов, которыми изобилуют тела жертв. Как вы можете прокомментировать такие выводы?
Уокер: Абсурд.
Корреспондент: Но это официальные выводы, которые вот-вот появятся во всех мировых СМИ!
Уокер: Вы сами — сотрудник югославского издания?
Корреспондент: Да.
Уокер: Тогда с вами всё ясно. Нет такой лжи, на которую не пошли бы ваши наниматели, чтобы пустить пыль в глаза мировому сообществу. Мы всё равно докопаемся до правды, содержание которой я вам озвучил! И вообще перестаньте делать провокационные вбросы — если есть вопросы по существу, то задавайте!
Корреспондент: Есть. Как вы можете прокомментировать тот факт, что, согласно официальному письму Совета Безопасности ООН, на территории Косова с 13 октября 1998 по 14 января 1999 г. албанскими сепаратистами было совершено в общей сложности 599 террористических нападений и провокаций, 186 из которых были направлены против гражданских лиц, а 413 — против сотрудников Министерства внутренних дел? В ходе этих нападений 53 человека были убиты, 112 — получили ранения, 43 человека — похищены.
Уокер: Ха. Возможно, ваша статистика и правильная, коль скоро исходит от ООН, но тогда всё становится на свои места — теперь понятно, за что югославы мстят албанцам. Мотив жесточайшего преступления, совершённого в Рачаке, лично для меня очевиден. Вот только жертвами, как всегда, оказываются простые смертные, а не руководители государств, развязывающие кровопролитные войны. Но увидите — историческая справедливость ещё будет восстановлена, всему своё время…
В течение следующих 48 часов Уокер был депортирован. По моему мнению, он тоже был частью той жуткой цепи провокаций, что НАТО обрушило на наши головы — он специально говорил жёсткие и сумбурные вещи, чтобы вызвать в народе и в руководстве страны волну ненависти к себе, а значит, и к НАТО в целом. Альянсу же только того и надо было. Меж тем депортацией Уокера Слободан поставил себя и народ перед фактом: ударов не избежать.
Но была ещё надежда — на Россию.
23 марта 1999 года самолёт премьер-министра Примакова совершил посадку в аэропорту Белграда. Мы со Слободаном встречали его как светлый проблеск средь мрачных туч, затягивающих небо над нашей страной.
— От лица действующей власти и от себя лично, — говорил Примаков, — я хочу заверить руководство Югославии и весь её народ в том, что Россия не поддерживает обстановку нагнетаемой военной экспансии НАТО и будет всячески ей сопротивляться — настолько, насколько это позволит наш международный авторитет.
Я смотрела на этого человека и всем сердцем верила ему. Глубоко порядочный и образованный человек, который даже во времена службы в залитом кровью КГБ возглавлял внешнюю разведку и сумел не потерять лица, не испачкать себя сомнительными акциями и громкими выкриками, на сей раз он занял пост по себе. Он был способен вывести из кризиса не только Россию, но и всю систему международных отношений, даже несмотря на преклонный возраст (ему тогда было 70). Достоинство и такт, с которыми этот политический тяжеловес держался не только на приёмах, но и в быту, были достойны уважения. Если президент Ельцин и принял хоть одно политически правильное решение за всю свою жизнь, то это было назначение Примакова премьером.
— Знаете, госпожа Маркович, — продолжал он, — я сегодня должен был лететь в США и принимать участие в работе международной комиссии «Примаков-Гор». Пока летел в самолёте, всю дорогу от Москвы, мне было неспокойно. Я буквально чувствовал, что готовится какая-то провокация, и потому, подлетая к Вашингтону, позвонил Гору. Я спросил у него, сможет ли он гарантировать, что во время моего пребывания в США ракетно-бомбовые удары по территории Югославии не будут нанесены? Он от ответа уклонился. После чего я принял решение посадку в Вашингтоне не совершать. Командир корабля развёл руками: «Как не совершать? Ведь до американской столицы осталось 3,5 часа». Я сказал, что летим назад и на случай нехватки горючего совершим промежуточную посадку. И вот — мы здесь…
Он улыбался, но в глазах его была грусть. Возможно, оттого, что он понимал — решение относительно Югославии уже принято, и даже воли России не хватит, чтобы воспрепятствовать его реализации.
24 марта 1999 года, нарушив суверенитет независимой Югославии, поправ нормы международного права, НАТО обрушила на Югославию бомбовые удары. В тот же день Россия потребовала «созвать в срочном порядке заседание Совета Безопасности для рассмотрения чрезвычайной ситуации, вызванной односторонними военными действиями НАТО против Союзной республики Югославии». Да, удержать агрессию было не в силах России, но в силах ядерной сверхдержавы было её остановить!
14 апреля президент России назначил своим представителем по урегулированию ситуации вокруг СРЮ бывшего премьер-министра Виктора Черномырдина. Косноязычный, производящий впечатление недалёкого человека, с вечно удивлённым и простым лицом, он был отличным хозяйственником — но никаким дипломатом. Сочтя, что в интересах мирового сообщества будет уступить силе, не понимая, что разогнавшуюся военную машину уже не остановить, он стал убеждать Слободана подписать разработанную им программу отступления. Согласно ей, югославы признавались виновными во всём и вся, униженно просили прощения и склоняли головы.
— Ну, ты слушай… — ни один из мировых лидеров никогда не позволял себе обращаться к Слободану на «ты», все его уважали. Черномырдина же не сдерживали ни официоз ситуации, ни моё присутствие — он хамил не потому, что хотел нахамить, а потому что разговаривал так со всеми. — Ты ж понимаешь, что это оно так и будет, всегда. А делать тогда что? Ты думаешь, я это не проходил? И у меня такие же вот, как у тебя там сейчас, были. И, если б я назад не сдал, тоже бы не знаю, что тогда…
Понимать его было сложно, но Слободану это удавалось.
— Виктор Степанович, — отвечал он, — не сравнивайте Россию и Югославию. На вас НАТО никогда не посмел бы поднять руку…
— Да разве об этом я думал?! — «дипломат» перебивал президента как за рюмкой водки. — Я думал о спасении жизней! И ты подумай! Сколько людей ежедневно гибнет в Белграде под бомбёжками? Десятки, сотни? А ты сидишь и спокойно себя, это самое?!
Слободану ничего не оставалось делать — Черномырдин был прав. Но форма отступления, предложенная им, конечно, была унизительна для всякого серба.
Считаю ли я, что русские виновны в том бедственном положении, в котором Сербия оказалась после признания независимости Косово? Конечно, нет. Во-первых, потому что Черномырдин — ещё не вся Россия. А, во-вторых, потому что это был слишком сложный исторический процесс, чтобы кого-то в нём обвинить…
Всё же Примаков оставался премьером — и он снова, рискуя своей жизнью и биографией, решил помочь сербам. Он отдал секретный приказ разместить российский контингент на приштинском аэродроме «Слатина».
В ночь с 11 на 12 июня 1999 года передовой отряд ВДВ выдвинулся в сторону границы Боснии и Югославии. Колонна ВДВ России без труда пересекла границу. Командование НАТО ни о чём не знало… Личному составу была поставлена задача в кратчайшие сроки преодолеть более 600 километров и захватить аэродром «Слатина» до прихода НАТОвских сил. На БТРы и автомашины были вывешены российские флаги. Во время прохождения территории Сербии, в том числе и территории Косова, местное население с радостью встречало российских солдат, забрасывая технику цветами, передавая еду и напитки. Колонна российских десантников прибыла в Приштину примерно в 2 часа ночи 12 июня 1999 года. Население города вышло на улицы встречать колонну, при этом использовались петарды, световые ракеты, где-то раздавались автоматные очереди. Колонна прошла через Приштину за 1,5 часа. Сразу после Приштины колонна ВДВ въехала в Косово Поле, где остановилась на непродолжительное время для уточнения задач и получения сведений от разведки. Задача по захвату аэропорта «Слатина» была выполнена к 7 часам утра 12 июня 1999 года.
Примерно в 11 часов 00 минут в небе над аэродромом появился беспилотный самолёт-разведчик, затем с блокпоста на въезде в аэропорт «Слатина» командованию батальона поступило сообщение о прибытии первой колонны НАТОвских сил. Это были британские джипы. С другой стороны к аэродрому приближались английские танки.
Обе колонны остановились перед российскими блокпостами. В небе появились десантные вертолёты. Пилоты британских вертолётов предприняли несколько попыток приземлиться на аэродром, однако эти попытки были пресечены экипажами российских БТРов. Как только вертолёт заходил на посадку, к нему сразу же устремлялся БТР, препятствуя таким образом его манёвру. Потерпев неудачу, британские пилоты улетели.
Казалось бы, всё можно было изменить, остановить, развернуть в нашу сторону… Но Ельцин снова спасовал — он начал длительные переговоры с НАТО, которые закончились свёртыванием контингента и отправкой его назад, в Россию. Ни на один день, что велись переговоры, НАТО не прекратило бомбардировки Югославии.
Ах, если бы мы знали тогда, что подождать надо совсем недолго, что уже 31 декабря Ельцин подаст в отставку и у руля в России станет молодой и перспективный президент…
Между тем это видели не только мы — это видел и Запад. Нельзя было допустить, чтобы Слободан и Путин нашли общий язык — это могло повлечь ревизию итогов почти десятилетней войны, которую НАТО вело против сербов. Иными словами, запущенную процедуру разрушения Сербии надо было довести до логического завершения.