рная.
Подводя итог, хотелось бы отметить следующее. В истории с Мюнхенским сговором мы имеем наглядный пример того, как укоренившаяся в ряде стран «демократической Версальской Европы» идеология антисоветизма (антибольшевизма по терминологии того времени) оказалась для правящих элит важнее собственной безопасности и элементарного здравого смысла, — не говоря уже о своих обязательствах по международным договорам и столь любимом Западом международном праве. К чему это привело «миротворцев» из Парижа в 1940 г. и чуть не привело «миротворцев» из Лондона годом позже, хорошо известно.
Мюнхенский сговор также поставил окончательную точку в деятельности Лиги Наций — этого воплощения Версаля, — впитавшей в себя все худшие черты политики двойных стандартов западной дипломатии, как «червь» подточившей основы этой предшественницы ООН. Как тут не вспомнить еще одно крылатое высказывание Черчилля: «Миротворец — это тот, кто кормит крокодила, надеясь, что крокодил съест его последним»[318].
В завершение приведем цитату известного английского поэта — романтика Перси Шелли, вполне применимой для характеристики того, что произошло в Мюнхене в сентябре 1938 г. (равно, как и уровня морали в международных отношениях в целом и в прошлом, и в настоящем): «Самая губительная ошибка, которая когда — либо была сделана в мире — это отделение политической науки от нравственной»[319].
ПОЛЬША И СУДЕТСКИЙ КРИЗИС 1938 г. Дмитрий Буневич
Тешинский вопрос[320] и польско — чехословацкие отношения накануне Мюнхена
Созданная державами Антанты, одержавшими победу в Первой мировой войне, Версальская система международных отношений отличалась нестабильностью. Кроме фундаментальных военно — политических и экономических диспропорций, лежавших в основании версальского мироустройства, международный порядок в 1920–1930‑х гг. подрывали многочисленные «вопросы» — пограничные конфликты и противоречия держав, связанные с принадлежностью того или иного региона. В их основе в большинстве случаев лежали скверно решенные национальные проблемы. Наибольшее их число оказалось сосредоточено в Центральной и Восточной Европе — регионе, претерпевшем самые значительные изменения после поражения Центральных держав в войне и революционных потрясений, приведших к распаду Российской империи и Ав- стро-Венгрии[321].
Одним из таких «вопросов» был польско — чехословацкий спор, связанный с принадлежностью Тешинской области — небольшого региона в исторической Силезии со смешанным польско — чешско — силезско — немецким населением, принадлежавшего до конца Первой мировой войны Австро — Венгрии. Распад дунайской монархии Габсбургов в ноябре 1918 г. и провозглашение независимых Чехословацкого и Польского государств заставили тешинских чехов и поляков определяться с государственно — политической принадлежностью своего края, а оба молодых государства сразу же заявили о своих претензиях на этот регион[322].
Первая Чехословацкая Республика обосновывала свои притязания экономическими и стратегическими соображениями. Здесь пролегала железнодорожная ветка из Чехии в Словакию, а сама область, одна из самых индустриально развитых в бывшей Австро — Венгрии, была богата каменным углем, весьма важным стратегическим ресурсом. От него зависела мощная чехословацкая промышленность. Польская же сторона апеллировала к тому, что этнические поляки составляют относительное большинство региона и заметно превалируют в его отдельных районах. Разумеется, как всегда бывает в таких конфликтах, обе стороны прибегали и к «историческим» аргументам, доказывая «исконную» принадлежность Тешинской Силезии средневековым Польше или Богемии. Но, как зачастую происходит в периоды войн и революций, трудный и противоречивый вопрос решался не путем долгих переговоров, компромиссов и плебисцитов, а военной силой, шантажом и закулисными договоренностями.
Уже в январе 1919 г. Прага ввела в регион свои войска, быстро разгромившие польские вооруженные силы. Варшава не смогла найти на это достойного военного ответа, поскольку недавно созданная польская армия была занята на востоке: она боролась с Западно — Украинской Народной Республикой (ЗУНР) и готовилась к наступлению вглубь Украины с целью захвата Киева. Хотя вмешательство Антанты и прекратило конфликт, а обе конфликтующие стороны подписали соглашение в Париже, спустя год противостояние разгорелось вновь: воспользовавшись трудным положением Польши, чьи войска летом 1920 г. стремительно откатывались на запад под давлением Красной армии, чехословацкий президент Томаш Масарик пригрозил полякам, что вступит в союз с Москвой, если Тешинский вопрос будет решен не в пользу Чехословакии. Вероятно, именно страх войны на два фронта предопределил то, что Варшава уступила чехословацкому нажиму и по итогам арбитража Антанты на конференции в бельгийском курортном городке Спа Польша и Чехословакия 28 июля 1920 г. заключили в целом более выгодное Праге соглашение, в соответствии с которым западные районы Тешин- ской области переходили Чехословакии, а восточные — Польше. Прага, таким образом, получила 58 % спорного региона, где проживало почти 68 % его жителей. Кроме того, к Чехословакии отошел ряд районов за рекой Ольша с преобладающим польским населением, который в Польше стал известен под названием Заользье (Zaolzie)[323].
Хотя Польша и не была удовлетворена соглашением (тем более что вопреки первоначальным декларациям, Прага начала постепенную политику чехизации оказавшихся на ее территории поляков), в 1920‑х — начале 1930‑х гг. Тешинский вопрос активно не поднимался Варшавой, поскольку гаранты версальского мироустройства, очевидно, не были заинтересованы в разрастании конфликта в регионе. Все изменилось с приходом к власти в Германии нацистской партии, чей фюрер, став канцлером, все громче стал говорить о пересмотре «несправедливого» устройства Европы. Разумеется, Адольф Гитлер имел в виду Германию и немцев, но его стремление потрясти устои европейского миропорядка, казалось, открывали и перед другими странами возможность вновь предъявить свои старые счеты соседям.
Одной из таких стран — ревизионеров стала Польша, где после Майского переворота 1926 г., организованного антидемократически настроенными военными (т. н. группа полковников), установился правоконсервативный и националистический режим санации (sanacja) во главе с маршалом Юзефом Пилсудским, сыгравшим ключевую роль в возрождении польской государственности в ноябре 1918 г. К 1934 г. созрели все условия для начала сотрудничества авторитарной Польши и нацистской Германии, направленного против Чехословакии — единственной демократии, сохранившейся в Центральной и Восточной Европе к началу 1930‑х гг.
Формирование польско — германского согласия и договор 1934 г.
Последним серьезным внешнеполитическим актом, своеобразным «дипломатическим завещанием» маршала Юзефа Пилсудского, бесспорно, был польско — германский договор от 26 января 1934 г. (лидер «режима санации» скончался через год). Соглашение было подписано в Берлине министрами иностранных дел Польши и Германии Юзефом Липским и Константином фон Нейратом в форме небольшой совместной декларации, которую стоит привести полностью[324]:
«Польское правительство и Германское правительство считают, что наступил момент, чтобы путем непосредственного соглашения между государствами начать новую фазу в политических отношениях между Польшей и Германией. Поэтому они решили настоящей декларацией заложить основы будущей организации этих отношений.
Оба правительства исходят из того факта, что поддержание и обеспечение длительного мира между их странами является существенной предпосылкой для всеобщего мира в Европе. По этой причине они решили установить обоюдные отношения на принципах, изложенных в Парижском пакте от 27 августа 1928 года [Имеется в виду Пакт Бриа- на-Келлога, направленный на сохранение мира в Европе. — Д. Б.], и намерены, поскольку это касается отношений между Германией и Польшей, точнее установить применение этих принципов.
При этом каждое из двух правительств констатирует, что взятые им до сих пор на себя по отношению к другой стороне международные обязательства не препятствуют мирному развитию их обоюдных отношений, не противоречат настоящей декларации и не затрагиваются этой декларацией. Далее они констатируют, что эта декларация не распространяется на такие вопросы, которые по международному праву считаются внутренними делами одного из государств.
Оба правительства заявляют о своем намерении непосредственно договариваться о всех вопросах, касающихся их обоюдных отношений, какого бы рода они ни были. Если, например, между ними возникает спорный вопрос и если его разрешения нельзя достигнуть непосредственными переговорами, то они в каждом отдельном случае на основании обоюдного соглашения будут искать решения другими мирными средствами, не исключая возможности в случае необходимости применять методы, предусмотренные для такого случая в других соглашениях, действующих между ними. Ни при каких обстоятельствах они не будут прибегать к силе для разрешения спорных вопросов.
Гарантия мира, созданная этими принципами, облегчит обоим правительствам великую задачу разрешения политических, экономических и культурных проблем образом, основанным на справедливом учете обоюдных интересов.
Оба правительства убеждены, что таким образом отношения между странами будут плодотворно развиваться и приведут к созданию добрососедских отношений, что явится благоденствием не только для их стран, но и для всех остальных народов Европы.