– Филипп упоминал, что она откуда-то упала и сломала шею. Звучит просто ужасно, – Оливия содрогнулась.
– С капитанского мостика, – уточнила Эффи. – Это такой помост с двумя лестницами по краям и с фанерным штурвалом на самом верху. Мы с Имоджен в костюмах юнг пели про морячка Джима и с каждым куплетом забирались всё выше, каждая по своей лестнице, чтобы в финале станцевать моряцкую джигу там, наверху. Не так уж это и высоко, – повела она плечом, набивая себе цену. – Я бы и со сломанной рукой вмиг туда забралась. Там футов десять, не больше. Но, разумеется, нужно уметь держать равновесие и всё такое.
– А с этим у Люсиль, как я понимаю, были проблемы?
– Ещё какие! – Эффи презрительно фыркнула, ничуть не опасаясь показаться бессердечной. Её давно никто с таким вниманием не слушал, да и горячий чай со щедрой порцией бренди сделал своё дело. – Я вам так скажу: если бы не Бродяга, который замолвил за неё словечко, то даже мистер Адамсон мигом бы сообразил, что из Люсиль Бирнбаум такая же актриса, как из меня – архиепископ Кентерберийский, – Эффи вспомнила, с кем говорит, и слегка покраснела: – Ну, то есть я хотела сказать, что мистера Адамсона можно понять. У него просто не было выхода – театральный сезон в самом разгаре, газетчикам уже раздали контрамарки…
– А кто-нибудь видел, как бедняжка упала? Присутствовал кто-нибудь при этом?
– Бедняжка, ага, как же! – Эффи скривилась и снова презрительно фыркнула. – Скажете тоже! Нет, конечно, жаль, что с ней такое приключилось, – тут же поправилась она, заметив, что Оливию покоробила её выходка, – но если бы вы, мисс Адамсон, знали Люсиль Бирнбаум, то ни за что не назвали бы её бедняжкой. Не из таких она была. Делала что хотела, и никто ей был не указ. С самого первого дня, как появилась, тут же принялась наводить свои порядки. Выбрала лучшую гримёрную из оставшихся, без спросу начала рыться в реквизиторской. Вытащила оттуда старющие пыльные гобелены, повесила сначала их у себя, а потом уговорила Лансело… то есть мистера Адамсона, – Эффи вновь легонько покраснела, и голос её взметнулся на пол-октавы, – развесить их у каждого в гримёрке. Вечно со всеми спорила, всех задирала…
…Эффи ещё долго перечисляла прегрешения покойной, но Оливия, повинуясь наитию, перебила её вопросом.
– А кто был изображён на вашем гобелене, мисс Крамбл?
Эффи скорчила презрительную гримаску:
– Кошмарное какое-то существо – полуженщина-полузмея. Ума не приложу, как кому-то в голову взбрело такое. Он у меня повисел два дня, а потом я его обратно отнесла, не желаю я каждый день смотреть на этакую…
– …Ехидна, – задумчиво пробормотала Оливия, более не вслушиваясь в слова Эффи, которую не так-то просто было заставить замолчать.
– …А она как увидела, что я избавилась от него, так и принялась улыбаться своей мерзкой…
– …Мисс Крамбл, а почему вы сказали, что Имоджен тут совершенно ни при чём, и её никто не винит? – запоздалая реакция Оливии объяснялась усталостью из-за раннего подъёма и непривычных акробатических этюдов.
– Потому что в тот жуткий день – ну, когда всё случилось, – именно она заставила Люсиль пойти в театр после вечернего представления и репетировать танец на помосте. Но, уверяю вас, мисс Адамсон, Имоджен ни в чём не виновата! Люсиль допускала столько промахов на сцене, что просто удивительно, как публика её ни разу не освистала. И ей даже не было стыдно, представляете?! – Эффи вытаращила карие глаза и всплеснула одной рукой, отчего тёплая шаль тут же скользнула ей за спину. – Да на её месте я бы репетировала с утра до ночи и с ночи до утра, а она лишь посмеивалась. А когда мистера Адамсона не было рядом, то и вовсе говорила, что зрители – сборище лентяев и недоумков, можете себе представить?!
Беседа вновь свелась к тому, какой ужасной актрисой была покойная Люсиль Бирнбаум, и Оливия попыталась это предотвратить.
– Вы, мисс Крамбл, должно быть, ужасно расстроились, когда всё произошло. Всё-таки несчастный случай, полиция… Это так действует на нервы, – сказала она участливым тоном.
– Ох, мисс Адамсон, и не говорите! – Эффи закатила глаза и прижала ладошку с наманикюренными пальчиками к груди. – Мы все до сих пор в себя никак не придём. Да, да! – Эффи покивала для большей убедительности и снова прижала ладонь к груди, и этот однообразный дежурный жест напрочь лишил её слова искренности. – Да мы-то что, мисс Адамсон! Вот ваш брат… Мистер Адамсон просто на себя был не похож, когда ему про Люсиль сообщили. Это ведь такие убытки для труппы! Мы уже неделю работаем по сокращённой программе, и недалёк тот час, когда кто-нибудь из публики сообразит, что за свои кровные получает только половину обещанного пирога. И Эдди, само собой, тоже загоревал.
– Эдди?
– Это который выступает с Джонни, – пояснила Эффи, ёрзая на кровати и пытаясь одной рукой накинуть шаль на оба плеча. – У них парные номера – чечётка, танцы, несколько скетчей.
– А почему Эдди горевал по Люсиль?
– Окрутила она его, – Эффи со старушечьим ханжеством поджала губы. – Голову ему морочила, а он, простая душа, ничего и знать не хотел. Ходил всё за ней, ходил, как дурачок какой-то, честное слово. Весь светился, когда она с ним заговаривала, – Эффи зажмурилась, а потом резко распахнула глаза, придав лицу восторженное и придурковатое выражение. – Бегал за ней как собачонка.
– А полицейские кого-нибудь допрашивали?
– Нет, что вы, мисс Адамсон! – подобное предположение, казалось, до глубины души возмутило Эффи Крамбл. – Мы все приличные люди, а не какая-нибудь шайка бандитов, чтобы нас допрашивать. Скажете тоже, допрашивать!
– Я подумала, что необъяснимая смерть одной из артисток…
– Как же необъяснимая-то, мисс Адамсон? – Эффи раздосадовало, что гостья, поначалу показавшаяся ей приятной собеседницей, оказалась такой непонятливой и вместе с тем дотошной. – Говорю же, Люсиль Бирнбаум случайно сорвалась с помоста, и ничьей вины в том нет. Ей следовало быть поосторожнее, только и всего. Вы, что же, полагаете, что кто-то из наших мог…
– Нет-нет, мисс Крамбл, вы неверно меня поняли. Я ничего такого не имела в виду, – Оливия, понимая, что чересчур далеко зашла, пошла на попятную, но было поздно.
Высоко приподнятые тоненькие брови Эффи Крамбл сошлись в одну линию, взгляд стал колючим и неодобрительным:
– Я вам так скажу, мисс Адамсон: мы все тут как одна семья. Грешно даже думать, что кто-то из наших мог… Нет, у меня язык не повернётся такое сказать! – и Эффи возмущённо вскинула голову. – Конечно, ангелы все на небесах, и всякое порой бывает. Мамаша Бенни, к примеру, при всей своей душевности скряга, каких поискать. Куда там до неё нашей хозяйке! Хоть бы разок внесла свою долю в общие посиделки. А недавно, когда у меня вышел весь воск для обуви – а на улицах была жуткая слякоть! – и мне понадобилось промаслить ботинки, чтобы не промокали, она сказала, что у неё ничего нет, а я сама! сама видела, как она принесла из аптеки целую бутыль касторового масла. Представьте себе, пожалела унцию касторки! – Эффи ехидно рассмеялась. – Или взять Лавинию. У неё есть небольшое наследство, которое она тратит в основном на наряды и на то, чтобы одалживать деньги своему ненаглядному Арчи, но с другими она вовсе не так щедра. Попробуйте-ка попросить у неё пару фунтов в долг, так она даст ровно половину, не больше!
Беседа вновь повернула не в ту сторону. Оливия, мечтавшая об отдыхе, сделала попытку завершить её и ускользнуть к себе:
– Подумать только, как всё непрочно в этом мире, – философски вздохнула она, отодвигая пустую чашку. – Никто из нас не ведает, какая случайность вдруг станет роковой.
От этих слов Эффи Крамбл нешуточно оживилась.
– Вот и Мамаша Бенни так говорит! Прямо слово в слово! – восхитилась она. – Хотя я, мисс Адамсон, в тот день с самого утра знала, что грядёт что-то недоброе, – Эффи покивала с важным видом. – В то утро всё пошло наперекосяк. К завтраку подали подгоревшие тосты – я потом два дня изжогой мучилась! Дневное представление сорвалось, Люсиль весь день закатывала скандал за скандалом, а потом и вовсе отказалась выходить на сцену во время вечернего представления. Уж как её ни стыдили, как ни уговаривали! Ещё совести хватило заявить: «Вы все мне тут враги!» Какова наглость, а? Наплевала на уговоры и вернулась в пансион. Элис, горничная, рассказывала, что она весь вечер дверями хлопала и жаловалась миссис Сиверли, как дурно с ней обходятся. Да если бы не отчаянная ситуация, то мистер Адамсон сразу бы её рассчитал! – Эффи решительно хлопнула раскрытой ладонью по колену и повторила: – Сразу бы и безо всяких разговоров!
– А что мистер Адамсон сделал вместо этого?
– Уговаривал её битый час, вот что! – Эффи не скрывала своего недовольства слабохарактерностью антрепренёра. – А она сидит, глазами сверкает, как кошка из-под кресла, и молчит. Ну, он и отступился. Сказал только, что жалованья за отработанную неделю она не получит, и что ещё одна такая выходка, и…
За дверью, в коридоре, послышался отчётливый шорох, и обе девушки непроизвольно вздрогнули. Эффи умолкла и поправила сползшую с плеча шерстяную шаль.
– Элис, это ты? – Эффи позвала горничную, но никто не откликнулся. – Наверное, миссис Сиверли, хозяйка, – прошептала она, застёгивая сумочку, из которой выглядывала фляжка, и убирая её под кровать. – На редкость любопытная женщина. Всё время подслушивает, вынюхивает… А когда все в театре, то и в вещах роется. Прямо не знаешь, куда от неё деться. И этот её вечный траур… Не хочу показаться бесчувственной, – сообщила Эффи, – но сына она потеряла давным-давно, а до сих пор ходит вся в чёрном, как ворона. И только и слышно: «Мой Уилбур то, мой Уилбур это». Ни к чему всё время поминать мертвецов, это живым не на пользу, ну правда же? Вы со мной согласны?
Дверь открылась без стука, и на пороге появилась запыхавшаяся Имоджен Прайс.
– Как хорошо, девочки, что вы уже подружились. Надеюсь, мисс Адамсон, Эффи не очень утомила вас своей болтовнёй? – светски поинтересовалась она, принюхавшись и мельком осмотрев поднос с пустыми чашками и молочником.