У неё получилось удержать внимание присутствующих, даже инспектор смотрел на неё сейчас без своей обычной снисходительной усмешки. Сержант Гатри так вообще заслушался – неловко переступил с ноги на ногу и опрокинул чашку с чаем, стоявшую на низком столике. Жидкость тут же растеклась по полированной поверхности, и на абажуре появились тёмные брызги.
– Не стоит! Предоставьте это сержанту, – приказал Тревишем, когда Элис попыталась покинуть гостиную, чтобы навести порядок.
Смутившаяся горничная вернулась на своё место. Гатри пробормотал извинения и на удивление ловко пробрался между столиками со статуэтками и вазочками, чудом ничего не разбив. Зато через минуту из кухни донёсся недвусмысленный звон, и хозяйка пансиона страдальчески прикрыла глаза.
– Так вот, когда я прибыла на Гроув-Лейн… – Оливия сделала попытку продолжить, но вдруг свет в гостиной замигал, затем полностью погас. Раздались вскрики, кто-то из актрис воззвал к Всевышнему.
Через мгновение свет вновь зажёгся. Не горела только маленькая лампа на пристенном столике. Инспектор, осмотрев её, вполголоса чертыхнулся:
– Провода могли намокнуть, – обратился он к остальным. – Гатри – просто болван, каких свет не видывал. И, как назло, фонарика у меня с собой нет. Ну, будем надеяться на лучшее.
Когда все успокоились, Оливия вновь незаметно сверилась с часами и заговорила торопливо, будто боялась, что её могут перебить:
– Так вот, меня сразу насторожило, что почти у всех в труппе был повод желать Люсиль Бирнбаум смерти. При таких обстоятельствах трагические случайности вызывают определённые подозрения. Особенно Люсиль не поладила с женской частью труппы, что, в общем-то, никто и не скрывал. Никто, кроме мисс Прайс, хотя пакости Люсиль усердно делали все. Я права, мисс Крамбл?
Эффи сориентировалась быстрее, чем можно было ожидать:
– Что это вы имеете в виду, мисс Адамсон? – запальчиво поинтересовалась она, нахмурившись. – По-вашему, это я столкнула Люсиль и проткнула ножом Лавинию? И не совестно вам напраслину возводить, а?
– Но ведь это вы, мисс Крамбл, были одержимы желанием отомстить Люсиль за то, что она лишила вас роли в театре Флоссома. Вы так хотели ей насолить, что загубили цветок, стоявший у неё в гримёрке.
Эффи быстро взглянула на Мамашу Бенни и во взгляде её читалась укоризна.
– Лучше сознайся, дорогая! – Имоджен вдруг рассмеялась, однако веселья в её смехе не чувствовалось. – Мисс Адамсон у нас такая любопытная, что ей просто невмоготу, если она не докопается до правды. Я вот честно признаюсь, не дожидаясь разоблачения, что та шутка с платьем – моя затея. Я решила, что подобный конфуз лишь развлечёт публику и нисколько не повлияет на сборы, а вот для Люсиль эта история обернётся позором и заставит уйти из театра. Да только всё впустую! – Имоджен старалась не встречаться взглядом с Филиппом, который смотрел на неё с мрачным недоверием. – Эту чертовку было ничем не пронять.
– Не верьте ей, – поднялся со своего места Гумберт Пропп, умоляюще сложив ладони. – Мисс Прайс переволновалась и сама не понимает, что говорит. Платье Люсиль испортил я, только я один. Мисс Прайс понятия не имела, что я собираюсь делать, и не несёт никакой ответственности за мои действия. Я готов подтвердить свои слова под присягой, если возникнет такая необходимость, сэр, – и он поклонился в сторону инспектора.
– Мистер Пропп, да сядьте вы, ради бога! – Эффи с досадой дёрнула его за фалду пиджака, заставив опуститься на место. – Да, да! Это я выдернула её мерзкий цветок из горшка! Ну, довольны, мисс Адамсон?
Оливия особого довольства не выказала.
– А вы, мисс Кингсли? – Мардж вздрогнула. – Дохлая мышь на подушке, – напомнила она.
– Мышь – это кто-то другой, – без тени сомнения заявила Эффи, защищая подругу. – Вот честно, мисс Адамсон, с мышью это точно не к Марджи. Она их до смерти боится.
Вновь замигал свет, но на это уже никто не обратил внимания. Атмосфера в гостиной пансиона на Камберуэлл-Гроув ощутимо сгустилась.
– Да будет вам, мисс Адамсон. Далась вам эта мышь, – нетерпеливо поморщился Тревишем. – Вы обещали сами знаете что, а вместо этого возитесь с какой-то дохлой мышью.
Оливия поняла, что злоупотребила терпением инспектора, и послушно приступила к следующей части своего плана.
– Прошу прощения, сэр. Я и правда несколько увлеклась, но всё же задам последний вопрос. Мисс Кингсли, скажите, вам нравилась мисс Бирнбаум? У вас были к ней счёты, она лишила вас расположения мистера Пирса и не упускала случая помучить, но она вам нравилась, ведь так?
– Д-да, наверное, – Мардж пожала плечами. – Она была так красива…
Оливия кивнула.
– Мистер Пирс с вами согласен. И не только он.
Видя непонимание на лицах присутствующих, Оливия пояснила:
– Я не случайно заостряю ваше внимание на особенностях характера мисс Бирнбаум, поверьте. Я хочу рассказать вам историю её жизни, и тогда, быть может, мы поймём, почему её ждал такой трагический итог. Дело в том, что женщина, которую все знали как Люсиль Бирнбаум, многие годы была известна под другим именем. Эмма де Марни – так она представлялась, намекая на своё якобы аристократическое происхождение. Она была прирождённой авантюристкой и притворщицей – не актрисой, нет! – именно что притворщицей. Могла изобразить кого угодно, но чаще всего невинную жертву обстоятельств и людской жестокости. На этот крючок попадались даже очень умные мужчины, и винить их в этом сложно. Повторюсь, Люсиль, или Эмма, была прирождённой авантюристкой и лгуньей. Кстати, любопытный факт – до того, как назваться Эммой де Марни, она носила фамилию Смит.
Эта новость произвела на присутствующих невероятный эффект, и лишь Рафаил спокойно сидел на своём месте у камина, поглаживая бороду и глядя на Оливию с любопытством и некоторой гордостью. Интуиция подсказывала ему, что его ученица не просто так затеяла номер с сюрпризами.
– Мистер Смит, Эмма – это её настоящее имя? – спросила Оливия.
– О нет! – запрокинув голову, иллюзионист рассмеялся. – Но оно всегда ей очень нравилось. Когда мы были женаты, её звали по-другому, и я бы не хотел озвучивать её настоящее имя, если позволите. Пусть у меня останется хотя бы оно.
– Ну и ну! Вот это новости, – с придыханием произнесла Эффи и закинула в рот марципановый шарик.
Свет на первом этаже погас и тут же вновь зажёгся.
– Зачем ей это было нужно, спросите вы? – от волнения, что развязка близка, Оливия, сама того не осознавая, вдруг резко перешла к манере, излюбленной юристами по мелким административным делам и пожилыми школьными директрисами. – Затем, что Эмма-Люсиль была мошенницей и специализировалась на краже предметов искусства и драгоценностей. Чаще всего она действовала в интересах коллекционеров, и в её послужном списке было множество удачных похищений. Она виртуозно втиралась в доверие и использовала своё обаяние, не гнушаясь ничем для достижения собственных целей. Не думаю, что в этой деятельности её привлекала лишь жажда наживы. Скорее, Люсиль наслаждалась опасностью и собственным хитроумием. Раз за разом она выходила сухой из воды и дурачила мужчин, не исключая порой и заказчиков. И вот, однажды ей на пути попался человек, одурачить которого оказалось не так уж просто. В этот момент у неё в руках находился редчайший экспонат, украденный из запасников китайской выставки – жемчужина огромной культурной ценности. Мы можем лишь предполагать, какие отношения связывали мошенницу с заказчиком, но одно неоспоримо – Люсиль всерьёз его боялась. Впервые за долгое время ей пришлось искать убежище, где она могла бы затаиться на время и продумать ход дальнейших действий. И вот Люсиль вспоминает о муже, который все эти годы пребывает в уверенности, что его юная прелестная супруга погибла во время эпидемии испанского гриппа. В отличие от неё он не скрывался под вымышленным именем, и находит она его с лёгкостью. Без тени раскаяния она просит его устроить её в театр, и мистер Смит не находит в себе сил отказать ей.
– Это правда, Рафаил? – резко спросил Филипп. – Вы использовали своё особое положение в труппе, чтобы… Надеюсь, она шантажировала вас?
Рафаил Смит отрицательно покачал головой и горестно вздохнул.
– Я просто не смог ей отказать, – признался он. – Это было выше моих сил. Она так рыдала. Говорила, что я её последний шанс на спасение. Что если я отрину её, то её ждёт неминуемая гибель от рук немецкого агента, преследующего её со времён войны. Призналась, что сотрудничала с британской разведкой и инсценировала собственную смерть по их настоянию. Я и верил ей и не верил – но оттолкнуть я её не смог.
– Подумать только… – обессиленно произнесла Имоджен. – А ведь всё могло сложиться по-другому, если бы вы тогда сказали ей «нет».
Она спрятала лицо в ладонях, и её плечи задрожали, затряслись от беззвучного плача.
– Так я не понял, – Тревишем нетерпеливо вскочил из кресла и угрожающе придвинулся к иллюзионисту. – Вы знали о том, что Люсиль скрывает у себя украденный экспонат или нет?
– Нет, инспектор, я понятия об этом не имел. И я не убивал ни её, ни Лавинию Бекхайм, – твёрдо ответил Рафаил.
– Тогда к чему это всё? – Тревишем в сердцах выплеснул остывший чай в камин, и угли, зашипев, погасли. С досадой он обернулся к Оливии: – Мисс Адамсон, вы обещали мне раскрыть местонахождение пропавшей драгоценности. Если бы не ваш шантаж, я бы ни за что не согласился на этот дешёвый балаган! Где, чёрт возьми, жемчужина? У Смита? Отвечайте, или я арестую всех присутствующих и вас в первую очередь!
Свет вновь погас, теперь уже насовсем. Зато зажглась лампа на низком пристенном столике, превратив гостиную пансиона на Камберуэлл-Гроув в подобие сцены – изломанные тени взмыли к потолку, угрожающе затаились в углах комнаты. Где-то рядом послышался тихий скрип, и ледяной сквозняк вкрадчиво тронул занавески на окнах.
– Уверяю, инспектор, мистер Смит не убивал ни Люсиль, ни Лавинию. И он понятия не имеет, где находится похищенная жемчужина. Вы можете верить ему, – сказала Оливия.