Зимний неяркий свет попадал сюда из полукруглого окна, устроенного почти что под самым потолком. Одна из стеклянных створок была распахнута, и через неё в бутафорскую, прямо на раскрытый сундук, полный золотых монет и драгоценных камней, падали снежные хлопья, медленно кружась вместе с пылинками в едином танце, отчего казалось, что забытые вещи играют в пьесе, написанной специально для них.
Оливия поёжилась. Здесь всегда было прохладнее, чем в остальных помещениях театра «Эксельсиор». Она опустилась на фальшивый шератоновский диванчик и поднесла трубку к уху, но услышала лишь гудки. Инспектор не дождался её.
Пришлось самой вызывать номер, выученный наизусть. Трубку снял сержант Гатри, и долго и очень многословно объяснял, что инспектор вышел из кабинета и вернётся не ранее, чем через несколько часов. Вдруг он резко умолк, после чего Оливия услышала спокойный голос Тревишема:
– Добрый день, мисс Адамсон. К сожалению, у меня не больше пяти минут. Через четверть часа я должен быть в Департаменте уголовных расследований. Появились какие-нибудь новости?
– Нет, сэр, пока никаких. Но я стараюсь! – Оливия с неудовольствием поморщилась, заметив в своём голосе оправдывающиеся нотки. – Я действую крайне осторожно, чтобы не спугнуть сообщника, как вы мне и приказывали, сэр.
– Рекомендовал, мисс Адамсон, рекомендовал, – поправил её инспектор. – Отдавать вам приказы не входит в мои полномочия. За ваши действия отвечаете только вы, и никто другой. Такова стандартная процедура взаимодействия с осведомителями, не состоящими в штате.
– Понимаю, сэр.
– Значит, следов местонахождения мисс Маргарет вы не обнаружили? – инспектор употребил шифр, под которым пропавшая жемчужина фигурировала в неофициальных документах во избежание утечки информации.
– Пока нет, сэр. Но я продвигаюсь в этом направлении. Могу я узнать, сэр, появились ли данные о Люсиль Бирнбаум?
– Кое-что есть, мисс Адамсон. Личность погибшей установлена благодаря сведениям, что сообщила горничная из пансиона. Кстати, её собственные проблемы с трудоустройством легко объясняются вздорным характером предыдущей нанимательницы. Бывшая хозяйка обвинила горничную в краже драгоценной безделушки и указала этот порочащий факт в её рекомендациях. Само собой, найти новое место с такой записью было проблематично.
– Значит, сэр, безделушка впоследствии нашлась? – уточнила Оливия. – И это уже после того, как горничную уволили?
– Что? – нетерпеливо переспросил инспектор. – Да-да, так бывает, и довольно часто. Попробуйте сосредоточиться, мисс Адамсон, – попросил он с досадой. – Так вот, спасибо нашим ребятам из аналитического отдела. Они просмотрели множество киноплёнок, чтобы найти искомую цветочницу. Грим мошеннице не помог, внешность у неё приметная. Сейчас абсолютно точно известно, что под именем Люсиль Бирнбаум в театр «Эксельсиор» проникла авантюристка Эмма де Марни, на счету которой множество краж. В основном картины и украшения, имеющие художественную ценность. Что примечательно, ни один из предметов искусства до сих пор не обнаружен. Скорее всего, украденное находится в частных коллекциях и похищалось по заказу нечистых на руку коллекционеров. Держу пари, что с пропавшей мисс Маргарет та же история, и кто-то сейчас крайне недоволен тем, что не получил желаемого.
Послышался шорох, звук воспламенившейся спички и долгий выдох после короткой паузы.
– Значит, Эмма де Марни… – задумчиво повторила Оливия. – Но если она была такой удачливой воровкой, то откуда же полиции известны её приметы?
– В любом деле нужен опыт, мисс Адамсон, – голос Тревишема звучал глуховато, будто он прижимал телефонную трубку к уху плечом. – На заре своей карьеры Эмма де Марни дважды попадалась в руки полиции. Один раз она вывернулась в последний момент и то только потому, что её сообщник взял всю вину на себя. Доказать её причастность к краже не вышло. Во второй раз дело дошло до суда, но её вновь выручил сообщник, видимо, влюблённый в неё по уши. Перед присяжными был разыгран спектакль почище, чем показывают в Королевском театре, и они оправдали её большинством голосов, а его признали виновным.
– И с тех пор она не попадалась?
– Ни разу, – подтвердил Тревишем. – Сменила имя, внешность и пропала из виду на долгие годы. Пока её не убили в театре «Эксельсиор». Вероятно, на этот раз сообщник решил её переиграть, а она из-за безнаказанности потеряла осторожность.
– А что, если это кто-то из них, сэр? – внезапная догадка заставила Оливию резко выпрямиться. – Что, если это кто-то из её бывших подельников?
– Невозможно. Один из них всё ещё отбывает наказание, а второго выпустили в прошлом году, но он серьёзно болен и не покидает лечебницу.
– Не понимаю, зачем она снялась в кинофильме? – продолжала размышлять Оливия. – Разве ей не следовало сохранять анонимность?
– Тщеславие, мисс Адамсон, – предположил Тревишем. – Большая часть женщин тщеславна, как папа римский. Ну, или же тут другое. Есть сведения, что половину ленты снимали в особняке богатого американского фабриканта. Главную роль играла его супруга, в коллекции которой находится один из редчайших по величине розовых изумрудов. Возможно, Эмма де Марни пошла на риск не просто так, а с целью попасть внутрь дома и как следует изучить обстановку. Хорошо, Гатри, я уже выхожу, – сказал инспектор в сторону.
– А как же Лавиния Бекхайм, сэр? – заторопилась Оливия. – Известно ли…
– Да, мисс Адамсон, я получил ответ на запрос. В двух словах: уволена за профессиональную непригодность. Под этой официальной формулировкой скрывается довольно неприглядная история. Мисс Бекхайм на глазах у публики столкнула коллегу в оркестровую яму. В тот вечер они обе пели ведущие партии в «Норме» Беллини. Пострадавшая певица получила несколько серьёзных переломов, но осталась жива, а мисс Бекхайм в результате нервного срыва потеряла голос и чудом избежала тюремного заключения. Я сказал, что уже иду, сержант, – в тоне Тревишема послышалась досада. – Да, кстати, мисс Адамсон, есть ещё кое-что, о чём вам необходимо знать. В труппе, в которой несколько лет назад выступала мисс Прайс, тоже произошёл несчастный случай. Вы знали об этом?
– Нет, сэр, мне ничего об этом неизвестно, – при всей неприязни к Имоджен у Оливии сжалось сердце.
– Там одна из артисток тоже упала с декораций. Правда, не насмерть, всего лишь повредила лодыжку, но её танцевальная карьера, как я понял, на этом была окончена. Всё, мисс Адамсон, больше у меня нет ни секунды, – сердито сказал Тревишем, но тут же добавил: – Будьте там поосторожнее. Мне вовсе не хочется объясняться с вашим знаменитым отцом, если с вами что-нибудь случится, слышите?
В машине, по дороге в Департамент, Тревишем разрывался между двумя желаниями – отыскать украденное, чтобы получить долгожданное повышение и никогда больше не видеть краснорожего неряху Гатри, и уволить из осведомителей мисс Адамсон, дабы не подвергать опасности дочь лучшего, по его мнению, пианиста современности. Однако другие зацепки отсутствовали, и наблюдения весьма энергичной, как успел заметить инспектор, мисс Адамсон, могли стать ключевыми в деле о пропавшей жемчужине. И к тому же никак нельзя было допустить разрыва дипломатических отношений между двумя державами. Времена, как предчувствовал инспектор Тревишем, предстояли непростые.
Пока инспектора Тревишема терзала растревоженная совесть, Оливия, словно терпеливая кошка у мышиной норы, караулила Эдди Пирса.
Она сидела на винтовой лестнице чёрного хода, находившейся между вторым и третьим этажами, и чутко прислушивалась к тому, не хлопнет ли дверь гримёрки и не послышатся ли энергичные шаги танцора и дробный перестук тросточки, без которой щеголеватый Эдди никуда не выходил.
«И воды набери, милочка! Побольше, чтобы всем хватило!» – со второго этажа, где были расположены гримёрные актрис, до Оливии донёсся напевный рокот Мамаши Бенни, а после звонкий голосок Эффи, прожурчавший нечто неразборчивое.
Долго ей ждать не пришлось. Эдди, как она уже успела заметить, старался придерживаться одного и того же распорядка дня.
Вообще, для артиста странствующей труппы он был на редкость бережлив, аккуратен и обстоятелен. Никогда не сдавал рубашки и прочую одежду в стирку, за всеми вещами ухаживал собственноручно (не всем везёт так, как Арчи, а платить прачкам – это ведь и разориться недолго). Что в комнате пансиона, что в гримёрной, всюду поддерживал образцовый порядок и терпеть не мог неряшливости. Даже к еде у него было совершенно особое отношение – Эдди где-то вычитал, что для сохранения тонуса мышц и здорового цвета лица необходимо питаться строго три раза в день и непременно горячей пищей.
Как и всегда, путь его лежал в чайную Биллингса, где цены отличались приятной умеренностью, а омлет готовили из свежих куриных яиц, а не из яичного порошка. По дороге молодой человек столкнулся с мисс Адамсон, зазевавшейся у перехода через оживлённую улицу.
– Прошу прощения, – с досадой извинился он, с неудовольствием осматривая ущерб, причинённый его безупречно чистым брюкам грязной лужей, в которую он угодил по милости неловкой мисс Адамсон.
– Что вы! Это я виновата, – беспечно отмахнулась она, но, опустив глаза, увидела состояние его брюк и сразу же непритворно опечалилась: – О, мистер Пирс, мне так жаль. Это как-то само собой вышло. Я с самого утра немного расстроена, и оттого такая невнимательная. Придумала! – воскликнула она радостно. – Я как раз собиралась выпить чашку чая и что-нибудь перекусить. Умоляю, составьте мне компанию, чтобы я могла загладить свою вину! Ну же, мистер Пирс! Я приглашаю вас. Тут рядом есть приятное местечко, чайная Биллингса, и там подают превосходные эклеры со сливочным кремом и шоколадной глазурью.
В чайную они вошли вместе и заняли последний свободный столик у окна. Как раз повалил крупный снег. Хлопья медленно кружились за стеклом, пленяя невесомостью и белизной перед тем, как превратиться в угольно-чёрную кашу, ненавидимую всеми лондонцами.